Солнце давно ушло за горизонт, но свет остался — не тусклый, скорее приглушенный, холодный, пронизывающий дымку собирающегося тумана и разрезающийся всплесками розового в темнеющем синем небе. Ветер, то набегавший, то исчезавший порывами, проходил сквозь щели в стенах, задевая необработанные края, издавая тонкий свист, в котором, казалось, можно было различить слова.

Иногда это даже было правдой.

Джопари глубоко вдохнул, позволив запаху полыни с воздухом проникнуть в лёгкие, оставив на языке терпкий привкус. Ветер покачивал вершины деревьев и колосья высокой травы, он слышал, как идёт рябь по Енисею и думал о том, что сегодняшняя ночь будет холоднее предыдущей. Вышивка на куртке отдавала мнимым теплом, короткая пластина ногтя со въевшейся под неё грязью царапнула пуговицу на животе.

Тепло исчезало и из глины бутыли в руках — чай, если можно назвать так ту мешанину из трав и иголок, что он заваривал, остывал, и терпкий привкус цеплялся за язык сильнее. Он прикусил щёку, а потом вернулся в дом.

Целая симфония звуков — скрип половиц, писк разбежавшихся из-под пола мышей, чирк спички, щелчок примуса, лязг котелка — поднялась и тут же утихла, оставив его с начинавшим сосать под ложечкой чувством, в голове отдавшимся шелестом крыльев его души. Он усмехнулся. Птица возвращалась назад.

Аромат вяленого мяса защекотал нос. Еда была пресной — эвенки солью не злоупотребляли, а до ближайшего городка было слишком далеко и нежеланно. Какое-то непонятное чувство, ощущавшееся крохотным, но отчего-то весомым камнем, заставляло его оставаться здесь, не покидая границ леса и реки. Ждать. Ждать.

Ждать.

Зашелестели крылья, он вздёрнул голову. Саян Кётёр стрелой прошла через окно, тут же едва не врезаясь в разделявшую «комнаты» балку, но в последний момент всё же находя возможность остановиться, когтями оцарапав деревянную поверхность. Он усмехнулся, она бросила в него испепеляющий взгляд.

 — Ещё меньше дня пути.

Он повёл бровью. Ему казалось, что птица привирает, потому как было в её отряхивании перьев что-то смущённое будто. Но потом она вытянула шею, сталкиваясь с ним взглядами, и в ярко-желтых глазах было что-то непоколебимо прямое.

 — Ты видела их? — вопрос глупый, очевидный, но птица поняла, о чём он. — Кролик?

 — Заяц, — поправила она, сложив крылья и выпрямившись. Почему-то он подумал, что она пытается выглядеть незаинтересованной. — Арктический.

Он хлопнул ресницами, а потом кивнул, возвращаясь к ужину. Уточнение выдавало птицу с головой и ему не хотелось думать, что это значит для них обоих.

У него есть миссия. Это просто проводник.

 — И какой он? — подняв голову, спросил Джопари. Ложка замерла меж его пальцев.

 — Она, — поправила Саян, и уточнение это показалось ему забавным, так что он даже хмыкнул. Кто о чём. — Ты не такой особенный.

Что-то в голосе птицы выдало её задетость. Он хмыкнул, запуская в рот очередную ложку каши. Потом покачал головой и отодвинул плошку, скрестив руки на груди. Что-то больно уперлось в район селезёнки, он нахмурился.

 — А она… шебутная. Но беспокойная. А он выглядит неважно.

 — Да ну? — фыркнул Джопари. Чуть откинувшись, он расстегнул пуговицу, а затем пальцами нащупал внутренний карман, довольно быстро вспоминая, что там лежит.

 — Кажется, им сильно досталось.

Джон молча кивнул, сосредоточив взгляд на оказавшимся в ладони артефакте. Серебро блеснуло в тусклом свете настольной лампы, мгновенно приковывая к себе взгляд.Чутье шептало ему, что в кольцо вложено много чувства — силы, делавшей его почти живым, обретшим собственный характер. Он чувствовал хранившееся в бирюзе тепло чужих пальцев, столь реальное, что мог не закрывая глаз увидеть лицо их обладателя, разглядеть блеск слёз в тёмной радужке глаз и залегшую меж бровей морщинку.

 — Даже не думай, — пискнула Саян Кётёр, и он поднял взгляд. Странно было видеть птицу хмурящейся, но именно такой она была. — Ты и так с него взгляда не сводишь, и даже не смей возражать, но он устал. Хватит докучать. Это жутко.

Он фыркнул, мягко усмехнувшись. Повёл рукой, пальцами зарываясь птице в оперение.

 — Мы увидим их завтра, не так ли? — спросил он, и вопрос звучал почти риторически. Птица перебралась ему на колени, головой подставляясь под гладящую руку.

 — Мы увидим их завтра, — довольно прощебетала она, и он кивнул, ощутив контрастирующее с этим наслаждением натяжение в груди. Он не мог отвести взгляда от кольца.

