— Хён?
— М?
Тэхён лениво приоткрывает один глаз, тут же щурится от тонкой полоски света закатного солнца, проникающей через жалюзи, но всё равно даёт понять, что он внимательно слушает. Не жалуется, что вырвали из приятной и тёплой полудрёмы.
Чонгук должен ценить.
Они смотрят друг другу прямо в глаза. Глаза у Чонгука большие, красивые даже. Да и весь он, этот Чонгук, который ласковым «Гук-и» для близких, — красивый. Тэхён иногда конкретно так залипает, всматриваясь в крупный нос, ещё неисчезнувшую пухлость щёк, красивый изгиб губ, даже на линию челюсти, а когда мелкий улыбается своей дурашливой, но самой искренней улыбкой — Тэхён вообще из мира выпадает. И взгляды у них эти долгие и пристальные обычные совсем. Ничего ведь, если дышать от них сложно немного?
— Будешь со мной встречаться?
Ускользающий сон пропадает насовсем.
— Что? — Тэхён распахивает глаза и подрывается с чужих колен, на которых до этого момента так удобно располагалась его голова, выкрашенная в русый.
Чонгук от такой реакции сжимается, отводит взгляд и комкает пальцами ткань домашних растянутых штанов. Молчит. Пугается чужого удивления, боится даже дёрнуться. С таким Чонгуком нужно вести себя аккуратно. Как хорошо, что Тэхён в этом деле преуспевает.
— Чонгук, — кладёт ладонь на мягкую щеку. — Просто повтори, что ты только что сказал, мне, наверное, послышалось.
Мальчишка кусает губы и в ответ по-прежнему не смотрит.
— Тебе не послышалось, — тихое бурчание.
— Знаешь, твой хён такой старый уже, память дырявая. Не напомнишь, что же мне не послышалось?
Что ж, иногда приходится играть грязно, но этот упёртый баран сам напрашивается.
— Ты издеваешься? — резко повернувшись всем корпусом, возмущённо рычит Чонгук, но, наткнувшись на тёплую улыбку и светлый взгляд, тушуется и хнычет: — Мне сложно повторить это, почему ты так жесток со мной?
Тэхён подмигивает и утыкается затылком в стену, увешанную рисунками старшего сына семьи Чон. Хозяин комнаты копирует его положение и глядит из-под чёлки. Переживает и по-прежнему нервничает.
Может, он правда слишком жестоко обходится с ним?
— Тогда как я могу дать согласие на то, что уже не помню? — Тэхён слегка поворачивает голову в сторону друга.
В принципе, ничего, не растает. Мужик ведь растёт.
За окном кричат птицы.
— А ты... согласен?.. — не верит своим ушам Чонгук, но в ответ получает лишь приглушённый смех. Он сводит брови к переносице и, вытянув ногу вперёд, ударяет пяткой по чужому бедру. — Я выгоню тебя, и больше никогда с тобой не буду общаться! Ты мерзкий, противный, смеёшься надо мной!..
— И с таким ужасным человеком ты собирался минуту назад встречаться? — через смех уточняет Тэхён и слишком поздно понимает, что сам вывел себя к проигрышу. Удары перестают сыпаться на его содрогающееся от смеха тело, и, отсмеявшись и убрав назад отросшую чёлку, он видит перед собой грустную моську любимого донсэна, сжимающего в руках подушку. И улюлюкать от милости хочется, и по морде самому себе врезать за то, что обидел. — Иди сюда, — ласково зовёт и даже руки в стороны для обнимашек раскидывает, но в ответ только злое сопение в наволочку и угрюмый взгляд. — Будешь столько дуться — лопнешь, как шарик.
— Это ты сейчас меня так жирным назвал?
— Это я сейчас, если не прекратишь строить из себя пятилетнего, встану и уйду.
Угроза срабатывает.
Вес чужого тела ощущается приятной тяжестью на собственном, и Тэхён, довольно улыбаясь, обнимает младшего покрепче.
— А теперь давай поговорим серьёзно, — Тэхён запускает пальцы в чужие мягкие волосы. На незатейливую ласку Чонгук льнёт ещё ближе к чужому телу, хотя куда уж ближе — если только врастись друг в друга. — Зачем тебе отношения со мной? Хотя нет, подожди, не отвечай. Я сам угадаю, — сердце почему-то при возникших догадках начинает биться тревожнее. Чонгук хмурится, но и слова вставить не спешит. — Хочешь целоваться? — Щёки мальчишки вспыхивают мягким розовым цветом, а у Тэхёна всё внутри скручивается спазмом. Угадал. — Тебе шестнадцать, мне семнадцать, и есть время на то, чтобы нацеловаться вдоволь, пока это не будет ограничено звёздами. Десять звёзд за десять поцелуев не со своим соулмейтом и до встречи с ним после восемнадцати лет — смерть. Ты что, выбрал меня тренажёром?
— Ты дебил или только притворяешься? — скинув с себя горячие тэхёновы ладони, интересуется Чонгук. В его глазах полно удивления и, кажется, злости. Тэхёну наплевать, потому что он тоже зол. Как его лучший друг мог поступить с ним так?
— Чего?!
— То самое. Каким, нахрен, тренажёром? Да, я не смогу ни с кем целоваться, когда мне будет восемнадцать, но это не значит, что я просто хочу набраться опыта, попросив об одолжении своего друга. Одолжении, хён! Встречаться — это, по-твоему, одолжение? Если бы я вдруг хотел научиться целоваться, чтоб в будущем удивить своего соулмейта, то я, не знаю, к Юнги-хёну бы пошёл!
— Ни к какому Юнги-хёну ты не пойдёшь, — резко запаниковав, растерянно щебечет Тэхён. Чонгук, сверкнув глазами и уловив запах победы, показушно вскакивает с постели и задирает подбородок.
— Ну, раз мне, как ты и сказал, тренажёр нужен, то не буду обременять тебя такими обязательствами. Думаю, хён не откажет, — машет рукой у двери, когда чувствует железную хватку на талии. Прятать самодовольную улыбку, оказывается, так проблематично.
— Никуда ты не пойдёшь, — горячим шёпотом в область шеи.
— Уверен? — в голосе Чонгука слышится улыбка.
Тэхён сильнее прижимается к его спине и прячет в ткани серой худи лицо.
— Уверен.
...
— Тогда почему ты хочешь встречаться со мной?
Чонгук, перебирающий спаленные многочисленными опытами волосы, вздыхает и перемещает ладони на родное и знакомое до каждой родинки лицо, заставляя посмотреть лежащего на его груди Тэхёна на себя.
— Потому что ты мне нравишься.
— Но...
— Плевать на соулмейта и звёзды. У меня в запасе есть ещё два года, и я хочу провести их счастливо рядом с тем, с кем моё сердце ведёт себя как ненормальное.
Тэхён краснеет так сильно, что от стыда плакать хочется. Но разреветься — не лучшая из его идей, поэтому он просто снова утыкается лицом в чонгукову грудь и умоляет сердце вести себя тише.
— Ты мне тоже нравишься, Гук-и. Уже давно.
— Насколько давно?
— С тех пор, как я увидел тебя, всего перепачканного в нутелле дома у Намджуна.
— Это же была наша первая встреча...
Тэхён улыбается с приглушённым «именно».
...
— Хён?
