Oh mein Gott

Вообще-то, он должен стоять рядышком и с понимающим видом кивать головой, когда Сокджин показывает ему две совершенно одинаковые пачки яиц и спрашивает, какая из них лучше, но дотошность хёна в выборе продуктов настолько утомляет, что уже спустя пятнадцать минут под предлогом «пойду посмотрю, что тут у них есть из помидорчиков» Чонгук капитулирует в отдел с алкашкой.

— Думаю, нам надо расстаться.

Изображать повышенный интерес к этикеткам на бутылках, которые давно уже прочитаны, перечитаны и продегустированы, ещё никогда не было так сложно — Чонгук только чудом не оборачивается, когда слышит это уверенное заявление за своей спиной.

Не то чтобы он любитель подслушивать, но две девушки, подмеченные боковым зрением, разговаривают слишком громко, пока выбирают себе компаньона на вечер. Кажется, претендент оказывается неплохим — красное вино за десять тысяч вон.

— Серьёзно? — не верит подружка. Пальцы Чонгука скользят по чистым полкам, пока глаза пробегаются по жестянкам с пивом. — Он тебя обижает?

— Я сама кого хочешь обижу, ты же знаешь.

— Ну да, — задумчиво тянет приятельница. Раздаётся звон отодвигаемых стеклянных бутылок. Одной мало? — Тогда что не так? Вы же всего месяц встречаетесь.

— Да всё так, — будущая расставанка, как её именует в голове Чонгук, прижимает к груди бутылку и протяжно вздыхает. — Но он... как бы это сказать...

Подружка бурчит «за что такие деньги, блять?» и отставляет взятую ранее бутылку обратно.

— Говори, как есть.

Расставанка снова вздыхает.

— Он скулит.

— Скулит? — одновременно переспрашивают подружка и Чонгук — последний, к счастью, шёпотом, но и этого хватает, чтобы девушки с подозрением покосились на него и отошли к стеллажу с коньяком.

Чонгуку ещё с детства говорили, что у него недюжинный актёрский талант, так что он с лёгкостью и напускной задумчивостью на лице переходит к противоположным полкам, из-за чего ему становятся видны лица девушек — у расставанки оно оказывается скорбным и уставшим.

Что, так сильно скулит, что ли?

— Я старалась не обращать на это внимание, но каждый раз, когда мы занимаемся сексом, Дживон начинает скулить, — Чонгук выпячивает нижнюю губу, «внимательно» разглядывая взятое им вино. Девушка продолжает: — Причём он не поскуливает и не стонет, он прям скулит. Громко и протяжно. Как щеночек.

— Срань господня, — в сердцах комментирует подружка. — Это как зоофилия или как будто ты трахаешься с оборотнем, да? О, представь, что он Джейкоб из Сумерек, и будет тебе счастье.

Расставанка никак не комментирует её предложение и, лишь посильнее прижав к себе вино, говорит, что искать им тут больше нечего и пора шуршать к кассе. Когда девушки уходят, Чонгук ставит вино на место и возвращается к пиву — сегодня у него не намечается никаких романтических вечеров, так что классика и только классика. Пока он суёт подмышки несколько бутылок и высматривает что-нибудь, что не сушеные кальмары, стоящие, как целая полка с низкопроцентным пивом, в голове продолжают вертеться чужие слова про расставание и скулёж в постели.

Возможно, он не догоняет, но разве это повод бросать парня? Может, этот бедолага наоборот скулит ради неё, пытаясь показать, насколько ему нравится быть с ней, а не с кем-либо ещё, а расставанка просто не понимает этого? Или, может, у паренька проблемы с дыханием и стоны выходят похожими на скулёж, а ему лишь из-за этого хотят сказать «гудбай»?

Да и вообще, решает про себя Чонгук, подцепляя пакетик с сушёными анчоусами, нашла причину для расставания. Вот у него, например, не парень, а золотце — красивый, умный, с хорошим чувством юмора и умением заваривать доширак. С одной, правда, небольшой особенностью, обнаруженной Чонгуком в самый неподходящий для этого момент, но это же вовсе не значит, что он бросит Тэ из-за такой чепухи. Пф, он же не сумасшедший.

— Ну так чо там помидоры? — Сокджин появляется неожиданно, и Чонгук чуть не отправляет выбранное им ранее пиво на пол.

— Какие ещё помидоры, хён?

Сокджин щурится и наставляет на него заваленную продуктами тележку.

— Розовые, за которыми я тебя посылал, — две бутылки соевого соуса с угрожающим звуком бьются о бока друг друга, пока Сокджин в наступательном движении катит тележку прямо на него. — Между прочим, они нужны твоему парню, и только попробуй скинуть их отсутствие на меня — раздражённого Тэхёна усмирять придётся тебе и только тебе, мой хороший.

Чонгук медленно отступает от тележки-убийцы до тех пор, пока они не оказываются в овощном отделе, где Сокджин изощрённо изводит его ещё десять минут, потому что выбранные им помидоры оказываются то слишком жёсткими, то слишком мягкими, то вообще гнилыми и «чем ты вообще смотришь?».

Когда они всё же выходят из продуктового и Джин уверенно идёт в сторону зоомагазина за «кормиком для Ёнтана», Чонгук, заваленный пакетами, успокаивает себя всего лишь одной мыслью — все эти страдания ради Тэхёна и их сынишки. Всё ради любимых.

