Каково это быть зависимым от чего-то?
Наверное, не найдётся подходящих слов, чтобы достойно описать это пугающее ощущение.
Ощущение, когда ты перестаешь слышать и слушать свои истинные потребности, ставя животное чувство секундного наслаждения на первое место. С жадностью, доходящей до раздирающей сухости в горле, берёшь то, что хочешь, не осознавая всех последствий. Чувствуешь, как кровь кипит в жилах, а все конечности начинает безбожно ломить, когда не получаешь желаемого в тот же момент.
Наверное, ты готов буквально «лезть на стенку.»
А с человеком также?
Когда ты зависим от человека, также плохо? Невыносимо терпеть его отсутствие?
Внутренности сжимаются, как только ты улавливаешь в какофонии запахов знакомый аромат одеколона, а после взглядом начинаешь невольно бегать по окрестностям, стараясь найти знакомый образ. Но тщетно. Сам того не понимая, оборачиваешься в момент, когда слышишь его имя. Перенимаешь его привычки, пока его нет рядом. Пытаешься действовать в точности, как тот, кого чертовски не хватает.
Или это просто тоска?
— Че кислый такой? - Цзянь подсаживается ближе, закидывая руку на юношеское плечо. — Мы не на похороны пришли.
Могли ли эти губящие изнутри чувства быть не больше, чем самой обычной тоской?
— Мне пора.
Мо Гуань Шань не мог ответить ни на один из этих вопросов. Хотя бы потому, что он основательно отрицал свою зависимость от человека.
— Блять, ты издеваешься? - парень пытался докричаться до него. — Мы же только пришли.
Это было глупо, по его мнению. Глупо растрачивать свою жизнь на бессмысленные рассуждения о ком-то, кто, возможно, спустя года станет для тебя никем; обычным прохожим, как и сотни других, что пролетает рядом, задевая твое тело и крича что-то несуразное в час-пик.
— Придурок Мо.., - Цзянь оперся лбом о ладонь, шипя сквозь зубы. — Даже денег не оставил. Посидел тут, посветил личиком и думает, что может не платить за свой заказ, чертяга!
Однако, если всё подобное не имеет смысл, почему юношеские руки непрерывно обновляли чат?
***
Потрёпанный рюкзак отлетает в сторону, зацепляясь об угол кровати, пару раз ударяясь чем-то звонким внутри о дерево. Рыжеволосый усаживается на скрипящий стул, поджимая под себя ногу, включая лампу и параллельно листая заурядную ленту соцсети, не особо вчитываясь в какие-то посты. Он почти никогда в них не вчитывался. Просто бездумно водил пальцем по экрану, видимо, желая докопаться до глубин интернета.
Пытался ли он отыскать что-то в этих глубинах? Наверное.
Может, хотел найти ответы на те вопросы, которые никогда бы не озвучил. Или, может, просто пытался убежать от реалий мира, прячась в ярких фотографиях с эмоциями, что на самом деле были не больше, чем маской. Наигранный смех, глупые улыбки и лишь пародия на любовь или дружбу вызывали ничего, кроме какого-то душащего отвращения, хотя всё это набирало десятки тысяч лайков и столько же смазливых комментариев.
Возможно, он просто не разбирался в этом?
Пролистывая очередную такую публикацию, Мо недовольно цыкает, закатывая глаза и вздергивая брови. Выключает телефон и откладывает его в сторону экраном вниз, выключив звук.
Он давно стал держать мобильный на беззвучном. Если быть более точным, то с того дня, как понял, что он больше не напишет что-то слащавое, как, например, «я скучаю», и тем более не позвонит.
Стало просто напрасно включать звук где-то, зная, что новое уведомление вовсе не от него.
Парень укладывает тяжелую, словно неподъёмную из-за миллиарда гнетущих мыслей, голову на предплечье, выуживая из стопки бумаги небольшую полоску. Машинально повторяет те действия, которые уже засели в подкорке сознания: завязывает узел, оборачивает вокруг оставшуюся часть, конец убирает внутрь получившегося кармана, продавливает боковые стороны.
— Криво, - он презренно оглядывает получившуюся звезду, всё равно убирая её в пакет.
Одна звезда — один день ожидания.
Это было его своеобразным секретным календарём, в котором он зачеркивал дни до того момента, когда он наконец вернется.
Сколько он уже сделал таких? Сам не знал. Он сбился со счёта где-то месяц назад, после делая всё это интуитивно.