— М?
— Так ты будешь со мной встречаться?
— Конечно, нет, я же тебя просто так не пустил целоваться к Юнги-хёну, потому что знаю, что он влюблён в Чимина и с тобой целоваться ни за что бы не стал, а не потому, что ревную.
— Юнги-хён влюблён в Чимина?!
— Мелкий, ты не на ту информацию обращаешь внимание.
— А, да, прости.
Тэхён устало вздыхает, мысленно сетуя, почему у него такой недалёкий донсэн (и, впрочем, он сам), а потом аккуратно берёт тёплую ладошку в свою, переплетая пальцы.
— Я согласен.
Чонгук жмурится и выдыхает со свистом через нос. Глаза у него блестят.
— Мне кажется, что я сейчас умру от счастья.
— Только попробуй, — угрожает старший. — Ты ещё должен мне тысячу поцелуев до моего восемнадцатилетия. Начать отдавать долг не хочешь?
Последние лучи заката делают лицо Чонгука ещё краснее, и Тэхён, смотрящий на него снизу вверх, лёжа на развороченной их копошениями кровати, усмехается.
— Сейчас? — неуверенно, но потемневший взгляд всё равно задерживается на растянутых в улыбке губах.
Тэхён облизывается и, потянув руки вверх и обвив их вокруг шеи нависшего над ним Чонгука, кивает.
— Сейчас.
Никто не озвучивает под звуки скромных поцелуев то, что в запасе у Тэхёна всего лишь год.
***
— Хён?
Тэхён медленно и лениво открывает глаза и видит перед собой лицо нервничающего и волнующегося Чонгука, которому шестнадцать и чьи губы накрашены толстым слоем гигиенической помады. В последний раз Тэхён слегка (а может и не слегка) перестарался, слишком сильно оттягивая и кусая такие манящие и сладкие губы.
Извернувшись и оказавшись в более удобном для себя положении, Тэхён вжимается лицом в мягкий, но уже с более выделяющимися мышцами живот.
— У меня прям флэшбэки пошли. В последний раз после твоего «хён» мы начали встречаться, — по-доброму насмехается старший, на что Чонгук сверху возмущённо сопит и запускает пальцы в его волосы, аккуратно перебирая пряди. — Будешь так нежно это делать — я замурчу.
— Мурчи, — соглашается Чонгук.
— Тебе нужен большой и толстый кошак или же красивый парень? — выдыхает тёплый воздух в ткань майки, и Чонгук смеётся своим красивым смехом.
— А можно это как-то совместить?
— Хм, — изображая раздумья, тянет Тэхён, — думаю, что поцелуя прямо сейчас будет достаточно, чтобы осуществить это.
— Тогда я готов заплатить, — Чонгук понижает голос и за плечи тянет парня вверх, после чего, обняв лицо ладонями, тычется губами в тэхёновы в нежном поцелуе, больше похожем на простое прикосновение. Но от этого тёплого и мягкого, этого трепетного соприкосновения сердце Тэхёна за долю секунды подскакивает к горлу, а всё тело бросает в жар. Бешеный пульс стучит в висках. И немного хочется умереть, но ещё больше схватить Чонгука за шиворот широкой футболки, притянуть к себе ближе, запуская руки в спутанные тёмные вихры, и, оттягивая их на загривке, целовать глубоко и страстно. Но Тэхён всё ещё обладает здравым смыслом и помнит о чужих израненных им же губах. Горячие руки гладят тэхёновы щёки, а затем аккуратно спускаются на шею. Чонгук отстраняется, глядя помутневшим взглядом.
У Тэхёна дыхание спирает от желания стиснуть его в настолько крепких объятиях, что был бы слышен хруст костей.
— Ваша плата засчитана, — расплываясь в улыбке, оповещает он и берёт младшего за руку. — Что ты хотел спросить у меня, Гук-и?
Чонгук, после разрыва поцелуя смотрящий будто сквозь все предметы и своего парня, отмирает, и Тэхён только сейчас может заметить, что у того были расширены зрачки.
— А, да ничего такого... — мямлит, потирая шею и опуская голову.
Тэхён хмурится.
— Выкладывай.
Чонгук обречённо вздыхает и сильнее сжимает чужую руку в своей.
— Мы встречаемся с тобой уже два месяца, все наши близкие знают об этом и поддерживают, и мне это очень нравится, но...
Тэхён распахивает глаза от пришедшей к нему в голову догадки и едва сдерживает маты.
— Ты что, бросить меня захотел?.. — разбито интересуется он, чувствуя, что если его прямо сейчас не заверят в обратном, то его сердце расколется и вновь никогда больше не соберётся.
Прерванный Чонгук смотрит на него такими же большими глазами, явно осмысливая то, что ему сказали. Когда информация перерабатывается, брови сходятся на переносице и Гук шипит:
— Ты можешь хоть раз нормально послушать и не делать поспешных выводов?
Тэхён тушуется и чувствует себя полнейшим идиотом. Возможно, что так оно и есть.
— Прости.
— Я просто хотел... чёрт, неловко-то как... — лицо Чонгука краснеет и в общем и целом весь он выглядит смущённым и взволнованным. У Тэхёна никогда прежде отношений не было и в их сугубо пацанской компании о розовых соплях мало когда разговаривали (в основном порывался лишь Чимин, но его пыл быстро усмиряли), и все свои познания о романтических отношениях у него имеются на основе дорам, крутящихся по телеку. И в этих самых дорамах, очень любимых старшей сестрой и мамой, на таких моментах либо признаются в чувствах, либо делают предложение руки и сердца. А раз Чонгук уже в любви признался, то остаётся лишь одно...
Тэхён сам краснеет, как рак, и смотрит на Чонгука из-под полуопущенных ресниц.
А где он прячет коробочку с кольцом?
— Ты хочешь сделать мне предложение? — нетерпеливо спрашивает Тэхён, чем вводит Гука в недоумение.
— Тэхён, клянусь, если ты не перестанешь вести себя как девчонка и придумывать себе всякое разное, — я тебя ударю, — серьёзным тоном обещает Чонгук и закатывает глаза. Тэхёна это возмущает до глубины души, но он послушно молчит. — Какое, нахрен, предложение?
— Замуж за тебя выйти, — буркают в ответ и не смотрят на реакцию. — Хотя какая свадьба там, если мы с тобой даже не спали.
Чонгук нервно кашляет, что заставляет Тэхёна всё-таки посмотреть на него. Чужие щёки пылают пуще прежнего.
Так. Неужели?
— В том-то и дело, — собравшись с силами и пару раз вдохнув и выдохнув, начинает Чонгук. — Мы встречаемся два месяца, и дальше поцелуев у нас не заходило. Я не говорю, что это плохо, или что-то требую от тебя, просто... Каждый раз, когда ты меня целуешь так, как ты любишь, — на этом моменте он запинается, — мне хочется обнять тебя как-то по-другому, просунуть руку под твою майку или кофту или даже — простигосподи — забраться в штаны. — Чонгук закрывает лицо руками. — Просто хотел предупредить, чтобы для тебя не было неожиданностью, когда я не сдержусь и завалю тебя. В таком случае сразу же бей мне по морде или между ног, хорошо?..
— Чонгук.
Чонгук мотает головой.
