Разумеется, он напуган.

— Вы по записи? — спрашивает улыбчивая медсестра у стойки регистрации. Тэхён, глядя на её подкрашенное аккуратное лицо, чувствует тошноту, хотя, конечно же, лицо милой беты здесь не при чём. Тошнота мучает его уже третий день, и именно поэтому он здесь.

Именно поэтому ему так страшно.

— Да, на 14:45.

Больничные коридоры широкие, светлые и чистые, но, идя по ним, Тэхёну кажется, как выкрашенные в белый стены сужаются, готовясь раздавить его. У него немного кружится голова и саднит горло. Сегодня его уже успело вырвать два раза — один раз дома, второй — на работе, под обеспокоенный взгляд девушек из отдела и хмурое выражение начальника. Тот наверняка догадывается, что с ним.

Тэхён догадывается тоже, но аптеку обходит стороной и медленно опускается в свободное кресло напротив женщины в длинном широком платье. Та отвлекается от созерцания стенда с информацией о формировании эмбриона и скользит по Тэхёну любопытным взглядом. Тэхён опускает голову, сжимая губы. Его колотит мелкая, противная дрожь.

— Поздравляю.

Лежащий на кушетке Тэхён не хочет открывать глаза.

— Что там? — всё же спрашивает он, торопливо облизывая сухие губы.

Врач послушно отвечает:

— Семь недель. Поздравляю.

Тэхён всё же медленно открывает покрасневшие глаза и пару раз моргает, всматриваясь в белоснежный потолок кабинета узи. Горячая слеза срывается с уголка глаз и теряется в волосах на виске.

— Спасибо.

Очередной приступ тошноты подкатывает к горлу.

***

Что Тэхён больше всего не любит в Хёнджине, так это его проницательность. Хотя, конечно, есть в этом и свои плюсы. Особенно явно они проявлялись в юные годы, когда в средней и старшей школах с Тэхёном хотели подружиться местные "звёзды", а Хёнджин лишь усмехался и тянул его за руку к воротам школы, не слушая никаких возражений что со стороны брыкающегося друга, что со стороны недовольных сверстников.

— Но я же им понравился, — обиженно дул губы Ким, постоянно оборачиваясь на оставленную группу новых одноклассников, совсем скоро скрывшуюся за поворотом.

Всё ещё тянущий его вперёд Хёнджин фыркнул:

— Мозги им твои понравились, а не ты, — он завернул за круглосуточный и наконец остановился, разворачиваясь к насупившемуся другу и тепло улыбаясь при виде сползшей с плеча лямки школьной сумки. — Тэ, я не запрещаю тебе с ними общаться, но просто подумай сам: мы с тобой новенькие, а ты уже успел блеснуть своими знаниями перед всеми учителями. Не хочу мыслить стереотипно, но обычно в число местной элиты входят либо богатые и глупые, которые могут купить ответы на контрольные, либо богатые и умные. Либо...

Тэхён вздохнул, поправив лямку, и продолжил:

— Либо бедные и глупые.

— Бинго, — Хёнджин улыбнулся и взял его под руку, спасая от участи попадания под колёса мимо проезжающего курьера. — Скорее всего, им от тебя были нужны только твои знания, а не ты сам. Хотя я могу, конечно, и ошибаться, и тогда ты не будешь разговаривать со мной неделю, потому что я оборвал твою возможность стать крутым школьником.

Тэхён играючи толкнул его в бок и рассмеялся, когда на лице Хёнджина расцвело выражение, полное оскорблённости и жгучей обиды.

— Нет, думаю, ты прав.

Потому что Хёнджин проницательный, а Тэхёну всё же удалось с годами освоить этот навык.

Но, похоже, не настолько сильно, чтобы суметь скрыть мокрый взгляд и покрасневший, распухший нос. На улице едва ли успевают отгреметь первые морозы, и в последние дни стоит солнечная осенняя погода, так что скинуть своё состояние на внезапно возникшую аллергию на что-нибудь цветущее или холод не удастся — это совершенно точно читается в глазах открывшего дверь Хёнджина, широкая улыбка которого тут же слетела, стоило Тэхёну только поднять лицо и посмотреть в ответ.

— Ты умираешь? — в лоб спрашивает Хван, не отводя от него взгляда.