Даже если эти любимые иногда стонут на немецком, а другие и вовсе лают.

***

С Тэхёном они знакомятся довольно банально — на вечеринке у тогда ещё третьекурсника Хосока, который звал к себе всех, кто был способен рассмешить его, а учитывая, что ему становилось смешно от одного лишь упоминания мема с Калываном, на его вечеринках яблоку негде было упасть. Поэтому обычно падали угашенные вусмерть студенты, и не всегда на пол или мебель — Чонгук узнал, что так однажды выпала девушка со второго этажа, именно поэтому окна по возможности старались держать закрытыми.

Чонгук тогда был первокурсником, вытащенным на этот праздник жизни Сокджином и уже жалеющим, что так просто сдался натиску чужих умоляющих глаз. На вечеринке было откровенно тухло, и каждый пытался влить в себя побольше, чтобы стало веселее. Возможно, это и было изначальной затеей — набухаться до такой степени, чтобы даже несмешные шутки на ухо под ремикс дуделки блэкпинк становились смешными.

Когда к нему подошёл Хосок и какой-то довольно высокий парень с пиздецки красивыми ногами, Чонгук был почти готов отправиться танцевать под «хип» мамаму и разорвать этот танцпол к хуям, но все его планы по завоеванию несуществующих наград испарились в тот же миг, стоило парню с пиздецки красивыми ногами улыбнуться ему и протянуть руку для знакомства.

— Ким Тэхён, — представился тот и взял его вмиг вспотевшую ладонь в свою, горячую и большую. Чонгуку тогда показалось, что он оглох от его бархатистого голоса, хотя это просто какой-то долбоёб выкрутил громкость колонки до упора, и звук смачного харчка Хвасы настиг уши всех присутствующих.

— Чон Чонгук, — на удивление, голос не дал петуха, и Чонгук, почувствовав себя смелее, выпрямил спину и сжал смуглую ладонь в ответ, что, судя по мелькнувшей в чужом взгляде искре, понравилось новому знакомому.

— Чонгук-и, Тэхён у меня впервые, — Хосока, видимо, не интересовало, что Чонгук, вообще-то, тоже, — к тому же, он иностранец, так что я выделил тебя для важной миссии — ознакомь его тут со всем и всеми, и... Блять, Джэбом, ну не в мамин же фикус, ёб твою мать! — он вновь повернулся к ним, солнечно улыбаясь. — Вижу, что вы заинтересованы друг другом, поэтому прошу вас об одном — не трахайтесь в туалете.

Да не то чтобы они собирались. По крайней мере, сегодня.

«Не сегодня» отложилось на два месяца, но Чонгук не был против.

Первая влюблённость, которой он позволил расцвести внутри себя, подарила ему незабываемые ощущения, начиная от порхающих бабочек в животе и заканчивая ревностью, скрипящей песком на зубах каждый раз, когда он видел Тэхёна в компании какого-нибудь Богома или девушки. Особенно Богома — тот, по мнению Чонгука, слишком уж часто обнимал Тэ и трогал его волосы, и плевать, что сам Чонгук делал это в разы чаще. Ему можно, у него к Тэхёну чувства, а у этого Богома что? Кто этот Богом вообще, нахрен, такой?

— Его хён, мелочь пузатая, — Сокджин посмотрел на его покрасневшее от злости и негодования лицо, причиной которого стало очередное появление Тэхёна в компании Пака. — Я не пойму, чего ты тут сидишь и мне всю эту ревнивую чушь в уши льёшь, а не пойдёшь и не признаешься свету своих очей и причине утренних стояков? Вы же оба, вроде как, друг другу нравитесь.

Проблема заключалась как раз-таки в «вроде как». Чонгук, ещё давно принявший свою ориентацию, но так и ни разу не вступивший с кем-то в отношения, всё никак не мог понять, симпатия ли у Тэхёна к нему или просто дружеские чувства. О предпочтениях Тэхёна ему не отвечал даже Чимин — лучший друг и братишка Кима навеки, коварно щурящийся и спрашивающий, зачем ему эта информация, на что Чонгук только отмахивался и капитулировал.

В стадии «дружба» прошёл месяц, и они решили собраться у Чонгука на квартире для совместного просмотра каких-нибудь популярных ужастиков. Чонгук подготовил всё как надо: и свет приглушил для большей атмосферности, и еды с пивом подготовил столько, что и на следующий день должно было остаться. Тэхён пришёл до жути красивый, становясь ещё красивее, когда жмурился на особо страшных моментах, пока Чонгук смотрел лишь на него и едва заметно улыбался.

А потом стало происходить вообще что-то нереальное — разморенный от пива Тэхён взял его руку в свою и приложил к своей груди, и ловящий гей-панику Чонгук отчётливо почувствовал его учащённое сердцебиение. Он успел лишь услышать «ну ты и тормоз», сказанное прямо в его губы, прежде чем к этим самым губам примкнули чужие. Поцелуй был простым касанием, но и от него Чонгук оцепенел так, что запаниковавший не меньше него Тэхён отстранился и со страхом посмотрел в его глаза.

— Я ошибся?.. — вышло слишком задушенно, и у Чонгука сердце сжалось от того, сколько боли и растерянности отразилось на лице напротив. — Oh mein Gott, Гук-и, я такой дурак, я...