— Мне сейчас очень стыдно за все эти мысли и за то, что я хочу сделать с тобой. Правда, прости меня, — тараторит, и голос его звучит так, будто он вот-вот разрыдается от стыда и дикого смущения.
— Гук-и, посмотри на меня, — ласково просит Тэхён, поддаваясь вперёд и отнимая ладони от пылающего лица. Чонгук вяло сопротивляется, но всё-таки поднимает влажные глаза на своего хёна, встречаясь с лисьей ухмылкой и сверкающим взглядом.
— Хён?.. — хрипло.
— Кто тебе сказал, мой милый Гук-и, что это ты меня завалишь, а не наоборот? — бархатным шёпотом на ухо тянет Тэхён, с наслаждением наблюдая, как быстро шок отображается на милом лице. Он седлает чужие бёдра и давит на плечи, заставляя лечь на спину. — Мы это, конечно, сделаем не сейчас, но предупреждён, значит вооружён, верно?
Чонгук потерянно кивает.
***
Вооружённым быть хорошо, отлично даже. Вот только что делать с этим оружием, если ты не умеешь с ним управляться — никто так и не сказал.
Чонгук судорожно выдыхает горячий воздух прямо в ухо.
Если бы кто-то посмел час назад сказать парочке, веселящейся в торговом центре, что они будут в таком положении уже совсем скоро, Тэхён бы рыкнул и очень "вежливо" попросил уйти в закат. Потому что представить себя нависшим над тяжело дышащим, раскрасневшимся и чертовски возбуждённым Чонгуком, когда тот буквально сейчас сидит по правую руку от тебя и с горящими радостью глазами поедает мороженое, — трудно.
А представлять уже и не требуется.
— Чонгук-и... — мягко целует во вспотевший лоб, заставляя Чонгука прикрыть глаза, наслаждаясь трепетной лаской и нежностью.
Между их телами нет мешающей ткани, лишнего сантиметра. Кожа к коже, глаза в глаза. Тэхён плавится в чужом океане, сияющим темнотой, такой приветственной и манящей, и спасаться нет ни сил, ни желания. Он уже давно в каждой клетке чонгукова тела, а Чонгук — в его.
Всё чаще и чаще он ловит себя на мысли, что не может представить своей жизни без этого человека. Без его счастливой улыбки, крепких объятий, неожиданных, но самых приятных подарков, пускай маленьких и для других пустяковых, без его нежного голоса, до краёв наполненного искренними чувствами. Без Чонгука не сможет.
Это как лишиться смысла жизни.
Тэхён утыкается носом в горячую и влажную кожу на шее, дышит сбито и рвано, медленно двигая рукой между слегка разведённых чонгуковых ног. В его плечи впиваются цепкие пальцы, притягивая ближе, давая понять, что он всё делает правильно и хорошо. Чонгук всегда пытается успокоить, такой уж он.
У них остаётся всего полгода. Тэхён каждый день может впадать в раздумья, глядя на занятого Чонгука, сосредоточенно вычитывающего необходимые термины в огромном томе их школьной библиотеки. Смотрит пристально и в то же время как-то отстранённо и хлопает ресницами, когда Чонгук несмело улыбается, накрывая его ладонь своей и тихо спрашивая: «Что такое?»
— Что такое? — выходит очень взволнованно, потому что Тэхён пугается короткого вскрика боли и пытается отстраниться, вытаскивая пальцы, но Чонгук словно в бреду машет головой и сжимает помятую простынь в кулак. Его грудная клетка слишком быстро вздымается, в горле наверняка адски сухо, но он всё-таки выдавливает с кривой улыбкой:
— Всё хорошо.
И Тэхён знает, что это ложь.
Как знает и Чонгук из библиотеки, когда старший вытесняет все лишние мысли в дальний ящик и успокаивающе целует в висок, заверяя, что всё в порядке, просто задумался, а ещё пора по домам, если они хотят успеть до закрытия их любимой булочной. Чонгук слабо кивает, собирает вещи и прячет поджатые губы, которые Тэхён всегда замечает.
Но они оба делают вид, что всё нормально. Ведь всё так и есть, пока Чонгук продолжает каждую ночь по часу смотреть в потолок, думая о чужом восемнадцатилетии, а Тэхён, увлекая в сладко-горький поцелуй, с трудом входит в не до конца подготовленное тело.
Всё нормально.
Чонгук кричит от боли и чего-то ещё, что разрывает его на мельчайшие кусочки при мысли о Тэхёне, занимающимся любовью не с ним. Пушистые угольные ресницы склеиваются в треугольники, а дрожащие руки обнимают за шею, пока на его лицо падают чужие слёзы.
— Если на тебе... — Тэхён делает первые резкие толчки, получая в губы шипение и царапины на спине, — когда-то и будут звёзды... — Чонгук мутным взглядом смотрит на его заплаканное и раскрасневшееся лицо, — то я хочу, чтобы эти звёзды...
Ему не дают договорить, закончить то, что они знают и без произнесения вслух. Расстояние между их губ сокращается. Они больно ударяются носами, ранят и без того покалеченные губы, пытаются друг другу что-то сказать, пока Чонгук, скрестив ноги на чужой пояснице, не произносит достаточно внятно, глядя прямо в расширенные глаза:
— Каждая моя звезда будет принадлежать тебе.
И уже в следующий момент он задыхается от стона, а Тэхён прижимает ближе, зарываясь пальцами в спутанные тёмные волосы на затылке и начиная двигаться.
Ему так и не сказали, как правильно обращаться с оружием. Так и не объяснили, что делать с чувством, которое именуется любовью.
Нихрена ничего не нормально.
***
Миллионы снежинок обрушиваются на город, устилая белым ковром холодную и чёрную землю, и наблюдающий за этим Тэхён с тоской думает о том, что было бы замечательно, если бы в мире существовало что-то, что могло бы прямо сейчас точно так же скрыть его боль.
— С Днём Рождения, — на плечи ложатся тёплые мамины ладони.
В доме тепло. Пахнет елью, мандаринами, домашними пирогами и приближающимся праздником. Ещё немного лекарствами, потому что кое-кто пренебрегал шапкой и в итоге подхватил грипп, теперь мучающий несчастного паренька противным кашлем, покрасневшим и распухшим носом и обильным выделением соплей.
— Спасибо.
Тэхён чихает, чем вызывает у матери недовольство и причитания насчёт ходячего вируса в этом доме. Она подталкивает несопротивляющегося сына к практически никогда не застеленной постели, попутно прикладывая горячую ладонь к чужому лбу и хмурясь.
— Кажется, у тебя температура, — неуверенно тянет она и встряхивает помятое пуховое одеяло. — Ложись пока, а я сейчас приду — только сбегаю за градусником.
Перечить смысла нет, правда, одеяло скинуть хочется, потому что очень жарко, но Тэхён послушно лежит, даже не шевелясь, и всё смотрит в окно.
Сейчас почти два часа дня.
Чонгук не приходил.
Глаза закрываются сами собой, пока Тэхён утопает в вязких воспоминаниях и мыслях, склонив голову на бок и переставая замечать, как неприятно колется ворот вязаного свитера.
Вспоминает, как год назад он и Чонгук сбежали из набитого гостями дома и прогуляли всю ночь, болтая о всяких глупостях и целуясь, когда становилось совсем уж холодно. Губы потом болели адски.
