Глава 1

Впервые он встретил его на празднике Весны.


Та ночь выдалась тихой и совсем немного морозной. Чу Ваньнин по обыкновению прибыл почти под начало церемонии и призраком проскользнул мимо отдыхающих и веселящихся духов, заняв привычное место под старой яблоней. Тонкие ветки дерева слегка покачивались, и повязанные на них белые и зелёные ленты легко развевались, привлекая к себе внимание. Впрочем, другие духи наверняка уже насмотрелись на переплетённые ленты и прочие украшения, сделанные посланниками Весны, и теперь отдавали предпочтение праздным разговорам и обсуждению грядущих дел, и только Чу Ваньнин, отделившийся от всех, смотрел на такой же одинокий фонарь над собой.


— Господин Чу, — к нему подошёл красивый дух в зелёных одеждах, в котором Чу Ваньнин тут же признал Ши Мэя — Главного духа Весны. — Вы как всегда поздно.


Ши Мэй может и догадывался, но наверняка точно не знал, что Чу Ваньнин опаздывал лишь потому, что ему было некомфортно слишком долго находиться в обществе других духов. Те всегда выражали ему своё почтение, много кланялись и улыбались, но стоило лишь отвернуться, и шёпотки, словно иглы, впивались в затылок.


Зима не нравится никому.


Никто не нравится зиме.


И Чу Ваньнин давно привык закрывать затылок ладонью.


— Было много дел, — спокойно соврал он. — Прибыл сразу же, как освободился. Если тебя это обижает, то я прошу прощения, — он тут же согнулся в поклоне и тем самым привлёк к себе внимание недалеко стоящих духов. Заметив его позу, они удивлённо вытянули лица, но промолчали и только поспешно ретировались подальше.


— Прошу Вас, выпрямитесь, — попросил Ши Мэй. Как только Чу Ваньнин исполнил его просьбу и посмотрел на него в ответ, дух весны с полуулыбкой добавил: — Это я должен просить прощения, раз мои слова показались Вам упрёком. Я ни в коем случае не хотел задеть Вас, ведь и сам понимаю, что у передающего первенство духа много дел перед церемонией. Прошу прощения.


Чу Ваньнин почувствовал себя по меньшей мере неловко, когда Ши Мэй принял ту же позицию, что и он несколькими секундами ранее. Он уже открыл было рот, чтобы попросить Ши Мэя прекратить извиняться перед ним за то, что не имело смысла, но стоящие под раскидистым клёном духи весны, не заботясь о том, слышали ли их посторонние, фыркнули раньше, чем он успел издать хотя бы звук.


— Снова этот Чу Ваньнин заставляет нашего господина пресмыкаться перед ним.


— Наверняка упрекнул его в чём-то, заставляя чувствовать себя виноватым.


— А ведь господин Ши так старался ради проведения этой церемонии! Столько сил потратил!


— Совсем себя не берёг!


— Да у этого Чу Ваньнина лёд вместо сердца!


Пальцы на руках Чу Ваньнина слегка дёрнулись. Он слышал подобное уже бесчисленное количество раз, но это вовсе не значило, что он не чувствовал боли от впивавшихся в кожу иголок, сопровождённых мыслями, что, возможно, эти духи были правы.


Ведь внутри у него давно уже было холодно. И пусто.


— Не извиняйся, — кажется, тонкие губы покрылись инеем, но Ваньнин не обратил на это внимания и продолжил смотреть на чужую опущенную голову, украшенную крупной золотой заколкой с рубиновыми вставками. — Слова часто могут быть поняты другими не так, как понял их ты, и если каждый раз извиняться за возникшее недопонимание, можно умереть от потери сил.


Лицо разогнувшегося Ши Мэя, одарённое мягкой красотой и добродушием, озарилось искренней улыбкой, от которой на старой яблоне могли вот-вот набухнуть почки.


— Вы как всегда мудры.


— Если для тебя это мудрость, то тебе предстоит ещё многому научиться, чтобы стать достойным того титула, который ты носишь уже сейчас.


— Вы снова совершенно правы, — кротко улыбнулся Ши Мэй, немного склонив голову набок. — Как Вам украшения от моего дворца?


— Мне нравится, — честно ответил Чу Ваньнин. — Не вычурно и в то же время цепляет взгляд.