Но Чонгук в лучших традициях фанфиков и мелодрам не дал ему договорить, вплетая пальцы в каштановые локоны и притягивая их обладателя к своему лицу, нежно целуя. Он не был мастером в этом деле (о чём вообще речь, это был его первый поцелуй), но он всё ещё оставался тем, кто не спал ночами, исследуя АО3 и тонну слэшных работ на нём, так что кое-какие познания у него всё-таки были. Тэхён тоже не пытался как-то углубить поцелуй, просто двигал губами навстречу, и издал какой-то полузадушенный визг, когда у него случайно вышло лизнуть нижнюю губу Чонгука.

Что ж, именно так они и начали встречаться, избавляя Сокджина от ревнивых излияний и заставляя Хосока в два раза больше бдить при их совместном появлении на его вечеринках — туалет всё ещё должен был оставаться неприкосновенным.

— Что с твоим лицом? Выглядишь так, будто вспоминаешь о нашем первом разе, — хмыкает Тэхён и стирает со стола все крошки, оставленные после готовки и ужина.

На кухне источником света служит лишь слабая подсветка, встроенная в шкафчики гарнитура, и Чонгуку чертовски нравится любоваться домашним Тэхёном с беспорядком из бледно-голубых прядей на голове и едва заметным румянцем от недавно выпитого пива.

— И как ты угадал? — улыбается он.

Тэ приподнимает брови, безмолвно спрашивая: «Ты сейчас серьёзно?». Ответом ему служит заискивающая улыбочка в кухонной полутьме, и Тэхён вздыхает, подхватывая пустые бутылки из-под пива и отправляя те в мусорное ведро под раковиной.

— И с чего это ты вспомнил об этом?

В их совместно снимаемой квартире тихо — даже ранее работающий телевизор предусмотрительно выключен, а разговор ведётся на пониженных тонах, чтобы спящий в гостиной Сокджин не проснулся.

Чонгук слегка скрипит ножками стула, когда встаёт и подходит к сложившему руки на груди Тэхёну, нежно улыбаясь и по-хозяйски кладя руки на его оголённые бёдра. Дома Тэхён любит бродить в его оверсайзных толстовках, и даже присутствие Сокджина, поссорившегося с Намджуном и завалившегося к ним с намереньем перебеситься тут, не может заставить его изменить своим привычкам и сменить лук на что-то более закрытое. Хорошо хоть, что бельё надел, а то бывали случаи, когда загребущие руки Чонгука, любящие полапать и помять особо аппетитные места своего парня, натыкались на отсутствия чего-либо под рубашкой или толстовкой, и обычно всё заканчивалось как минимум лёгким петтингом, как максимум — жарким сексом на столе.

— Почему вспомнил? — он зарывается лицом в чужую вкусно пахнущую шею и чувствует, как горячие ладони скользят по спине, сминая ткань футболки. Низ живота обдаёт приятным щекочущим теплом. — Потому что это было чертовски ужасно.

Тэхён тихо фыркает — а то он не помнит.

Их первый раз и правда можно назвать катастрофой или же, выражаясь словами Чимина, полным пиздецом.

Когда один из партнёров девственник — это полбеды. Когда оба партнёра девственники — это кошмар. Но когда оба партнёра девственники и при этом думают, что уж второй-то просто гуру в плотских утехах — это то самое, что и сказал Чимин.

Чонгук был стопроцентно уверен, что со своими-то внешними данными и харизмой Тэхён был как минимум в одних отношениях и явно не был девственником, а то, что тот робел и чуть ли не дрожал, стоило им углубить поцелуи и пару раз погладить друг друга под футболками, он списывал на природную застенчивость и на то, что Тэ к нему ещё просто не привык. И когда через месяц отношений они оказались у него в спальне наполовину раздетыми и возбуждёнными, он был железобетонно уверен, что Тэхён сможет направлять его.

— Я не хочу, чтобы тебе было больно, — доверительный шёпот пришёлся прямо на покрасневшее ухо, — так что, пожалуйста, скажи, что я должен сделать, чтобы этого не произошло.

Тэхён молчал слишком долго, и Чонгуку пришлось прервать исследование его шеи губами и взглянуть на шокировано вытянувшееся лицо.

— Я думал, что это ты знаешь и расскажешь мне.

Конечно, в итоге всё вышло действительно ужасно, и Тэхён потом не мог встать с кровати несколько дней, пока Чонгук носился с ним, как с тяжело больным, и попутно грызся с Чимином, считающим, что тот превратил его друга в инвалида своим поганым стручком, который по-хорошему надо бы к чертям оторвать и выкинуть собакам на съедение.

— Тебе нравится вспоминать о своих старых ошибках? — воркует Тэхён, вытягивая его из воспоминаний полуторагодичной давности и слегка откидывая голову назад, чтобы чужим губам была доступна большая территория для исследования.

Чонгук улыбается, и это чувствуется кожей, вмиг покрывающейся приятными мурашками.

— Конечно, это стимулирует меня на их исправление в настоящем, — его руки скользят чуть назад, сжимаясь на мягких подтянутых ягодицах.

Тэхён шумно выдыхает, стараясь не показывать своего состояния, но неужели он и правда думает, что может скрыть наполовину вставший член от своего бойфренда, когда тот буквально вжимает его в себя? Тем более шея всегда была его эрогенной зоной, и медленно скользящий по ней горячий язык просто не мог не напрячь Тэхёна.

