Потом приехал Алекс.
— Ужасно выглядишь! — воскликнул он.
— А как я должен выглядеть? — Марк хмуро посмотрел на друга. — А представь, каково ему?
— Он серьёзно пострадал?
— Не знаю. Эван не пустил меня. — Марк вцепился руками в волосы. — Я чувствую себя виноватым…
— Я предупреждал, — шепнул Алекс, так как это было не для чужих ушей.
— Замолчи, — попросил его Марк, — мне и без того тошно.
Они оставили адвоката улаживать дела, а сами вышли на улицу.
— Поеду в больницу, — сказал Марк.
— Не думаю, что Эван тебя пустит.
— Я не буду настаивать. Просто узнаю, как он. — Марк, щурясь, смотрел на солнце. — Не верю, что он это сказал…
— Что?
— Что не хочет меня видеть.
— Вполне вероятно, Марк. После такого…
— Чёрт возьми, но не я же это сделал?
— А с ней что теперь будет?
— Не знаю. Меня волнует только Дан… и мой ребёнок.
— А её нет.
— Идиотка! Если с ребёнком что-нибудь случится, я её убью!
— Тише, — посоветовал Алекс, — всё будет в порядке. Она тебя ужалила, значит, яду у неё уже нет.
— Это не имеет значения, когда он… там… — Марк застонал. — Да, я виноват! Я и только я! Как я мог быть таким опрометчивым!
— Слушай, поздно раскаиваться. Ничего ведь уже не изменишь.
— Алекс… — Марк вцепился ему в руку. — Скажи, только честно… Что ты слышал о людях, которых… с которыми такое случалось?
Алекс поводил глазами в разные стороны:
— Ну… кислота уродует кожу… но пластическая хирургия… А вот если попадёт в глаза…
— Я поеду туда, — сказал Марк. — Я перезвоню тебе.
— Ладно.
Марк сел в машину и поехал, всё больше накручивая себя в том, что это произошло из-за него. «Нужно было не дожидаться обеда, — думал он, — а поехать с самого утра. Тогда бы ничего этого не случилось. Я бы сейчас лежал в больнице, а не он…»
В больнице Марк поднялся наверх, отыскал палату. Эван, сидящий напротив двери и пьющий какой-то напиток, моментально поднялся:
— Ты не уймёшься?
Марк не собирался спорить:
— Хватит, Эван. Я не войду.
— Зачем тогда пришёл?
— Как он? — Марк сквозь опущенные жалюзи на окошке заглянул внутрь и, разумеется, ничего не увидел.
— Не знаю. Он запретил входить. — Эван по-прежнему был настороже.
— А врач что говорит?
Эван пожал плечами:
— Жить будет точно, но… сам понимаешь…
Марк понимал. Он сел на то место, с которого встал Эван, и закрыл лицо руками:
— Думаешь, он сильно пострадал?
— Думаю да. То, что я видел, пустяком мне не показалось. И ещё… я знаю, почему он тебя видеть не хочет, — добавил Эван.
— Давай, вали всё на меня. Давай, обвиняй меня…
— Я не это имел в виду.
— Что же тогда?
— Он не хочет, чтобы ты видел его… таким. Ты хоть представляешь, что он чувствует?
— Представляю, ещё как. Лучше бы это со мной случилось! Я должен был быть там, должен был!
— Послушай, Марк… — начал Эван (кажется, вполне участливо).
Но из палаты Дана вышел врач и сказал:
— Господин Налти, вы можете войти. Господин Торески хотел бы с вами поговорить.
Марк ухватил Эвана за локоть:
— Скажи ему, что я здесь… что я виноват… и что я люблю его… и что…
— Скажу. — Эван отстранился и вошёл.
Марк опять бухнулся на скамью. Ему припомнился эпизод из их жизни в Вегасе. Он всегда вспоминался в первую очередь, когда бы Марк ни подумал о Дане. Его глаза — правый, слегка косящий — и губы, когда он тянется, чтобы поцеловать родинку на плече Марка. Простой, безмятежный, начисто лишённый сексуальности жест. Прикосновение, ничего не требующее и не ожидающее взамен. И вдруг — неожиданно — эти рассыпанные розы…
— Эй! — Эван тронул его за плечо.
Марк вздрогнул и поднял глаза:
— Как он?
— Не спрашивай, — вздохнул Эван.
— Ты сказал ему?
— Сказал.
— И что он ответил?
— Чтобы ты не смел к нему входить.
Марк встал и подошёл к двери палаты.
— Постой! — воскликнул Эван.
Марк слегка приоткрыл дверь. Ему ничего не было видно сквозь эту щель, да он и не собирался смотреть. Он просто сказал:
— Дан, я знаю, что ты меня слышишь. Я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя и всегда буду с тобой, всегда и несмотря ни на что. Знай это. — И он опять закрыл дверь.
Эван как-то странно посмотрел на Марка.
— Что?
— Ничего. Я думал, ты всё-таки войдёшь.
— Я не буду, если он не хочет. Я просто буду приходить и спрашивать у тебя, как он. Ладно?
Эван сказать что-то, но передумал и кивнул.
— Я знаю, Эван, что я тоже виноват. Забыл об осторожности. Но я никогда бы не подумал, что она может сделать такое…
— Женщины жестоки. — Эван пожал плечами. — Думаю, её здорово обозлило, что ты взялся за старое.
— Я никогда не обнадёживал её. Я ей сказал, что не собираюсь…
— Марк, это ты сказал. А она всё решила по-своему. Она в тюрьме, да?
Марк кивнул. Говорить на эту тему он не хотел, поэтому заторопился домой. Эван опять, кажется, что-то хотел ему сказать и опять передумал. Тут Марк вспомнил про ту цепочку, которую купил Дану в подарок. Он пошарил по карманам:
— Эван, могу я тебя попросить…
Эван вопросительно кивнул. Марк положил ему на ладонь цепочку:
— Отдай это Дану. Я не знаю, когда он позволит мне увидеть его, но… Я купил это утром… для него.
— Я отдам ему сегодня же, — пообещал Эван, положив цепочку в карман. — А ты давай, езжай домой. Тебе не мешало бы принять успокоительное… и ванну.
Марк поехал домой. Комок в горле всё накапливался, и на сердце становилось всё тяжелее. Наверное, было бы даже лучше, если бы Дан умер: Марк вскрыл бы себе вены и отправился за ним следом. Не мучила бы совесть, это невыносимое чувство вины и страха за того, кого он любил больше жизни. Что его сейчас хотя бы немного утешало — это надежда, что завтра он позволит Марку войти…
С Анжеликой Марк твёрдо решил развестись в любом случае: он согласен был считать себя мужем истерички и дуры, но не мужем чудовища, почти убийцы.
Дома было тихо, даже зловеще тихо и пусто. Марк сел в кресло, подпер голову рукой и уставился в одну точку…