Выражение Ши Мэя стало ещё более довольным.


— Я рад, что Вам нравится.


Чу Ваньнин лишь кивнул, больше ничего не сказав, и отвернулся, погрузившись в любование танцем бесчисленных лент. В какой-то момент он так засмотрелся, заложив руки за спину, что пропустил момент, когда к нему кто-то подошёл. Сначала он подумал, что это снова Ши Мэй решил развлечь его праздными разговорами, но зовущий его голос не был похож на голос Главного духа Весны, а ладонь, лёгшая на узкое плечо, была слишком горячей, и это осознание заставило Чу Ваньнина тут же обернуться.


— Господин Главная Зима, Вы так долго не обращали на меня внимания, что я уж подумал, что потерял голос.


В тот момент Чу Ваньнину показалось, что его ударили чем-то тяжёлым по голове.


Несколько раз.


С размаху.


— Ты кто?


Побеспокоивший его дух носил синие одежды и очевидно являлся летним посланником, но даже это не дало Чу Ваньнину никаких подсказок — раньше он этого духа не видел. Пускай ему уже и было больше тысячи лет и все считали его характер отвратительным и нетерпимым к другим, ему на самом деле нравилось наблюдать за кем бы то ни было и запоминать каждого встреченного им духа. И увидь он кого-то настолько высокого и широкого в плечах, точно бы не забыл. Точно не эту белозубую улыбку, от которой над головой не только почки набухли, но и расцвело несколько цветков хайтана.


— Я Мо Вэйюй, — представился незнакомец и наконец убрал руку с белоснежных одежд, после согнувшись в вежливом поклоне. — Этот дух побеспокоил Ваш отдых с намереньем официально поприветствовать Вас.


— Мо Вэйюй… — прошептал под нос Чу Ваньнин и невольно коснулся пальцами того места, где совсем недавно была чужая ладонь. — Это ведь ты будущий Главный дух Лета?


— О, Вы знаете? — тот тут же выпрямился, не переставая сверкать улыбкой. — На самом деле, до этого события ещё целая весна, так что можете звать меня просто Мо Жань.


Чу Ваньнин мысленно поразился простоте этого молодого духа, выбранного на столь важную роль, но не зациклился на этой мысли и просто выставил руки перед собой, подарив тому ответный поклон.


— Мо Вэйюй, Главный дух Зимы также приветствует тебя.


Мо Жань тихо фыркнул, видимо, оставшись недовольным тем, какое обращение выбрал Чу Ваньнин, но вслух не возмутился. Чу Ваньнин же в ответ больше ничего не произнёс, рассудив, что разговор был окончен, и закинул голову назад, принявшись рассматривать кровавые цветки с опоясавшими их лентами. Он думал, что Мо Жань уже ушёл, ведь никто даже при первой встрече не хотел оставаться с ним наедине дольше, чем на пару минут, но, скосив взгляд вбок, обнаружил по левую сторону от себя высокую фигуру, смотревшую на него в ответ.


Чу Ваньнин поспешно спрятал глаза за ресницами.


— Почему Вы на празднике одни? — вдруг спросил Мо Жань и как ни в чём не бывало перевёл взгляд наверх, прямиком на попавшую под его силу ветку. — Другие Главные духи приводят с собой множество учеников, но за эту ночь я не видел ни одного духа, кроме Вас, кто был бы одет в одежды Зимнего дворца.


Чу Ваньнин лишь усилием воли заставил своё лицо оставаться спокойным.


Когда он посещал церемонии смен времён года в одиночестве, никто и никогда не спрашивал его, почему же с ним нет учеников. Многие считали, что у него попросту не было последователей, ведь какие духи в здравом уме захотели бы быть под покровительством такого вредного Главы?


— Эта зима выдалась слишком суровой, и мои ученики не успели убрать все её последствия до этой ночи, — честно ответил он, ощутив, как внутри всё отчего-то мелко задрожало. Неужели ему так нравилось разговаривать с этим духом?


— Вы хотите передать первенство Ши Мэю, чтобы тот сразу мог приступить к своей работе? — поинтересовался Мо Жань и, дождавшись слабого кивка, добавил с вернувшейся на лицо улыбкой: — Вы потрясающий.