У него больше не было смысла их складывать. Не было цели.
Это стало обыденной привычкой, что прежде звучала как идиотское желание подарить ему звёздное небо по приезде.
Наверное, такой же привычкой для Мо Гуань Шаня был Хэ Тянь.
Глупой детской привычкой, которая прицепилась к нему, словно вязкая смола. И, не желая отлипать, с каждым движением она прочнее прицеплялась к светлой одежде.
Только Тянь въелся в сердце, раздирая его из раза в раз сильнее, чем день назад.
Янтарный взгляд прожигал пакет.
Была ли у него хоть одна причина, чтобы не выбросить его к чертям? Осталась ли у него теплящаяся где-то глубоко надежда на что-то лучшее? На его возвращение? Почему он не может просто избавиться от этого? Почему не может просто забыть? Почему уже почти год без ответа остаются его сообщения?
Почему?
Вне трезвого рассудка он обхватывает пальцами угол пакета. Пелена злости и какой-то обиды, сжигающей внутренности, упала на глаза.
Он больше не думал о том, зависим ли он от человека? Был ли этот человек привычкой? Ведь всё это сейчас не имело ни малейшего смысла. Одна только непонятная злость и обида окутали всё тело, отчего в ушах начинало неумолимо шуметь, будто кто-то в его голове включил сломанный радиоприёмник.
Невесомая кисть касается железной дверной ручки, из-за чего ток проходится по всему телу, ударяя в затылок. Он жмурит глаза, открывая дверь, чувствует, как слегка цветочный аромат бьет в нос, а прохлада уходящего в закат дня проносится по внутренним органам, оставляя после себя дрожь. Воздух обжигает мягкое лицо, одаряя его впалые скулы багровым румянцем. В тех запахах, которые застряли в порывах ветра, он чувствовал знакомый одеколон. На секунду стало жарко, а сам парень тут же распахнул глаза, не желая больше находиться в этом кошмаре.
Однако то был вовсе не кошмар.
— Уходи, - Мо уставил взгляд в пол, развернувшись на пол-оборота.
Почему-то запыхавшийся, в расстегнутой рубашке Тянь нагло стоял перед его квартирой, оперевшись о дверной косяк.
Чувствовал ли Мо сейчас что-то?
Наверное. Обида накрывала облегчение, облегчение — обиду. И так по кругу со стоявшим на вершине этой иерархии сумбурных чувств гневом. По мраморной коже пробежалось толпище неприятных мурашек. У горла встал ком, не дававший вымолвить и слова, дабы наконец нарушить вновь эту звеняще мертвую тишину.
— Мо, - он негласно искал прощения, держа тонкое, родное запястье в своей руке. — Дай мне объяснить.
Шум переливающейся крови и бешеный стук сердца — всё, что сейчас звучало. Он не слышал его слов. Не слышал гула машин, что оставляют тёмные следы от резких остановок и поворотов. Не слышал теперь ни шелеста листьев, походящих на мантру.
Время будто замерло.
А люди исчезли, оставив лишь их двоих на этой Земле.
— Ты бросил меня, - рыжеволосой наконец поднял глаза, наполненные безразличием.
Тяня сковал животный ужас.
Бросил?
Это были не те слова, которые он ожидал услышать сегодня.
Все внутренние органы будто прилипли к стенкам, вызывая тошнотворные ощущения. На грудь упал тяжёлый камень, а всё тело пронзил леденящий холод. Сотни предложений крутились в голове, но ни одно он не мог произнести из-за страха быть отвергнутым ещё сильнее.
— Нет-нет, - его полные мазолей ладони обхватили бледное лицо. — Нет-нет-нет-нет…
Как идиот, повторял одно и тоже, стирая с щёк рыжеволосого хрустальные слёзы, невольно стекающие градом, словно искренне веря в то, что это поможет. Поможет спасти утопающую в собственных домыслах душу. Поможет вернуть прежний покой. Поможет Гуаню вновь подпустить его близко к себе.
Не выдерживая боле, Тянь притягивает дрожащего Шаня, сцепляя предплечья на его спине, боясь отпустить. Будто тот был всего лишь миражом, который в секунду мог исчезнуть.
— Я вернулся, Мо.
Пальцы слабо сжимают в кулак одежду темноволосого, а сам он носом упирается в его грудь.
Бесчисленное множество бумажных звёзд, которые он так трепетно складывал всё это время, рассыпалось на пол, превращая его в ночное небо, залитое пролетающими где-то далеко кометами.