Тэхён прикасается к ним подушечками пальцев.
Вспоминает, как отлично они провели летние каникулы, выпросив у родителей разрешение поехать с их компанией на машине Намджун-хёна к морю. Горячий песок обжигал голые ступни, но им было всё равно, ведь по ту сторону волейбольной сетки Хосок-хён выпендривался и смеялся над ними, а проигрывать — не в стиле Чонгука (правда, в тот раз удача всё-таки не повернулась к ним лицом). Сильные руки обнимали поперёк талии, прижимая спиной к груди, пока Тэхён с восторгом наблюдал за поднимающимся над морской гладью солнцем, что с каждой минутой освещало землю сильнее, даря тепло. И было уже не холодно, можно было не пытаться согреться теплом друг друга, но Тэхён не пытался оттолкнуть, прижимаясь ещё теснее, а Чонгук не отпускал. Только целовал очень нежно в плечо и изгиб шеи, бормоча в смуглую кожу что-то о том, что Чимин сидит в кустах неподалёку и наблюдает за ними.
И думает, что ненавидит себя за то, что в день начала их отношений позволил себе слабость — узнать о своих чувствах, ответить ими на чужие. Что не смог сдержаться от соблазна иметь право держать Чонгука за руку по-другому, зарываться носом в его всегда вкусно пахнущие волосы, целовать и утопать в любви в постели. Он знал, к чему это приведёт в итоге. Чонгук знал тоже.
Сегодня у Тэхёна День рождения. Ему исполняется восемнадцать.
Сегодня день, когда он растаптывает собственное сердце.
Когда мама возвращается, он проваливается в сон, не замечая, как с его собственной щеки стирают мокрые дорожки.
...
Тэхён просыпается в кромешной темноте, значит, спал он довольно долго. Под громоздким одеялом всё также ужасно душно, и парень старается побыстрее выбраться из-под него, желая ощутить хоть немного свежести. Удовлетворённо выдыхая, когда пушистый монстр оказывается скинутым на пол, Тэхён прислоняется макушкой к высокому изголовью кровати и предпринимает попытки подышать заложенным носом.
Дисплей телефона, лежащего на прикроватной тумбочке, вспыхивает.
23:14
От кого: Гук-и
«У вас на двери милый олень»
Тэхён усмехается, хлюпая так и не задышавшим носом и поднимая одеяло.
23:15
Кому: Гук-и
«Ага, на тебя чем-то похож»
Ступая по немного скрипучим половицам лестницы, Тэхён никак не может унять бешеный стук сердца, возникший вовсе не из-за страха перед тем, что он может разбудить родителей. Дорогу ему освещают многочисленные разноцветные огоньки развешанных повсюду гирлянд, но этого, судя по всему, оказывается недостаточно, потому что парень на последней ступеньке спотыкается и наступает на подол обмотанного вокруг плеч одеяла. Валится он с несильным грохотом.
Кое-как всё-таки добравшись до пункта своего назначения, Тэхён непослушными пальцами крутит замки и открывает дверь, кутаясь в ещё совсем недавно противное, но сейчас кажущееся таким привлекательным одеяло. Хотя Чонгук, стоящий на пороге его дома, куда привлекательнее.
В больших карих глазах отражаются зелёные огоньки висящей при входе гирлянды.
Тэхён так сильно засматривается, что забывает дышать хотя бы ртом, и это не остаётся безнаказанным: он начинает кашлять от щекочущего чувства в горле, позволяя теперь неудерживаемому одеялу сползти к ногам.
— Зато теперь шапки носить будешь, — хмыкает Чонгук, стряхивая с пуховика налипший снег. Тэхён полагает, что у Чона нет ни совести, ни сочувствия.
Откашлявшись и вновь облачившись в одеяло, старший недовольно сипит:
— Думаю, на этот раз ты действительно пришёл меня бросить.
Чонгук закатывает глаза и наконец делает пару шагов вперёд, оказываясь в прихожей.
— Прямо в твой День Рождения, что ли? — подходит так близко, что можно ощутить исходящий от одежды холод. Тэхён заглядывает ему в глаза, видя в них тепло. — Когда ты уже научишься ждать и не предполагать самое худшее?
Ответом ему служит пожимание плечами. Чонгук тяжело вздыхает и начинает без лишних слов снимать с себя верхнюю одежду. Закончив с этим, он поворачивается к притихшему Киму и мягко улыбается уголками губ, подходя вплотную и заключая в кольцо из рук.
Тэхён выдыхает и закрывает глаза, буквально повисая на младшем и цепляясь пальцами за его растянутый чёрный свитер. Надо же, до этого момента он даже не замечал, как сильно напряжён. Чонгук не говорит ни слова, без особых проблем приподнимая его и относя в гостиную, где особенно светло: большая пушистая ёлка мерцает не только гирляндой, но и блестящими игрушками.
— Чонгук, — Тэхён утыкается в открытый участок шеи, шумно дыша и теребя пальцами подол чужого свитера. На стенках воспалённого горла оседает аромат пряностей и тёплого тела. Так пахнет Чонгук.
Перед глазами смазываются образы игрушечных кроликов и тигрят, превращаясь в кляксы разных цветов.
Чонгук опускается вместе с ним на ковёр, не разрывая объятия и позволяя буквально лечь на себя.
— Ты горячий, — шепчет в макушку, после чего обнимает любимое лицо руками и губами прикасается ко лбу.
У Тэхёна теперь не только пластмассовые зверьки плывут. У него весь мир кренится и падает в обрыв лишь от того, что Чонгук решил проверить его температуру своими губами.
Мама так тоже часто делает, но от её тёплых и чуть шероховатых губ не хотелось немножко умереть, как хочется сейчас.
Они сидят так примерно полчаса, хотя, может и больше, — Тэхёну сложно об этом судить. Он абсолютно теряется в пространстве и времени, и единственное, что он может отчётливо ощущать, так это то, что его волосы перебирают так, как он любит. Он слышит мерный стук сердца любимого человека. Больше ему ничего не надо.
— С Днём Рождения, — практически в полночь говорит Чонгук и целует в румяную от поднявшейся температуры щеку, ёрзая и этим вызывая недовольство у только что задремавшего парня. — Хочу тебе кое-что подарить.
Тэхён еле как открывает слипающиеся веки, причмокивая губами и собираясь отложить все подарки куда-нибудь подальше, ведь сейчас он больше всего на свете хочет проспать в уютных объятиях всю ночь, но перед мутным взглядом что-то сверкает. Парень хмурится и приподнимается, намереваясь рассмотреть это что-то.
Перед глазами качается звезда.
Усталая усмешка вырисовывается на потрескавшихся губах.
— Я примерно догадывался, какого характера будет твой подарок, — хрипит он и снова валится на чонгукову грудь, чувствуя чужое напряжение.
— Это единственная звезда, которую я хочу тебе подарить, — голос Чонгука слегка дрожит. И дураку понятно, что ему тяжело подбирать слова, но, прочистив горло, парень всё-таки выдаёт: — До своего восемнадцатилетия я не буду тебя целовать.
Он с тревогой и готовностью на слёзы и крики смотрит на лицо Кима, но поражённо застывает.