— Мы не одни, — напоминает он, но всё же никак не препятствует шаловливым пальцам, пробирающимся под ткань боксёров.

— Кажется, именно для таких ситуаций предусмотрена дверь в нашу спальню, — Чонгук намеренно задевает кончик его носа своим и аккуратно трётся об него, не отрывая взгляда от глаз напротив — зрачки в тех стремительно расширяются, затапливая тёплую радужку. В книгах и фанфиках это описывают как омут, в «котором хочется утонуть без остатка», и Чонгук как никогда согласен с этим описанием — потому что и правда хочется. И не только утонуть, но ещё и притянуть ближе, надышаться родным запахом кожи, изучить её каждый сантиметр языком и расставить на ней засосы, как флажки на завоёванной территории.

Вот только Тэхён уже давно его, точно так же как и он — Тэхёна.

— Знаешь, мне кажется, что если твои пальцы и дальше продолжат свой путь, то до спальни мы можем и не дойти, — Чонгук усмехается прежде, чем его растянутые в улыбке губы накрывают другие, ещё хранящие остатки гранатовой гигиенической помады. Тэхён без лишних церемоний проникает в его рот своим языком, углубляя поцелуй и обнимая Чонгука за шею, пока руки последнего, почти уже добравшиеся до заветного местечка, выскальзывают из-под ткани боксёр и оборачиваются вокруг талии, чуть надавливая на поясницу и прижимая ближе к себе.

Пускай Тэхён и не умел целоваться до начала их отношений, сейчас тот так умело скользит языком по нёбу и ряду чужих зубов, что у Чонгука, млеющего от сладкой пытки, ноги подкашиваются.

— Я так обожаю, когда ты полностью вылизываешь мой рот, — между их губ тянется тонкая ниточка слюны, но оба не обращают на неё внимания, будучи слишком занятыми рассматриванием друг друга. — Мне нравится твой длинный горячий язык, и я хочу, чтобы точно так же я вылизал тебя между ног.

— Schamlos, — в чуть севшем голосе столько восхищения, Чонгук не сдерживает хриплого смеха и коротко лижет нижнюю, уже слегка распухшую губу Тэхёна, член которого ощутимо дёргается.

— Я не понимаю, но мне кажется, что ты ругаешься на меня, — его серая толстовка с подписью NASA всегда ему нравилась, но в этот момент она кажется безумно раздражающей и не нужной тряпкой, которую хочется просто взять и откинуть в сторону. — Можешь возмущаться сколько хочешь, я же знаю, что тебя заводят мои откровенные разговорчики.

— Кажется, кое-кто всё же перечитал фанфиков в своё время, — Тэхён улыбается и встаёт на носочки, делая лёгкое усилие и оказываясь сидящим на кухонном гарнитуре, пока стоящий меж его разведённых ног Чонгук нежно оглаживает его гладкие ноги — Тэ любит следить за своим телом. А Чонгук любит Тэхёна. Всё просто. — Наверное, дрочил под одеялом глубокой ночью, представляя себя на месте Гарри Стайлса, наказывающим свою детку Луи?

Ох, эти времена Ван Дирекшен и кинковых фанфиков по Ларри. Чонгука иногда даже пробивает на ностальгическую слезу.

— Геям-подросткам тяжело живётся в Корее, так что ты не можешь осуждать меня, — он кусает Тэхёна за подбородок, пока одна рука парня обнимает его за шею, а вторая слепо шарит по стене в попытке найти выключатель от подсветки — соседи из дома напротив за время их проживания в этой квартире и так уже многое повидали. — К тому же, к чему ворошить прошлое, — Чонгук невинно улыбается и прижимается своим возбуждением к чужому, — когда есть такое привлекательное настоящее?

— Действительно, — фыркает Тэхён. Его мягкие губы слегка касаются губ напротив, дразня. — Но знаешь, ты всё-таки прав — твой рот выдаёт потрясающе возбуждающее дерьмо.

— Дерьмо? А поласковее нельзя?

— Поласковее могу только отсосать.

— Обязательно, солнышко, — Чонгук ведёт носом по линии его челюсти, оставляя лёгкий поцелуй на тёплой щеке, и переходит к уху, попутно лаская обнажённые бёдра, от чего чужой член под тканью толстовки начинает выпирать всё сильнее. Собственное возбуждение оттопыривает растянутые штаны на манер палатки, но Чонгук это стойко игнорирует, скользя кончиком языка в ушную раковину, от чего пальчики Тэ судорожно сжимаются на его плечах. — Но всё-таки как насчёт того, чтобы сесть мне на лицо сегодня? Я так давно не ласкал твою дырочку своим языком, малыш, ты просто обязан подпустить меня к ней.

На кухне становится на несколько градусов жарче, когда Тэхён издаёт тихий стон, стоит его ладони лечь на колом стоящий член, слегка сжимая и надавливая на головку. На ткани толстовки проступает маленькое пятнышко.

— Даже если бы я сказал «нет», ты бы всё равно сделал это.

— Но ты же не собирался говорить «нет», я прав?

Тэхён раздвигает ноги шире и намеренно трётся своим возбуждением о чужое, обжигая тёмным взглядом.

— Ещё чего, я обожаю твой язык в своей заднице.