— А похоже?

— Очень даже.

— Эх, ну, в какой-то мере...

— Тэхён, — Тэхён отвлекается от разглядывания дверной рамы и замечает, с какой силой чужая рука сжимает ручку двери. — Не шути так и скажи мне прямо, что случилось.

Тэхён игнорирует короткий удар сердца и скрутившиеся узлом органы, надеясь, что это не очередной приступ тошноты, и, коротко вздохнув, лишь спрашивает:

— Можно я войду?

Чанбина как обычно не оказывается дома — у того своя звукозаписывающая студия и одна третья лэйбла, который он делит со своими лучшими друзьями. Тэхён видел их только однажды, и то на свадьбе, но это всё равно не помешало ему оставить тёплые воспоминания о взрывном и весёлом омеге Джисоне и милом и вежливом Бан Чане — одном из немногих альф, к которому Тэхён, если бы понадобилось, обратился за помощью без особого страха и дискомфорта. В общем и целом, Чанбин мог при не самом лучшем раскладе целыми днями сидеть в студии, и похоже, сегодня один из таких дней, поэтому Хёнджин сразу ведёт Тэхёна на огромную кухню, в которой Ким бы не прочь остаться жить, и усаживает на мягкий стул, коршуном нависая сверху.

— Выкладывай, — приказывает он.

Тэхён шмыгает носом и ляпает:

— У меня обнаружили опухоль.

Взгляд Хёнджина с притворно грозного сменяется на шокированный и растерянный.

— Это точные показания врачей? — всё ещё стараясь не поддаваться панике, спрашивает тот, одновременно сканируя лицо напротив в поисках лжи. — Ты был в хорошей клинике?

— Точнее некуда, — кивает Тэхён, принимаясь спокойно расстёгивать пальто и буквально чувствуя, как воздух вокруг него пропитывается растерянностью. — Клиника одна из лучших в городе.

Хёнджин больше ничего не спрашивает, просто смотрит ещё какое-то время на чужие пальцы, последовательно освобождающие пуговицы из петель, и наконец не выдерживает, принимаясь мереть помещение шагами — они у него широкие из-за длинных ног, и у Тэхёна от наблюдения за ним начинает немного кружиться голова. Он опускает взгляд на свои руки — не хватало ещё, чтобы его снова начало тошнить.

— Так, — Хёнджин по привычке начинает кусать большой палец на правой руке, так и не остановившись, — где именно опухоль? Какая стадия? Что тебе вообще сказали?

Тэхён медленно выдыхает, понимая, что переборщил и Хёнджин сейчас накрутит себя до такой степени, что никакая терапия обнимашками не поможет, поэтому прикладывает ладонь к животу, скрытому за бежевой водолазкой, и отвечает:

— Здесь. Семь недель. Сказали больше спать и не нервничать.

Хёнджин тут же останавливается. Сначала долго смотрит на его живот, потом переводит напряжённый взгляд на безразличное лицо омеги, затем снова соскальзывает вниз. Хёнджин глубоко вздыхает и на секунду прикрывает глаза.

— Ким Тэхён.

Тот послушно отзывается:

— Извини, Джинни.

— Я уже был готов звонить Чанбину, ты понимаешь? — он стремительно направляется к Тэхёну, уже думающему, как можно отступить и спастись бегством. — Я убью тебя.

Как только Хёнджин решает, что пытку щекоткой можно прекращать, едва дышащий, раскрасневшийся и заплаканный Тэхён, поваленный на пол, отползает от него на безопасное расстояние и переводит дыхание. Отомщённый Хёнджин плюхается на диван и хлопает по месту рядом с собой. Тэхён отрицательно качает головой. Хёнджин фыркает.

— Что ты думаешь делать? — вконец успокоившись, Хван помогает распластавшемуся на ковре другу подняться и снова усаживает того за стол, пододвигая вафельницу с конфетами и печеньем и клацая электрический чайник.

Тэхён без особого интереса достаёт одну из конфет и крутит её между пальцев.

— Не знаю, — отвечает он спустя какое-то время.

— На тебя не похоже, — признаётся Хёнджин, приваливаясь к холодильнику.