Завтра.

***

Кабина шара едва заметно покачивалась, прорезая ночной воздух. Упирающаяся в шею балка ощущалась холоднее, чем час назад, и ему действительно стоило задуматься о сне, потому что это был очень насыщенный день, но сознание отдало предпочтение перевариванию полученных впечатлений, решительно игнорируя биологические потребности.

На шаре двоим взрослым мужчинам было почти тесно, и взгляд его скользил с усыпанного звёздами неба к взлохмаченной макушке, выглядывающей из поворота. Ли Скорсби спал на дне кабины прямо в одежде, плотнее запахнув плащ, и было что-то совершенно неестественное в его будто поломанной фигуре, напряжение в которой пружиной отдавалось у него в груди.

Они встретились. Неужели.

Глупо было отрицать, что он смотрит. Слова болотной ведьмы в голове всплывали так же легко, как последовавший им крик, и да, вероятно, она тогда была права. Как был прав и Баай — нельзя быть столь грубым и категоричным. Стоило дождаться встречи, хотя бы дать ей шанс случиться.

Какая изысканная издёвка, тонкая, словно леска, крючком цепляющая изнутри нити. Ли Скорсби искал не его — он не ответил на зов, предпочтя девчонку, Лиру. Дочку Азриэла.

Неужели вся эта история должна свестись к этому самодовольному засранцу?

Джопари чуть тряхнул головой, усмехаясь самому себе и чувствуя, что где-то в небе Саян Кётёр закатила глаза. Взгляд вернулся к растрёпанному затылку. Есть в Ли Скорсби что-то особенное. Он только понять не может пока, что конкретно. Искренность, должно быть. Преданность?

Это неважно. Они связаны не столько узами, сколько обещанием. Ли искал не его, он искал Станислауса Груммана — загадочного доктора, шамана, который должен был защитить его девочку. Не его.

Но, возможно, было что-то в том переполненном надеждой и страхом взгляде, с дрожью в пальцах, которую Ли почти удалось спрятать, когда он, сжав кулак, посмотрел прямо на него.

— Я ведь всё правильно понял? — спросил он неожиданно спокойно, тихо почти. Сидевшая позади Эстер была напряжена, а уши её стояли как замёрзшее на ветру бельё, выдавая всё волнение обладателя.

Солнце ещё не село, они только закончили ужинать. Набежавший ветер встормошил тёмные пряди и, очертив горбинку носа, скользнул к нему, опалив теплом.

Шелест крыльев тогда раздался прямо над ухом, и Саян приземлилась ему на плечо, сложив за спиной крылья и сжав когтями ткань куртки. Он приподнял бровь.

— Поняли что, мистер Скорсби?

У Ли, кажется, лицо дёрнулось, разрезаясь непонятной Джопари эмоцией. Он вдохнул глубоко, сжав кулаки. Вновь поднял взгляд.

Это ты.

Его голос звучал ослепительно ярко, так что Джопари почти прищурился. Тепло, но драгоценный металл не раскалён, лишь… Согрет. Ладонями. Большими, сухими, мозолистыми.

Его.

Он улыбнулся коротко.

Это я.

Забавно было наблюдать за реакцией мужчины — эмоциями, которые он не мог сдержать и скрыть, а может быть просто не хотел. И как заячья шерсть встала дыбом, и как задёргался её влажный нос. И как ни один не издал и звука, и через несколько мгновений Джопари присел на скамью, откинув голову и закрыв глаза.

И вот теперь он смотрел на чужой затылок.

Связь ощущалась ярче, сильнее. Он мог закрыть глаза, чтобы увидеть, как переливаются золотом и серебром нити, он мог услышать их звон. Ли Скорсби не спросил его, почему он молчал так долго ещё тогда, в самом начале, он не спросил, почему не говорил об этом сейчас. Позднее он слышал, как они перешептываются о чём-то с Эстер, взгляда с которой Саян отвести не могла, а потому летала вокруг, разведывая, заглушая мысленный рой свистом ветра.

И сейчас Ли Скорсби дёрнулся во сне, и было в этом движении что-то резкое, холодом металла отдавшее прямо в связь, отчего нити зазвенели высоким и тонким звуком. И заволновавшаяся Эстер перебралась поближе, прижавшись своим пушистым тельцем к его животу, и Ли Скорсби зарылся её пальцами в шерсть, и Джопари ощутил, как натяжение медленно спадает, а плечи аэронавта становятся расслабленней.

Где-то высоко в небе протяжно крикнула Саян Кётёр.

Он лёг на лавочку, устремив взгляд в открывавшийся из-за шара клочок чёрного, покрытого звёздами неба, и подумал о том, что не прочь был рассказать. Но Ли Скорсби не спросил, а мысль ускользнула. Джопари закрыл глаза.

Им предстоял трудный путь.