Нет, правда, сколько ударов сможет выдержать голова Чу Ваньнина за эту ночь?


— Что?


— Вы потрясающий, — с готовностью повторил Мо Жань и завёл руки за спину, продолжив безмятежно смотреть на цветки яблони. — Другие Главы никогда не заботятся о том, чтобы убрать признаки своего первенства до церемонии, а Вы делаете так, что уже в первый день чувствуется настоящая весна. Поэтому Вы потрясающий.


Чу Ваньнин потерял дар речи. Другие духи с первого дня его вступления на роль Главного духа Зимы относились к нему либо нейтрально, либо с неодобрением. В их умах жила стойкая мысль, что он не представлял из себя ничего, кроме выкованной изо льда фигуры, способной двигаться и смотреть на всех свысока. Исключение составлял разве что Ши Мэй, но, как считал сам Чу Ваньнин, тот всего лишь хотел иметь хорошие отношения с соседствующим с ним Главой.


И сегодня впервые за тысячу лет кто-то сказал ему, что он потрясающий.


Потрясающий.


Он.


Чу Ваньнин на секунду прикрыл глаза.


— Когда ты вступишь на свой пост, то поймёшь, что в этом нет совсем ничего потрясающего, — преодолевая сухость в горле, произнёс он. — Мои ученики не прогоняют зиму полностью, как ты думаешь. Если бы всё было так, людям бы пришлось слишком быстро привыкать к резкой смене температуры, поля бы зарастали стремительнее, а грызуны атаковали бы запасы. Я приказал своим ученикам убрать лишь часть снегов в особо заснеженных районах, потому что они этого не сделали раньше. Это всего лишь их наказание.


Мо Жань больше не делал вид, что любуется фонарём или хайтаном, и во все глаза смотрел на стоявшего перед ним духа. Чу Ваньнин столь явно ощущал на себя взгляд тёмных глаз с фиолетовым отливом, что не выдержал и посмотрел в ответ.


И тут же получил очередной удар по вискам.


— Нет, Вы и правда потрясающий, — тепло засмеялся Мо Жань, обнажив белоснежные зубы и показав миру две глубокие ямочки. — Похоже, мне придётся несладко, когда через три месяца наступит моя очередь.


Чу Ваньнин хотел сказать, что да, придётся, раз он не понимал таких простых вещей, но на голову ему неожиданно приземлилось что-то, чего там явно быть не должно. Он пару раз моргнул и занёс руку наверх, чтобы убрать инородный предмет, но его осторожно перехватили за запястье, подарив ещё одну ослепительную улыбку.


— Это всего лишь цветок хайтана, — сказал Мо Жань, заглянув прямо в глаза феникса и найдя в них своё счастливое отражение. — Я ещё не очень хорошо контролирую свою силу, поэтому иногда всё вокруг меня цветёт и отцветает раньше времени, — объяснил он.


Но Чу Ваньнин почти не слышал, что ему там говорили. В ушах у него шумело, а ноги казались слишком тяжёлыми для того, чтобы на них стоять. Он слегка повернул голову в сторону и впился немигающим взглядом в то место, где его тонкое запястье обхватывали чужие пальцы. Загорелая кожа Мо Жаня резко контрастировала с его бледностью, но даже не это поражало.


Мо Жань касался его. И ничего не происходило. Совсем ничего.


— Что ты делаешь? — тихо спросил Ваньнин, опустив взгляд на чёрную землю.


— Не даю Вам убрать цветок, что же ещё? — фыркнул Мо Жань и отпустил его руку, но лишь для того, чтобы, шагнув чуть ближе и заставив Чу Ваньнина затаить дыхание, взять упавший цветок и осторожно сунуть его между шёлковых волос так, чтобы тот держался. — Так-то лучше. Не снимайте его, Вам очень идёт.


Затылок Чу Ваньнина онемел.


Он вдруг почувствовал резкое желание вырвать этот дурацкий хайтан из своих волос и растоптать его.


Хотелось оттолкнуть явно ничего не смыслящего в уважении и этикете духа и хорошенько проучить его, превратив в ледышку. Хотелось на радость наблюдающим надменно поднять подбородок и уйти.


Хотелось спросить, откуда в чужих глазах было столько искреннего восхищения.