Тэхён всё также смотрит на конфету и думает — да, не похоже. Кажется, он всегда знал, чего он хочет. С раннего детства у него была цель — сделать так, чтобы мама перестала целыми сутками пропадать на работе для того, чтобы обеспечить им нормальную жизнь. Для достижения этой цели были поставлены и другие, более мелкие, но не менее важные: хорошо учиться, выполнять дела по дому, не расстраивать уставшую маму, закончить школу, поступить в хороший универ, найти высокооплачиваемую работу. Тэхён знал, чего хочет, и постепенно шёл к этой цели, пускай его матери уже и не было в живых несколько лет. И вот сейчас, когда он в шаге от своей мечты, ему кажется, что мир рушится.

— Первым делом я подумал об аборте, — едва ли громче шумящей в чайнике воды, но по поджатым пухлым губам Хёнджина Тэхён понимает, что тот его услышал. — Я не планировал ребёнка. Я ещё не могу дать ему то, чего он заслуживает. Я всегда думал, что если вдруг окажусь в такой ситуации, то всегда буду чётко знать, что мне делать. Но в реальности всё оказалось... не так.

— О чём ты тогда подумал вторым делом? — Хёнджин аккуратно достаёт чайный набор и чайничек с заваркой.

Тэхён наконец убирает конфету. Он смотрит в огромное окно по правую сторону от себя — шторы ещё не закрыты, можно увидеть, как горят фонари, — и отвечает:

— Что я буду хорошим отцом.

Хёнджин не сдерживает улыбки.

— Это правда — именно таким ты и будешь.

— Но это всё ещё не отменяет того факта, что я пока не могу обеспечить достойное будущее для этого ребёнка, — он смотрит на друга детства не моргая. — Можно сколько угодно говорить, что любовь и забота это главное в воспитании, но нужно быть реалистами — любовью я не смогу его накормить и одеть.

— Не сможешь, — соглашается Хёнджин. — И я не говорю, что тебе нужно рожать. Ты сам должен это решить. А я — и Чанбин — в любом случае поддержим твой выбор и поможем если что.

Тэхён не плакал даже после того, как вышел из кабинета узи, но сейчас ему нестерпимо хочется зареветь. Что он, собственно, и делает.

— Ох, чёрт, — он старательно утирает катящиеся по щекам слёзы рукавом свитера и пытается дышать поспокойнее, хотя и выходит из рук вон плохо. — Это всё чёртовы гормоны.

— Просто ты сентиментальный, — Хёнджин ставит перед ним чашку с чаем и обнимает со спины, утыкаясь подбородком в дрожащее плечо. — Ты не скажешь мне?..

Ему не требуется договаривать, чтобы Тэхён понял, что Хван спрашивает про отца ребёнка. Он лишь качает головой и накрывает сцепившиеся вокруг груди руки своими, чуть сжимая.

— Извини, — кое-как выдавливает он из себя, не переставая плакать и думать, что он так сильно рыдал в последний раз лишь на похоронах матери.

— Всё в порядке, — Хёнджин дарит ему успокаивающий поцелуй в макушку и немного отстраняется, когда до слуха доносится звук открывающейся входной двери.

— Хёнджин, я ненавижу эту жизнь! — слышится драматичный голос из прихожей. Тэхён даже икает не от слёз, а от смешка.

— Вообще-то, это моя фраза, — кричит в ответ омега, не переставая гладить Тэхёна по спине в успокаивающей манере. — Что заставило тебя её сказать?

— Целый день без любования твоим лицом, — наконец на кухню входит расстроенный Чанбин, который при виде зарёванного лучшего друга своего мужа впадает в ступор и не может сдвинуться с места. — У нас... у нас же никто не умирает?

Хёнджин хмыкает, подмигнув.

— Наоборот.

Чанбин глупо моргает, переводит взгляд с одного омеги на другого, а когда понимает смысл происходящего, издаёт самый радостный вопль, который, Тэхён готов поспорить, Хёнджин не слышал от своего альфы даже тогда, когда ответил положительно на предложение руки и сердца. Наверное, Чанбин радуется новости о ребёнке больше всех, но Тэхёну от этого становится только спокойнее и теплее, и он разворачивается на стуле, заключая Хёнджина в объятия и утыкаясь мокрым лицом тому в живот.

По крайней мере, он не один.

И у него ещё есть время подумать.