Вот так вот просто. Откровенно. Они в отношениях полтора года, и за это время они настолько перестали стесняться своих желаний по отношению друг к другу, что смогут сказать что угодно, уверенные, что другая сторона их никогда не осудит.

— Я тоже, солнышко, я тоже, — Чонгук отрывается от уже слегка распухшей мочки уха и широко улыбается. — Но давай сначала дадим наговориться нашим языкам, а потом я поведу свой в гости к другим частям твоего тела. — Тэхён смотрит на него в упор. — Хуйню сказал, да?

— Да, — не спорит тот, но всё-таки вновь обвивает мощную шею руками и вплетает пальцы в короткие волосы на затылке. — Но я и мой рот не против гостей, так что добро пожаловать.

Чонгук обожает целовать Тэхёна. Он вообще его всего обожает и делать с ним что угодно — тоже. Иногда Сокджин говорит, что его любовь похожа на помешательство, а Чонгуку даже нечем перечить. Если его попросят об убийстве эти сладкие губы, сминающие его собственные и неторопливо двигающиеся навстречу, то он наверняка пойдёт и убьёт. Вот только он уверен, что Тэхён никогда в жизни об этом не попросит, и именно поэтому он погружается в море по имени Ким Тэхён всё сильнее, не ища берега и спасения. Ему нравится тонуть.

Кожа под пальцами нежная и горячая, Чонгук стискивает талию в крепких объятиях и отрывается от раскрасневшихся влажных губ с характерным звуком, сразу же вгрызаясь в участок шеи прямо под подбородком, от чего Тэхён слегка дёргается и, не сдержавшись, протяжно стонет.

Из гостиной слышится скрип дивана и слабое недовольное мычание.

— Чёрт, Джин-хён, — вспоминает Тэ и не без усилий отстраняет голову присосавшегося к его шее Чонгука. Глаза у того в полутьме, разбавляемой искусственным светом с улицы, чёрные-чёрные. Тэхён повторяет, чтобы наверняка: — Джин-хён, Чонгук. Некрасиво вот так вот трахаться, пока у нас гость.

— Мы не трахаемся, а занимаемся любовью, — Чонгук предпринимает попытку вновь приблизить своё лицо к манящей карамельной коже, но сильные руки, сжавшие его голову и удерживающие на одном месте, удачно рушат все его планы. — Да Джин-хёну под ухом хоть парад с танками устрой — он продолжит дрыхнуть, так что от нашего маленького шального действа он вряд ли проснётся. Да даже если и проснётся — не маленький, всё понимает.

— Что понимает? Что мы озабоченные, которые не могут сдержаться, даже когда у них за стенкой спит посторонний? — Тэхён перемещает руки на его шею, а после на грудь, отталкивая. — Я не только не сяду тебе на лицо сегодня, но и руку свою к тебе в штаны не засуну, если мы прямо сейчас не пойдём в спальню.

— А если я сниму штаны?

— Чонгук, — вкрадчиво шепчет Ким. — Ich sage Nein.

— Боже, найн так найн, только не отчитывай меня на немецком, я чувствую себя на расстреле.

Тэхён расплывается в широченной ухмылке и совсем не сопротивляется, когда сильные руки, на которые был потрачен не один год в качалке и дома перед телевизором, подхватывают его под бёдра, прижимая к себе. Он с готовностью фиксирует ноги на чужой пояснице и утыкается лицом в плечо, шепча «поехали». Чонгук на это закатывает глаза, но не перечит, и аккуратно поддерживает его под задницу, когда они наконец покидают небольшую кухню и оказываются в прихожей, откуда три двери ведут в спальню, туалет с ванной и гостиную. Дверь в последнюю оказывается открытой, и Чонгук видит, как спящий на диване Сокджин, укутанный в махровый плед, прижимает к груди подозрительно спокойный комок, который тут же начинает шевелиться, стоит человеческим глазам задержаться на нём чуть дольше.

— О нет, наш сын проснулся, — Тэхён тоже замечает маленькие блестящие глазки Ёнтана, уставившегося на их замерший дуэт, и слегка ёрзает, забираясь выше и невольно потираясь своим возбуждением о живот Чонгука. — Чего ты застыл? Наша комната дальше.

— Мне кажется, он нас осуждает, — и вполне осознанный собачий взгляд говорит, что да, осуждает. — Маленький засранец, я на тебя посмотрю, когда ты трахаться захочешь. А я ему ещё и такой дорогой корм купил, с ума сойти, неблагодарный ребёнок.

— Чонгук, — одна рука Тэхёна сползает с шеи на грудь, скрытую тканью футболки, и щипает за сосок, выбивая у его хозяина шумный выдох сквозь зубы и непонимание во взгляде. — Часики тикают, и, возможно, что скоро другие части моего тела не захотят принимать гостей.

Чонгук хмурится.

— Понял, принял, обработал.

Как только дверь за ними максимально тихо закрывается на два оборота, а с Тэхёна наконец слетает оверсайзная толстовка, Чонгук позволяет себе прижать парня к стене, всё ещё удерживая его на весу, и впиться в любимые губы. Теперь они могут не особо париться о звуках во время поцелуя, и внутри что-то довольно скручивается, когда Тэхён тихо стонет прямо в рот и прижимает его скрещенными ногами ещё ближе к себе.