Неужели Мо Жань совсем ничего не знал о его репутации? Не боялся и не презирал?


«Вы потрясающий».


Потрясающий...


Мо Вэйюй, ты что, совсем глупый?


— О, вы уже познакомились? — рядом выросла стройная фигура Ши Мэя, окинувшая двух замерших духов нечитаемым взглядом. — Ох, А-Жань, ты снова не контролируешь свою силу? Посмотри, уже половина дерева в цветах!


Чу Ваньнин наконец отмер и поднял голову, осмотрев окружившие их ветки. Помимо лент на них и правда виднелись коралловые цветки, но если судить по словам неожиданно появившегося Ши Мэя, то подобное происходило не впервые. Выходит... Главный дух Весны и будущий Главный дух Лета были столь близко знакомы?


— Чёрт, Ши Мэй, прости! — Мо Жань отступил от замершего Чу Ваньнина и повернулся к весеннему духу с виноватой улыбкой. — Просто я впервые на церемонии, вот эмоции и бьют через край.


Ши Мэй покачал головой, мол, ну что с тебя взять.


— В следующий раз будь осторожнее, — попросил он и перевёл взгляд на Чу Ваньнина. — Господин Чу, у Вас в волосах...


— Ничего, — резко ответил тот, поджав бледные губы.


Ему хотелось сбежать. Сбежать от искрящегося Мо Жаня, не понимающего Ши Мэя и всех этих многочисленных взглядов, уже давно впившихся в его тело словно стрелы, пропитанные ядом.


— Как только я выйду из-под дерева, цветки тут же завянут из-за температуры, — объявил Мо Жань, сорвав один особо крупный и вставив тот за ухо Ши Мэя, — но на ваших я оставил частичку своей энергии, так что можете не беспокоиться и ходить с ними, сколько угодно.


— Спасибо, А-Жань, — легко улыбнулся Ши Мэй. — Господин Чу, время для проведения церемонии уже почти настало. Вы готовы?


Чу Ваньнин лишь кивнул и стремительно покинул прежнее место, направившись в середину поляны, ни на кого больше не обращая внимания. Перед глазами у него почему-то было лицо улыбающегося Мо Жаня, украшающего чужие волосы хайтаном, и от этой картины всё внутри потяжелело.


Чёрт. Тысячелетний дух, а всё ещё такой глупый. Если к нему и проявили немного внимания, это совсем ничего не значило. Ему улыбались так же, как и другим, и потрясающим Мо Жань наверняка множество раз называл и Ши Минцзина, ведь тот и правда потрясающий — добрый и понимающий, быстро завоёвывающий симпатии духов разных времён года. Красивый и такой же молодой, как Мо Жань.


И хайтан в шелковистых волосах Ши Мэя, блестящих от падающего на них лунного света, выглядел наверняка в тысячу раз лучше, чем у него.


Чу Ваньнина так злило осознание, что он выглядел, как полный дурак с этим цветком, что первое, что он сделал, встав на своё место в духовном кругу, это остервенело вырвал его, сделав вечно уложенные волосы растрёпанными с одной стороны. Он хотел кинуть цветок вниз и втоптать его в холодную, замёрзшую землю, но что-то внутри протестующе дёрнулось, и он не придумал ничего лучше, чем спрятать его в рукаве. Всё равно тот быстро завянет от тесного взаимодействия с ним — так он себя успокаивал.


Дальнейшая церемония прошла, как и всегда. Занявший место напротив Ши Мэй подбадривающе улыбнулся ему, а затем, обменявшись поклонами, они по очереди выпили поднесённое им вино под взглядами собравшихся духов. После того, как последняя капля вина коснулась его губ, Чу Ваньнин призвал священный свиток, который и позволял Главам перенимать первенство на себя, и протянул тот Ши Мэю на вытянутых руках. Ши Мэй с поклоном принял свиток и почти незаметно дёрнулся, когда его пальцы случайно коснулись чужих — Чу Ваньнин отметил это с привычным ему спокойствием. Температура его физического тела из-за таящейся в ней силы была столь низка, что обжигала даже других духов, и в том, что Ши Мэй одёрнул руку, не было ничего такого. Он знал, что тот вовсе не хотел обидеть его этим действием — любой бы отпрянул.


Чу Ваньнин выпрямился и кинул мимолётный взгляд на толпу в синих одеждах.