Тэхён совершенно спокоен. Лежит на его груди с всё также закрытыми глазами, будто пару секунд назад ему сказали о том, что завтра пойдёт дождь. Хотя, наверное, эта новость в нём вызвала бы и то больше эмоций.
Значит, он и сам об этом думал. Чонгук кривит губы.
Для людей, мало общавшихся с Тэхёном, тот может показаться человеком с шилом в одном месте и отсутствием здравого смысла, но если он подпускает кого-то ближе, то позволяет себе раскрыться. Он не дурак. Возможно, гораздо умнее тех многих, кто распускает о нём всякие идиотские слухи.
Именинник раскрывает ладонь, судя по всему, ожидая, пока на неё положат украшение. Как только это происходит, он сжимает руку так, что все уголки золотой звезды впиваются в кожу.
В карих тэхёновых глазах отражается свет гирлянды, когда он наконец-то смотрит на Чона снизу вверх и нерешительно спрашивает:
— А в щёчку хоть можно?..
По гостиной разносится вздох облегчения, потому что с Ким Тэхёном и его головой, любящей придумывать различные (но почти всегда неправильные) сценарии, можно ожидать чего угодно. Вот и Чонгук ожидал посылания в дальние края, примерно туда, где есть олени, такие же, как и ты, Гук-и, а не вопроса про поцелуи в щёки.
У них тут вроде драма, где они главные герои, но после некоторых тэхёновых фраз кажется, будто они попали в комедию.
Чонгук обнимает своё лохматое и снова клюющее носом чудо до хруста костей, мямля в макушку, что да, по всем правилам можно.
Тэхён елозит и откидывает голову на его плечо, расплываясь в улыбке и горя щеками чуть меньше прежнего. Шмыгает носом.
— Тогда настало время для тьмоков.
— Правда что ли? — наигранно удивляется Чонгук, на что ему важно кивают головой пару раз. Он усмехается и быстренько целует в правое крыло носа, вызывая сдавленное хихиканье. — Ну тогда держись.
На ладони горит отпечаток в виде звезды.
***
Чимин обмахивается ладонями и постоянно фырчит. Раздражает.
— Уже сентябрь, а пекло продолжается, — возмущается он, ища поддержку хотя бы во взгляде друга, но ёжится. — Хотя на тебя посмотришь, — и уже холодно становится.
Тэхён хмыкает и убирает со лба влажную чёлку.
— Всегда к твоим услугам. И да, сегодня только 1 сентября, так что не знаю, какой ещё погоды ты мог ожидать.
Пак на это заявление достойного ответа не находит, поэтому отворачивается и продолжает причитать в пустоту.
Они стоят перед воротами старшей школы, ожидая конца последнего урока и действительно немного помирая от палящего солнца, щедро бросающего на них свои лучи. Тэхён слегка приподнимает козырёк своей кепки, скашивая взгляд на Чимина, который выглядит так, будто прошёл по меньшей мере три круга ада. Хотя прошёл всего километр. На тёмной паковской макушке какой-либо защиты не наблюдается, и Тэхён, словно отрывая от сердца, подходит к другу и молча надевает на него красную кепку.
— Спасибо, — улыбается тот. Тэхён устало отмахивается и меняется с Чимином местами: теперь мысленно он сам проклинает жару и то, что осень не может вступить в свои полноценные права в первый же день. — Эй, — он оборачивается, вопросительно склонив голову к плечу, — не переживай. Всё будет хорошо.
В маленьких глазах Чимина море поддержки и миролюбия, но до Тэхёна доходит лишь пару волн, что накатывают стремительно, а исчезают ещё быстрее.
— Надеюсь.
Он не говорит «я знаю». Потому что единственное, что знает наверняка — что он одновременно ждал этого дня и в то же время меньше всего хотел, чтобы он наступил.
Чонгуку сегодня исполняется восемнадцать.
Наконец-то здание школы и её окрестности наполняются мелодией звонка, оповещающего об окончании последнего урока. Пальцы одной руки сжимают тонкий прут металлической ограды, в то время как пальцы другой — подаренное украшение. Золото слегка нагрелось от близости с разгорячённым телом, ощущаясь не очень приятно, но Тэхён сжимает его лишь сильнее, призывая разволновавшееся сердце успокоиться.
До этого момента спокойный и пустой двор школы будто оживает: из всех дверей школы появляются гудящие толпы учеников, обсуждающие первый учебный день после каникул и эти самые каникулы. Все в одинаковой школьной форме, смотрятся опрятно и в общем и целом радуют глаз. Тэхёну, глядя на них, становится немного тоскливо. В феврале следующего года он вместе с Чимином сдаст все необходимые экзамены и уедет учиться в Тэгу. Чонгук же останется здесь.
Среди однообразных тёмных макушек мелькает знакомая каштановая, быстро перемещающаяся среди других.
— А вот и наш пупс, — не может сдержаться Чимин, тоже наблюдая за приближающимся Чоном.
Тэхён поджимает губы, сдерживая себя от замечания, что, вообще-то, пупсом этого парня могут называть только он и госпожа Чон.
— Хёны! — кричит на бегу Чонгук, улыбаясь широко и ярко и, кажется, не замечая никого вокруг, мча к своей цели, так что всем остальным приходится расступаться перед ним. Тэхён нехотя замечает, какими восхищёнными взглядами того провожают девушки и некоторые парни. Он хмурит брови и мысленно отвешивает себе хорошенькую такую оплеуху за дурацкие мысли. Не в дораме же они, блин.
Когда Чонгук останавливается возле них, его дыхание немного сбито, но, впрочем, довольно быстро приходит в норму: такие маленькие забеги для парня, каждый день пробегающего минимум километр, совсем ничего не значат. Взгляд Тэхёна скользит по сильным накаченным рукам, которые Чонгук оголяет, подкатив рукава рубашки.
На подкорке мозга появляется мысль о том, что его Гук-и очень сильно поменялся с того момента, как они начали встречаться. И вроде бы он был с ним всё это время, плечом к плечу, наблюдал за ним и жадно впитывал в себя его эмоции и чувства, а всё равно иногда продолжает ловить себя на том, что подвисает, осознавая все чужие изменения. Прямо как сейчас.
Чонгуку восемнадцать.
— С Днём Рождения! — Чимин расплывается в улыбке и виснет на шее смеющегося Чонгука, который обнимает друга за плечи и просит не сжимать его так сильно своими ручонками. — Это у тебя ручонки, а у меня — ручищи!
Тэхён прыскает от смеха, потому что на это заявление Чон слишком сильно закатывает глаза, получая тычок от вездесущих «ручищ».
— Ладно, ладно, — выставляет вперёд ладони в знак примирения, — спасибо большое за поздравление. Но не нужно меня было ждать здесь, тем более в такое пекло.
— Нужно, — не соглашается Тэхён тихо, но его слышат. Чонгук поворачивается к нему, в миг становясь более напряжённым. Их взгляды встречаются.
Им обоим по восемнадцать, а это значит, что теперь они могут проверить — соулмейты они друг для друга или же нет. Им по восемнадцать, и им очень страшно.
Чонгук принял решение не целовать хёна в губы по той причине, что всё-таки не хотел клеймить его тело и душу чёртовыми звёздами, вырисовывающимися на коже как только ты, достигнув восемнадцатилетия, целуешься не со своим соулмейтом или даже с ним, если ему меньше нужного возраста. Поэтому на шее Тэхёна есть одна лишь звезда, от которой в любой момент можно избавиться.