— Знаешь, сегодня я слышал от одной девушки, что она собирается бросить своего парня только потому, что он скулит в постели, — он стаскивает через голову футболку, одновременно любуясь тяжело дышащим Тэхёном, который сразу же принимается покрывать его шею лёгкими укусами. — И я подумал, что никогда бы не бросил тебя, если бы ты скулил. Мне кажется, меня бы это даже завело.

— Мне поскулить? — фыркают где-то над ключицей, влажно проходясь по ней языком. — Думаю, тогда Ёнтан будет драть нашу дверь до самого утра, ведь ты настолько обидел его папочку.

— Вообще-то, я тоже его папочка, — он позволяет Тэхёну встать на ноги и стянуть трусы, пока сам избавляется от штанов, откидывая те куда-то в угол. — Но ты прав, хотя я уверен, что всё равно доведу тебя сегодня до слёз и скулежа.

— Обожаю твоё самомнение.

— А я — тебя.

Взгляд Тэхёна из-под пушистых ресниц тёмный и глубокий, вызывающий в сердце безумную трепетность и желание подарить столько ласки и любви, сколько это вообще возможно.

«Я тебя тоже» остаётся там же — во взгляде, но оно и не требует озвучивания. Чонгук и так всё видит.

Они снова целуются, но на этот раз неторопливо, лениво и тягуче. Ладони Чонгука по-хозяйски оглаживают стройную талию, изредка проходясь подушечками пальцев по рёбрам, и Тэхён цапает его за нижнюю губу, когда одна рука сползает к его члену.

— Ты ещё не забыл, что обещал мне римминг?

— Конечно, нет, — рука сменяет траекторию и оказывается на мягкой ягодице, чуть сжимая и разводя её. — Но в ответ я хочу получить хорошенький минет.

— Betrüger, — улыбается Тэхён и выскальзывает из объятий, вальяжной походкой направившись к застеленной кровати. — Когда ты обещал вылизать меня, такого пункта не было.

— Я тоже не знал, что ты наполовину немец, пока не заставил тебя кончить, — справедливо замечает Чонгук.

Тэхён усмехается и достаёт из тумбочки смазку и презервативы, кидая те на постель.

— Не я же виноват, что ты при нашем знакомстве был настолько пьян, что не запомнил слов о том, что я полжизни прожил в Германии, — он садится на краешек постели и без стеснения сжимает руку на своём члене, медленно лаская себя. У Чонгука, глядя на него, собственный член наливается кровью настолько сильно, что становится больно. — А я-то всё думал потом, почему ты не расспрашиваешь меня про жизнь в Берлине.

— Даже если бы я знал о твоём происхождении чуть больше, это всё равно не спасло бы меня от твоих бормотаний, когда мой член глубоко в тебе.

Тэхён даже прекращает дрочить себе, раздражённо зыркая на него.

— Отсасывать сам себе сейчас будешь, если сейчас же не подойдёшь сюда и не засунешь свой язык мне в задницу, — Чонгук примирительно выставляет руки вперёд и послушно подходит, опускаясь перед Кимом на колени и легко раздвигая его ноги.

— Не горячись, Kleine, — выдыхает он и нежно массирует внутреннюю часть бёдер, щекой потираясь о левое колено. — В отличие от той девушки, которая собирается бросить парня из-за скулежа, я не собираюсь бросать тебя, даже если ты будешь стонать на русском.

— О, я знаю парочку фраз, — Тэхён всё ещё дуется, но больше для виду, и совсем сдувается, когда горячее дыхание задевает его колом стоящий член, заставляя желать эти полные губы на поблёскивающей от смазки головке. Чонгук замечает его расширенные зрачки и всё же касается его возбуждения на долю секунды, а затем, резко подхватив Тэ под колени, опрокидывает того на спину, нависая сверху и шумно дыша. — Неужели мы добрались до главной программы вечера?

Чонгук хищно улыбается и, перевернув несопротивляющегося парня на живот, шепчет на самое ухо:

— Это только середина, Süßer.

— Клянусь, обучить тебя парочке немецких фраз было моей лучшей идеей, — Тэхён послушно становится на колени, выпячивая задницу и утыкаясь лицом в плед — очень жаль его пачкать, он ведь его только утром постелил. — Было бы здорово, если бы ты называл меня малышом и сладким не только в постели.

— Давай оставим наши кинки необнародованными, — Чонгук с восхищением осматривает оттопыренную попку и по-хозяйски кладёт ладони на аппетитные ягодицы, осторожно раздвигая их и открывая вид на сжавшуюся розовую дырочку, выглядящую слегка покрасневшей. — Кажется, кто-то неплохо провёл время, пока я ходил с Джин-хёном по магазинам, не так ли? — то, как Тэхён стремительно покрывается мурашками при его низком шёпоте, не может не подстрекнуть нагнуться ещё ближе, прижимаясь голой грудью к напряжённой спине и захватывая зубами уже ранее атакованную мочку уха. — Расскажи мне, насколько хорошо тебе было, пока ты растягивал себя в ванной, представляя на месте своих пальцев мои или то, как я наблюдаю за тобой. Где бы я сидел в таком случае? Может быть, на краю ванной? — он медленно трётся членом между чужих половинок, от чего Тэхён недовольно мычит и подаётся назад, вжимаясь задницей ему в пах и заставляя Чонгука на мгновение зажмуриться и шумно выдохнуть через нос. Если бы не его целеустремлённость и выдержка, он бы уже давно насаживал Кима на свой член, но ему слишком нравится доводить их обоих до грани одними лишь разговорами и смазанными прикосновениями. Поэтому шоу продолжается. — Хотя нет, я бы сидел на стиральной машинке — с неё бы точно открывался прекрасный вид на твою дырочку и то, как ты ласкаешь её. Потом бы я посадил тебя на своё место и трахнул бы так сильно, что ты не смог бы сам добраться до кровати, а я бы продолжал двигаться в тебе даже после того, как кончил, чувствуя, как ты сжимаешь меня и хнычешь мне в ухо. — Возбуждение растекается по венам раскалённой лавой, и Чонгук имитирует грубые толчки, прижимая Тэхёна за талию к себе и буквально рыча тому в загривок: — О, детка, я так сильно хочу выебать тебя.