Любой.


Но почему-то не он.


***



Мир духов бескраен. Обычному человеку в него было практически невозможно попасть, а даже если такое и случалось, то лишь по ошибке какого-нибудь мелкого божества или полу-духа, вечно оставляющих порталы между мирами открытыми. Чаще гостями становились те, про кого в будущем слагались легенды — бесстрашные герои, жаждущие отыскать среди потусторонних существ нечто, что помогло бы им в их делах. Но всё же самостоятельно пересечь границу они не были способны — только с дозволения здешних обывателей, иначе они попросту не ощутили бы край скрывающего заклинания и были бы обречены на провал.


Но не только людям бывало сложно.


— Глава.


Чу Ваньнин оторвался от свитка в своих руках и поднял голову.


— Что-то случилось, Сюэ Мэн?


Сюэ Мэн вытянул сложенные перед собой ладони и почтительно поклонился.


— Главный дух Весны Ши Минцзин прибыл и сейчас ожидает у барьера. Пропустить его?


Мир духов был бескраен. В нём обитали самые различные существа, мифические животные, божества и духи, и духи времён года занимали в нём особое место. Каждому Главе и его последователям была предоставлена огромная территория, но, чтобы избежать вторжения незваных гостей как среди людей, так и среди духов, Чу Ваньнин и остальные Главы возвели скрывающие барьеры, через которые было невозможно найти резиденцию, если на руках не было пропуска.


Но в последнюю их встречу с Ши Мэем, состоявшуюся на празднике Весны почти неделю назад по человеческим меркам, Чу Ваньнин вернулся в Зимний дворец сразу же, как только его нога оказалась за пределами духовного круга, а церемония была официально завершена. В тот момент внутри него бурлило нечто настолько непонятное и никогда им не испытуемое, что лучшим решением казалось побыстрее исчезнуть. Всё равно он всегда так делал — уходил сразу же, как оправдывалась цель визита, и никогда не оставался на дальнейшее празднование, длящееся до самого рассвета. Вот только в этот раз из-за своего эгоистичного поступка он совсем забыл обновить пропускающую печать на талисмане Ши Мэя, и теперь тот был вынужден стоять посреди разбушевавшейся метели и терпеливо ждать, когда его наконец пропустят.


Чу Ваньнин почувствовал резкий укол совести.


Конечно, с Ши Мэем ничего серьёзного бы не случилось, он ведь был Главой и обладал достаточным количеством сил, но что же тот мог подумать о нём, раз он, тысячелетний Главный дух Зимы, столь беспечно не выполнил свои прямые обязанности и не вспомнил о своей ошибке до тех пор, пока не нагрянули её последствия?


— Немедленно впустите его, — Ваньнин быстро сложил свиток и отложил тот в сторону. — Вы же знаете, что сейчас мы ещё должны тесно взаимодействовать с весенними духами, так почему заставляете Главу ждать?


— Но... — Сюэ Мэн на секунду замешкался. — С господином Ши прибыл ещё один неизвестный нам дух.


— И это повод? — не понял Чу Ваньнин. — Наверняка его подчинённый.


Сюэ Мэн приоткрыл рот в попытке сказать что-то ещё, но, наткнувшись на ледяной взгляд, показывающий, что его хозяин больше не был готов терпеть никаких возражений и отговорок, послушно захлопнул его и с поклоном удалился.


Как только тяжёлая дверь закрылась за его лучшим учеником, Чу Ваньнин позволил себе громкий вздох, эхом отошедший от высоких потолков. Он потёр точку между бровей и начал думать, как именно ему следует извиниться за доставленные Ши Мэю неудобства. Был бы на его месте, к примеру, Глава Осени, с которым у Чу Ваньнина отношения были, мягко говоря, не очень, он бы просто мог натянуть на лицо ледяную маску и сделать вид, что никто под снегопадом не стоял, всё равно Цзян Си считал его холодным и бесчувственным паршивцем — так почему бы не укрепить в его мыслях этот образ? Чу Ваньнину казалось, что его уже давно не задевало то, что там думали о нём другие, но всё-таки Ши Мэй был единственным, кто относился к нему нормально, и терять это расположение из-за собственной глупости не хотелось.