Обычно твоей родственной душой оказывается тот, кого ты уже знал. В большинстве случаев не происходит никаких грандиозных встреч с искрами из глаз и бешеным стуком сердца; вы могли быть лучшими друзьями с пелёнок, постоянно вместе и друг за друга горой, думая, что просто дружите, а по достижению определённого возраста выяснится, что вы предназначены друг другу судьбой. Истинность, конечно, не перезапускает людей, не сможет в одну секунду заставить вас полюбить человека, который всегда был словно брат или сестра. Она просто поставит вас перед фактом: попробуйте взглянуть на ваши отношения с иной стороны, либо же получите по десять звёзд и сгорите.
Чимин был влюблён в Юнги, Юнги был влюблён в ответ. Они догадывались о чувствах друг друга, но даже не пытались попробовать что-то изменить. Потому что в этом случае риск не оправдывает средства. Ради мимолётного счастья они не стали идти на поводу у желаний, предпочитая запихать их в самые потаённые уголки сердца, продолжая жить так, как жили до осознания природы того тепла, что появлялось всякий раз при взгляде на чужой профиль.
Чонгук же запихать не смог: места для этого пихания не нашлось. Этим он себя успокаивает. Зато находится огромное количество места для рождения надежды.
В конце концов у Юнги с Чимином всё хорошо — они оказались соулмейтами. Выяснить это, конечно, пришлось риском: Чимин с накатывающей истерикой просил сопротивляющегося Мина поцеловать его. Старший хён упирался как баран, бегая по своему же дому от очень настойчивого и почти сломанного переживаниями паренька, у которого в тот день был День Рождения.
И сейчас, вглядываясь в карие глаза напротив, Чонгук может лишь мечтать, чтобы судьба не издевалась над ними.
— Стою я, смотрю на вас, — доносится голос Чимина, — и будто в типичной дорамке, а сейчас разворачивается какая-нибудь душещипательная сцена. Не хватает грустной музыки, смены кадров и ветерка. Хотя знаете, ветерка прям реально не хватает, жарко капец.
Тэхён вздыхает, Чонгук повторяет за ним, а затем они оба смотрят на разрушителя действительно необычной атмосферы. Чимин только приподнимает вопросительно брови, как бы спрашивая, что такое.
— Так что за подарок? — возвращая себе весёлый настрой, спрашивает Чонгук. Отведённые глаза говорят ему о многом. Он надувает щёки и строит недовольную гримасу. — Это что, тайна?
— Разумеется.
— И вы мне её не расскажете?
Парни переглядываются и жмут плечами.
— Разумеется.
Всю дорогу до так называемого сюрприза на его день Чонгук идёт позади друзей и мысленно желает им расплавиться на солнышке. Чимин уже, по крайней мере, очень близок к этому.
Кепка Тэхёна покоится на макушке Чонгука.
***
Тэхён устало плюхается на небольшой диванчик ядерного жёлтого цвета (вкус у родителей Хосока так себе) и проходится взглядом по веселящейся толпе. Среди людей, рвано двигающихся в такт музыке, он видит парней из их компании, пару девушек и людей, с которыми вовсе не знаком. Видимо, это приятели Чонгука или, наверное, Хосока. Музыка играет паршивая, у Тэхёна от неё болит голова.
Диван рядом с ним прогибается.
— На твоём лице что, атомная станция взорвалась? — Юнги, слегка повернувшись корпусом в его сторону, помешивает в своём стакане то ли виски, то ли колу. В полутьме как-то особо не разобрать.
— Что?
— У тебя рожа такая кислая, что на ней сто процентов идут кислотные дожди, — лениво поясняет хён и откидывается на спинку дивана.
— Ха-ха-ха, — кривится Тэхён и разминает уставшую шею. Вечеринка-сюрприз длится всего часа два, а он уже чертовски устал. — Твой юмор настолько "потрясающий", что я всё больше и больше начинаю сочувствовать Чимину в том, что именно ты оказался его соулмейтом.
Он смотрит на старшего, но тот не смотрит на него. Вместо этого взгляд Мина направлен куда-то в конец просторной гостиной хосокова дома, и не нужно быть экстрасенсом, чтобы угадать, кто именно там стоит.
— Главное, — начинает Юнги, щурясь и делая глоток из своего стакана, — что ему самому нравятся мои шутки.
Тэхён громко фыркает.
— Ты ему, вроде, весь нравишься, — замечает он, глядя, как Чимин, смеющийся с двумя незнакомыми Киму девушками, поворачивается к ним, и даже с такого расстояния видно, что его глаза начинают блестеть. Такой влюблённый, Боже.
Юнги и сам выглядит значительно смягчившимся и дружелюбным в компании своего соулмейта: не выпускает колючки на малейшие замечания в свою сторону, значительно больше светит своей милой улыбкой (Намджуну стало плохо, когда он узнал, что тот умеет так улыбаться) и, кажется, что-то в себе поломал, отстраивая заново. Или же, быть может, показал настоящего себя. И всё это благодаря Чимину, машущему им прямо сейчас, будто они сегодня и не виделись.
Тэхён, уместив локоть на диванном подлокотнике, подпирает лицо ладонью и тихо вздыхает.
— Завидуй молча, — усмехается Юнги, но на его замечание только отмахиваются. — Ты не думай, что я подошёл к тебе только потому, что подумал, что ты грустишь.
— Я же тебя не первый день знаю, чтобы делать такие дурацкие выводы.
— Так вот, я ведь про кислотные дожди не просто так сказал. — Сравнительно небольшая по сравнению с его собственной ладошкой приземляется Тэхёну на макушку. — Хватит тухнуть. У твоего истинного сегодня праздник как никак, а ты всю атмосферу портишь.
Под рукой хёна Тэхён ощущает себя ничтожно маленьким и глупым. Таким уязвимым, таким, каким он ненавидит быть, но из раза в раз становится, бросая идею сопротивления тяжёлым мыслям прямо себе под ноги и позволяя овладеть собой.
— Он не мой истинный, — всё, что он может из себя выдавить.
Рука Юнги перемещается с его волос на подбородок, заставляя повернуться и посмотреть прямо в чужие потемневшие глаза. Слюна во рту становится вязкой.
— Откуда знаешь?
— Я...
— Вот именно, что не знаешь, — на бледном лице отображается снисходительная полуулыбка. — Послушай, я знаю, что ты боишься и сомневаешься, я, в конце концов, испытывал то же самое. Но. У меня с Чимином не было того, что было и есть у тебя с мелким. Вы тянулись и продолжаете тянуться друг к другу уже столько времени, а ты продолжаешь сомневаться в том, что он тот самый.
Тэхён опускает глаза, смотря на свои сплетённые пальцы и думая, что хён, конечно, прав, но из-за одних лишь слов все его страхи причинить боль и поставить звезду и себе, и Чонгуку не испарятся. Так не бывает.
— Хорошо, — медленно выдыхая, — я постараюсь что-нибудь сделать с кислотными дождями на своём лице.
Юнги тратит свой последний заряд для чужого приободрения для хлопка по широкому плечу, после чего поднимается и, немного подумав, суёт Тэхёну наполовину заполненный стакан.
— Это может немного помочь тебе.