Тэхён позорно хнычет и утыкается лбом в сложенные перед собой ладони, виляя аппетитным задом.

— Я ненавижу тебя.

— Неправда, ты любишь меня, — Чонгук сыто улыбается и отлипает от него, возвращая руки на ягодицы и наклоняясь так, чтобы его лицо было на уровне ладоней. — Боюсь, что если попрошу тебя отсосать мне, то не продержусь и минуты, но своё обещание я всё же сдержу.

— Ты... — Тэхён предпринимает попытку посмотреть на него из-за плеча, но его голова тут же падает обратно на кровать, стоит Чонгуку резко прижаться ртом к его подготовленной дырочке и обвести её по кругу кончиком языка. — Oh mein Gott...

Чонгук коротко усмехается и, чуть отстранившись, широким мазком проходится от копчика до потяжелевших яиц, где он ненадолго задерживается, целуя каждое по отдельности, а затем снова возвращается ко входу.

— Не сдерживайся, — советует он, прежде чем развести ягодицы сильнее и всосать края дырочки, после проникая языком внутрь и имитируя толчки.

— Блять, ja, — Тэхён переходит на тихий скулёж, и на Чонгука это действует как катализатор — он начинает вылизывать дырочку интенсивнее, увлажняя её слюной и заставляя разбухнуть ещё больше. Чонгук знает, что Тэхёна возбуждает не столько наличие языка на своём входе (хотя это, несомненно, тоже), сколько одно только представление чужого лица, с удовольствием зарывшегося в местечко между мягких половинок и выделывающее своим ртом такие вещи, что на ранее чистом пледе с прижатой к нему головкой образуется маленькая лужа смазки.

— Твоё «ja» так заводит, — делится он, когда прерывает римминг и нежно целует одну из половинок, попутно заменяя свой язык на обработанные смазкой пальцы — Тэхён сначала дёргается, но почти сразу же расслабляется и сам подаётся назад, насаживаясь. — Каждый раз как будто смотрю жёсткое гей-порно с кучей предупреждений.

— Заткнись, — дыхание у Тэ спёртое, колени медленно разъезжаются в разные стороны, и Чонгуку приходится обнять его поперёк талии, чтобы тот не свалился и не прервал растяжку, надобности в которой на самом деле немного — Ким и без того хорошо себя подготовил. Но Чонгуку слишком нравится наблюдать за своими пальцами, жадно сжимаемыми тугими стенками, и поэтому он двигает рукой резче, выбивая из Тэхёна очередное «ja», когда задевается простата.

— Прекрати дуться, — он наклоняется, скользя губами по задней части шеи, — я тебе уже много раз говорил, что мне нравится твоя особенность.

— А в первый раз ты сказал, что будто не сексом занимаешься, а смотришь фильм про Вторую мировую, — огрызается Тэхён, почти сразу же прерываясь на громкий стон, и сминает плед между пальцев, крутя задницей в попытке насадиться на трахающие его пальцы сильнее. Чонгук улыбается и ласково пересчитывает его рёбра свободной рукой. — Scheiße, bitte sehr…

— Потому что всё так и было, — губы на мгновение задерживаются между лопаток, а затем Чонгук отстраняется, вытягивая пальцы и любуясь тем, как розовенькая дырочка судорожно сжимается, ища то, что можно было бы обхватить. — Но потом я понял, что делаю тебе настолько приятно, что ты даже перестаёшь контролировать себя и невольно переходишь на другой язык, а это чертовски заводит.

Он зубами разрывает упаковку с презервативом и отточенным движением раскатывает тот по своему подрагивающему члену, к которому за этот вечер практически не прикасался. Есть, конечно, огромная вероятность, что он спустит сразу же, как только окажется в Тэхёне, но он продолжает надеяться на свою выдержку, когда распределяет по презервативу немного смазки и обрабатывает ей растянутую дырочку.

— Как ты хочешь сегодня? — Тэхён лениво надрачивает себе, глядя на него из-под влажной бирюзовой чёлки, прилипшей ко лбу. Его грудь тяжело вздымается, головка члена блестит от естественной смазки, и трахнуть его хочется так сильно, что на мгновение темнеет в глазах.

Чонгук осторожно переворачивает его на бок, а затем на спину, подхватывая под колени и широко раздвигая стройные ноги.

— Хочу видеть твои закатывающиеся от наслаждения глаза.

Тэхён закатывает глаза, но явно не от наслаждения.

— Засранец, — комментирует он и шумно выпускает воздух через нос, когда Чонгук закидывает одну из его ног себе на плечо и пристраивает член у входа, проникая в ожидающую дырочку головкой.