Тэхён подносит стакан к лицу и выпивает его содержимое залпом. Кривится и давится кашлем, вытирая выступившие в уголках глаз слёзы.
Всё-таки виски.
...
Чонгук разговаривает с Минхо, когда чувствует на своих плечах давление, а короткие волоски на затылке начинают шевелиться от горячего дыхания в область ничем не защищённой шеи. Дыхание это до боли знакомое, а пальцы, с каждой секундой всё больше и больше сжимающие его плечи через ткань рубашки, — не раз целованные им.
— Что такое? — тихо и нежно спрашивает Чонгук, осторожно разворачиваясь и попутно извиняясь перед одноклассником одними глазами. Тот понимающе хмыкает, осмотрев парочку с ног до головы, и отходит в сторону, к остальным ребятам.
Щёки у Тэхёна пылают и на вид, и по ощущениям. Подушечки пальцев обжигаются о его скулу, не останавливаясь и чертя дорожку невесомых прикосновений до шеи, слегка поглаживая. Их взгляды встречаются: один расплывчатый и блестящий от разноцветных огоньков, а другой тёмный, поглощающий, и почему-то Тэхёну кажется, что самый лучший и любимый на свете.
Чонгук одной рукой поддерживает его за талию, и это очень даже отлично, потому что, если честно, ноги немного подкашиваются, а голова идёт кругом вместе с диско-шаром, найденным где-то в пыльной и захламлённой подсобке. Возможно, в Тэхёне слишком много чего-то алкогольного, что ему почти каждую минуту подливал в стакан добродушный Сокджин-хён, улавливающий нотки отчаяния в чужом взгляде. Возможно, ему немного грустненько и хочется тёплых объятий в этой удушающей жаре.
— Ты на меня не обращаешь внимания, — выпятив нижнюю пухлую губу и состроив крайне обидевшуюся и крайне умилительную гримасу, бормочет Тэхён и поддаётся немного вперёд, лицом утыкаясь парню в ключицы. — Мне одиноко.
Стоит приложить немало усилий для того, чтобы сдержать в горле рвущийся наружу смешок. Чонгук с этой задачей справляется на «ура» и мысленно себя за это хвалит.
— Мне казалось, что ты неплохо проводишь время в компании алкогольного столика, — Чонгук зарывается носом во вспотевший русый висок, прикусывая мочку уха и перекатывая на языке небольшую серебряную серёжку.
Тэхён коротко и судорожно выдыхает горячим, раскалённым потоком воздуха, вплетает пальцы в колючий загривок Чонгука и жмётся ближе. Пытаясь вызвать трение между их телами, активно елозя и стараясь протиснуть своё колено между сильных бёдер.
Провоцирует.
Прямо посреди наполненной людьми комнаты.
Чонгук протестующе шипит и слегка отталкивает паренька от себя, ощущая нехилый такой запах перегара. Он хмурится, закусывая губу, и берёт обиженного до глубины души Кима под руку, ведя его в сторону ванны от чужих заинтересованных взглядов, особенно от виноватого взгляда Сокджина. Со старшим Чонгук разберётся позже. Нечего спаивать его парня.
— Мне нельзя пить, — огорчённо сипит Тэхён, согнувшись над раковиной и безрезультатно пытаясь набрать в ладошки воду. — Да что ж такое... Всё утекает и утекает.
Смотреть на чужие попытки умыться подобно просмотру тупого юмористического шоу в час ночи, поэтому Чонгук оказывается рядом с Тэхёном и сам начинает умывать его, не слушая протестующие мычания и сдавленные оскорбления.
— Тогда зачем ты пил, раз тебе нельзя? — тяжело вздыхает именинник, не думая, что всё-таки получит ответ на этот вопрос, пока чужое лицо с надутыми щеками и возмущённым сверканием карих глаз кривится напротив него.
— Потому что Юнги сказал, что я... как же там было?.. А! Что я кислотный дождь!
— Кислотный дождь?
— Да, а может, нет, — Тэхён расплывается в широкой улыбке и жмёт плечами. Потом его лицо становится удивлённым, длинные ресницы быстро-быстро хлопают, пока красивый рот с пухлыми губами формируется в идеальное «о».
Чонгук в непонимании склоняет голову к плечу.
— Что такое?
— Я подумал, — Тэхён озирается по сторонам, непонятно что ища взглядом, — что на мне есть звезда от тебя, а на тебе от меня — нет.
Тяжёлый вздох. Чонгуку меньше всего на свете хочется обсуждать настолько щепетильную тему, когда у старшего заплетается не только язык, но и ноги, потому тот предпринимает попытку дошагать до двери. Едва ли хватает реакции на то, чтобы словить этого алкоголика.
Тэхён обиженным ребёнком садится в уголочке, оттесняя различного рода хлам, который, видимо, закидали сюда за неимением времени нормально прибраться при подготовке к вечеринке. Чонгук устало наблюдает, как в ворохе всяких бумажек, блёсток и фломастеров копается его, вроде бы, взрослый парень.
Он целый вечер думает о проверке истинности. Одни лишь мысли и представления о том, что он снова сможет прикоснуться к чужим губам, вспомнить их вкус, ощутить их сладость и мягкость — всё это кружит голову и заставляет хотеть прямо сейчас подсесть к Тэхёну, повернуть его голову к себе и впиться в губы. Но потом позвоночник прошибает током, напоминая, что этот поцелуй может стать первым за долгое время и последним в принципе. На смуглой коже может вспыхнуть чёрная звезда.
Чонгук жмурится и массирует переносицу. Как же это всё, блять, достало. Он и Тэхён не особенные, в мире почти все люди сталкивались и сталкиваются с подобным риском в поиске своего соулмейта, но почему-то кажется, что только они вдвоём разыгрывают настоящую драму и ходят вокруг да около, когда уже, кажется, и так всё понятно.
С пола доносятся счастливые визги.
— Нашёл! — буквально светится от счастья Тэхён, глядя Чонгуку в глаза.
— Что ты нашёл? — без особого интереса спрашивает парень и послушно садится рядом, когда его приглашают постукиванием ладони об плитку. — Маркер?
Тэхён активно кивает и снимает со своей находки колпачок.
— Перманентный, — в карих глазах плещется настоящий восторг. Чонгук, разглядывая любимое лицо, думает, что тот довольно забавный, когда напивается. Тэхён тем временем выуживает на свет свою золотую звезду, внимательно её рассматривая с разных сторон, хотя непонятно, зачем он вообще это делает, ведь как её не поверни — она везде одинаковая. — Дай руку.
Чонгук протягивает ладонь без лишних слов.
Прохладный и влажный кончик маркера касается внутренней стороны ладони. Русая чёлка закрывает половину лица, так что взгляда не видно, но губы сосредоточенно поджаты. Или отчаянно. Чонгук, откинувшись затылком на холодный кафель, предпочитает об этом не думать. Рука чешется, но вырвать её он не пытается. Пусть дитё развлекается (не то, чтобы он не считал себя таким же).
— Смотри, — зовут спустя минуту. Чонгуку приходится посмотреть на ладонь. — Это твоя линия жизни.
Все линии на его руке и правда обведены чёрным маркером, кое-где немного кривовато, но не стоит быть критично настроенным по отношению к художественным способностям Кима, когда тот настолько пьян. Но кривые линии не всё, что можно распознать.
— Мы и правда в какой-то сраной дораме, — поломано усмехается Чонгук и притягивает своё чудо к себе за талию, чувствуя его дрожь и напряжение.
В середине ладони горит звезда.
И очень хочется сказать: «Пизда. Нам пизда, если мы всё-таки не соулмейты», но сейчас лучше ничего не говорить. Надо действовать.
— Хочу целоваться, — тихо говорит Тэхён и заглядывает ему в глаза, и кто Чон Чонгук такой, чтобы сдерживаться и не шагнуть в пропасть.
Губы у Тэхёна всё такие же мягкие и тёплые.
***
Его будит не луч солнца, проникающий через занавески, как это бывает в книгах и фильмах. Его будит дикое желание в туалет и пульсирующая боль в висках. Увы и ах, но это жизнь, а в жизни романтики — раз, два и обчёлся, так что Тэхён, проклиная всех, кого знает и не знает тоже, буквально валится с кровати и наугад плетётся в ванную. Дом не его, но нужная дверца всё-таки находится. Хоть что-то хорошее в этом утре есть.
Из зеркального отражения (мутного и в отпечатках пальцев) на него смотрит замученное нечто, которое выглядит как-то слишком потрёпанно и, чёрт побери, затраханно. Он хмыкает, набирая в лодочку из ладоней воду, и плещет её себе на лицо в попытках приободриться. Затраханно. Это уж точно не про него, у него ведь с Чонгуком не было почти год. Не было же.
Глаза широко распахиваются, а кишки связываются в тугой узел.
— Твою мать... — поражённо хрипит он, по-новому глядя на отпечатки пальцев на зеркале. Память запускает прокат видеоплёнки его вчерашних воспоминаний, фокусируясь на эпизоде, где он лично прижимает Чонгука к раковине и самозабвенно выцеловывает его шею, опираясь руками на это самое сраное зеркало. Пальцы сами собой прикасаются к повреждённым губам. Болят. — Да нет, — пальцы сжимают скользкий край раковины, — мы не могли...
Засос на шее говорит, что могли.
Первая мысль — разбить своё отражение вместе с стеклом, но, вообще-то, зеркало чужое, будет стыдно. А ещё нужно переставать вести себя так импульсивно. Нужно думать головой, а не кое-чем.
Он с силой трёт лицо, выдыхает сквозь сжатые зубы и усиленно пытается соображать, но получается из рук вон плохо.
Вторая мысль — звёзды. Если их нет, то и переживать не стоит, ведь всё вернётся на круги своя, и он сможет без опаски схватить Чонгука за руку на заполненной народом улице.
Дрожащими руками он снимает с себя какую-то мятую и местами грязную футболку (она определённо принадлежит не ему), рассматривая сперва руки со всех сторон, затем шею, грудь, живот, после — спину. Но ничего нет, кроме царапин и парочки синяков. Никакой звезды. Это значит только одно...
— Чонгук! — Тэхён врывается в нужную комнату после плутания по не такому уж и маленькому дому (встречает уже опохмеляющихся друзей (вообще-то, им всем сегодня нужно было на учёбу, кому-то на работу, поэтому вечеринку начали так рано, но, видимо, всё равно это не помогло)) и с радостью обнаруживает знакомую голую пятку, мило выглядывающую из-под простыни. Он подлетает к постели и дёргает паренька за ногу, слыша ответ в виде злобного мычания. — Вставай, Чонгук, это важно!
— У меня всё тело болит, — вымученно стонет Чонгук, переворачиваясь с живота на спину и кладя подушку себе на лицо. Двигаться он всё равно не собирается, хоть убейте.
На заявление младшего уши Тэхёна слегка горят, потому что, очевидно, ему принадлежит вина за ослабленное состояние парня. Стараясь подавить в себе порыв затискать и извиниться парочкой десятков поцелуев в распухшие из-за сна щёки, он скидывает с Чонгука простынь (перепачканную, Боже, как стыдно перед Хосоком) и тянет его за руку, чтобы тот привстал хотя бы, но попытки ни к чему не приводят. Чонгук всё так же лежит, зато тэхёнов недовольный взгляд цепляется за кое-что интересное на чужой руке.
Он осторожно переворачивает кисть руки, внимательно исследуя глазами ладонь. Сердце в груди пропускает глухой удар.
Такого не может быть.
— Чонгук.
— Боже, дай ты мне хотя бы сейчас поспать, раз ночью не дал, — раздаётся из-под подушки.
Тэхён поджимает губы, поглаживая чужие мягкие пальцы.
— Гук-и, у тебя звезда на руке.
— Я знаю, ты ж вчера её и поставил, — совершенно спокойно отвечают ему, а у Тэхёна вот-вот начнётся истерика из-за чужого спокойствия и собственного непонимания происходящего.
— Почему... — голос предательски садится, и Чонгук поражённо смотрит на него, предварительно убрав с лица подушку, — почему ты так спокоен? У тебя звезда от меня на теле, а у меня нет ничего...
Чонгук глупо хлопает глазами, а его брови с каждой секундой поднимаются всё выше и выше. Их отношения начинались с неловких поцелуев, робких разговоров и абсолютного обожания, постепенно перерастая в крепкую связь и взгляд, обещающий всегда быть рядом, поднять, когда ноги подкосятся и не будет сил идти. Но кое-что всё-таки не меняется.
Тэхён вскрикивает скорее от неожиданности, чем от боли, непонимающе уставившись на потягивающегося Чона, который только что влепил ему небольшую затрещину.
— Ты, — буквально задыхается парень от возмущения, — ты вообще охренел, Чон Чонгук?!
— Нет, это ты охренел, — твёрдо отбивает младший, глядя сверху вниз, пока хён сидит на полу. — Сколько раз я предупреждал, что ударю тебя, если ты не прекратишь делать поспешные выводы? — Он смотрит на свою руку и хмыкает, усмехаясь под неодобрительный сощуренный взгляд. — Это звезда от тебя.
— От кого же ей ещё быть, — ехидничают снизу.
— Ага, а ещё она от маркера.
— От какого ещё, нахрен, марк... — Тэхён замолкает, глядя у себя в голове самый тупой мини-фильм со своим участием, где он в уголочке разрисовывает руку своему парню, пока тот всё терпит, а потом и вовсе целует в подставленные губы.
— Как «какого»? — наигранно удивляется Чонгук, через тянущую боль сползая с кровати прямиком к застывшему статуей старшему. Улыбается. — Перманентного, конечно.
Тэхён отмирает.
— Ах ты ж гадёныш, — цедит он, не злясь по-настоящему, — совести хватает ещё над старшими насмехаться, да?
— Да~
Чонгук тянет уголки губ шире и падает головой на родное плечо, дёргая тонкую позолоченную цепочку со своим подарком и обрывая её. Звезда летит куда-то в открытое нараспашку окно навстречу сияющему солнцу.
Их история начнётся сначала без всяких космических тел на коже и сожалений.
— Нет, всё-таки вы слишком тупые даже для второсортной дорамы, — качает головой Чимин, подперев плечом косяк двери и наблюдая, как Тэхён с усилием трёт руку дремлющего на его коленях Чонгука. Друг поднимает на его голос голову и счастливо улыбается.
— А для третьесортной?
— М, вполне.