— Сегодня я собираюсь отодрать тебя по полной, — осторожный толчок, и он проникает в жаркое нутро ещё на немного. — Так что будь готов.

— Я всегда готов, — Тэхён дышит через рот и хмурит брови, когда чужая плоть оказывается в нём наполовину. Нависший над ним Чонгук прикрывает глаза и входит до упора, замирая на какое-то время. Кровь шумит в ушах, член болезненно пульсирует, сжимаемый тугими стенками, и он делает первый пробный толчок, выбивая из Тэхёна слабый стон. — Чего ты нежничаешь? Не ты ли хотел меня отодрать только что?

Чонгук ухмыляется и двигает бёдрами резче, заставляя Кима сжать губы и вцепиться в его предплечье влажными пальцами, тихо мыча.

— Похоже, что этого хочу не только я, — он упирается одной рукой в матрац возле головы Тэхёна, тогда как второй тянет парня ещё ближе к себе, делая круговое движение бёдрами и парочку рваных толчков. — Расскажи, Kleine, ты хочешь мой член?

Тёмные глаза смотрят на него снизу вверх с мутной поволокой, совершенно неосознанно.

— Ich will es, — горячо выдыхает тот, теряясь в ощущениях — когда ему по-настоящему хорошо, он и правда совсем не контролирует, на каком языке начинает говорить. И Чонгук совсем не врёт, когда признаётся, что находит это возбуждающим, даже если ни черта не понимает.

На самом деле, всё, что говорит Ким Тэхён, может заставить член в его штанах зашевелиться.

— Насколько сильно ты хочешь его? — он немного отстраняется, выходя из дырочки, но тут же снова проникает в неё. Тэхёна буквально подкидывает, его нога соскальзывает с чонгукова плеча, а из горла рвётся несдержанный стон, потому что головка члена бьёт прямо по простате. — Ну же, скажи мне.

— Ich will ihn sehr, — длинные ресницы склеиваются в треугольники от выступивших слёз, пока рука остервенело двигается по влажному члену. — Bitte…

Чонгук не дослушивает, сталкивая их губы и наваливаясь на разгорячённое тело своим, сразу же срываясь на быстрый темп, из-за чего кровать начинает раскачиваться и поскрипывать. Тэхён с удовольствием позволяет обсосать свой язык, отвечает тем же и с готовностью подмахивает бёдрами, поскуливая в чужой рот и вплетая пальцы в тёмный загривок.

— Как же хорошо ты меня сжимаешь внизу, — не прекращая двигаться, Чонгук утыкается лбом в широкое плечо и лижет солёную от пота кожу. — Детка...

— Oh, ja, ja, — стонут прямо над ухом, и Чонгук просовывает одну руку между ними, сжимая тэхёнов член и скользя по нему ладонью в такт своим толчкам, от чего Тэхён совсем теряет голову и сцепляет свои ноги у него за спиной, буквально скуля. — Ich werde jetzt verrückt… j-ja!

Чонгук чувствует усилившуюся хватку в своих волосах и тёплое семя на пальцах и делает особенно сильные толчки, буквально вдавливая хрипящего Тэхёна в матрас и кончая в него с протяжным стоном.

***

Уже утром они обнаруживают корявую записку на обратной стороне чека из продуктового, одиноко лежащую поверх скомканного пледа на кухонном стуле.

— «Я никогда не смотрел немецкое гей-порно, но думаю, что оно звучит точно так же, как и Тэхён этой ночью», — зачитывает Чонгук вслух и кидает взгляд на стоящего у холодильника Тэхёна, который покрывается стыдливым румянцем и непроизвольно сводит ноги. — «Вы были отвратительно громкими, и для того, чтобы сохранить остатки гордости и не вздрочнуть на ваши стоны, я решил, что лучше помирюсь с Намджуном, чем продолжу успокаивать Ёнтана, который, я уверен, готов был ринуться к вам сразу же, как только вы начали ебаться. Скажите спасибо, что я запер его в ванной. Надеюсь, что вы не достаточно свиньи и пойдёте сразу же туда и выпустите его», — Чонгук осторожно смотрит на Ёнтана, сидящего перед ним и недовольно рычащего, потому что, очевидно, кое-кто просидел под унитазом всю ночь — во время секса они чаще всего ничего не слышат, а после всегда очень крепко спят. Кажется, их сын обижен, и явно только на него.

— Боже, как стыдно, — Тэхён низко опускает голову и закрывает лицо руками, никак не реагируя на Ёнтана, ластящегося к его голым ногам в пушистых тапках. — Как только мы зашли в спальню, я совсем забыл о Джин-хёне...

Чонгук откладывает записку на стол и жмёт плечами.

— Зато он помирился с Намджун-хёном.

— Это не отменяет того факта, что он слышал, как мы трахаемся.

— Но-но-но, — Чонгук отпихивает обозлённого сына в сторону и обнимает Тэхёна со спины, улыбаясь, — поправочка — мы не трахались, а занимались любовью.

Наблюдающий за их воркованием Ёнтан не выдерживает и мстительно цапает его за большой палец правой ноги, и Чонгук потом весь день грозится, что будет ходить по квартире в обуви, но, конечно же, не делает этого, потому что, во-первых, Тэхён обещает его придушить за это, а во-вторых, хватает и первого пункта.