Правда, был ещё один дух, который, кажется, немного другого мнения о нём, нежели большинство, но думать об этом Чу Ваньнин себе запрещал.


Всё это глупости, ужасные глупости.


Сюэ Мэн ушёл отдать приказ поддерживающим барьер ученикам ослабить зону, где находился Ши Мэй, минуту назад, дорога до Зимнего дворца занимала около десяти минут. Решив не терять времени, Чу Ваньнин отыскал все необходимые свитки и карты в расположившемся вдоль стены шкафу и вывалил их на стол, после аккуратно разложив на краю.


Он всё ещё находился в раздумьях над формулировкой извинений, когда в высокие двустворчатые двери постучали, а после, дождавшись спокойного «Входите», раскрыли их и пропустили в Зал Тишины двух духов, при виде одного из которых лицо Чу Ваньнина потеряло последние краски, сделав его похожим на только выпавший снег.


— Главный дух Весны Ши Минцзин приветствует Главу Зимы, — чуть улыбнулся Ши Мэй, подарив ему поклон.


— Будущий Главный дух Лета Мо Вэйюй также приветствует Главу Зимнего дворца, — а вот улыбка Мо Жаня вышла яркой, тёплой и слишком широкой, и от неё внутри Чу Ваньнина начало перекатываться что-то липкое, вызывающее тошноту.


Или что это за чувство такое?


— Извините, что заставил вас двоих ждать, — он тоже поклонился, но скорее в извиняющемся жесте, чем в приветствующем. — Это было очень грубо со стороны моего дворца и меня лично.


На периферии он увидел, как приведший гостей Сюэ Мэн с отчего-то очень недовольным лицом закрыл двери, оставшись в коридоре, и мысленно поставил в голове галочку, чтобы не забыть спросить у ученика, что же того так расстроило.


— Ничего страшного, — тут же принялся заверять его Ши Мэй, ведя себя так, как и предполагал Чу Ваньнин — сделав вид, что ничего не случилось. Но не притворялся ли он? В конце концов, Чу Ваньнин не мог знать точно, что скрывалось за этой мягкой улыбкой и что именно хотели сказать персиковые глаза, часто прячущиеся за пушистыми ресницами. — Мы простояли перед барьером совсем немного.


— Но вчера ночью поднялась слишком сильная метель, должно быть, вам пришлось применить много сил, чтобы вас обоих не занесло.


Улыбка Ши Мэя стала натянутой.


— На самом деле...


— Моя сила всё ещё не стабильна, — издал неловкий смешок Мо Жань, почёсывая макушку с собранным на ней высоким хвостом. — Поэтому мне и стараться-то особо не нужно, чтобы вокруг меня всё таяло.


— Воистину, недостаток А-Жаня стал преимуществом перед препятствиями на пути к Вам, — сказал Ши Мэй, игриво взглянув на летнего духа рядом с собой.


Чу Ваньнин едва преодолел желание отвернуться.


— Похоже, ты и впрямь был выбран на роль Главы не просто так, — спокойно произнёс он. — Запас твоих сил и правда поражает, но стоит начать их контролировать. Рано или поздно неспособность управлять ими сыграет с тобой злую шутку.


Легкомысленная улыбка слетела с лица Мо Жаня, как лепесток с цветущей вишни, и он стал серьёзным, вмиг начав выглядеть старше и мужественнее. Чу Ваньнин лишь кое-как заставил себя отвести взгляд и не пялиться на чужие скулы.


— Спасибо за похвалу и наставления, — искренне поблагодарил Мо Жань.


— Не стоит, — отмахнулся Чу Ваньнин, немного не понимая, за что его благодарили — он разве сказал что-то, достойное этого?


«Глупый, глупый, глупый, глупый, глупый», — мысленно ругался он, не зная, было это адресовано Мо Жаню или ему самому.


— Итак, — Ши Мэй слегка кашлянул в согнутый кулак, — не пора ли нам начать то, ради чего мы прибыли сюда?


— Ты прав, я подготовил всё заранее, но сначала, — Чу Ваньнин наконец двинулся с места и подошёл ближе к гостям, протянув одну руку вперёд, — мне нужно обновить печать на твоём пропускном талисмане, чтобы в следующий раз не возникло никаких недоразумений.


Ши Мэй послушно достал из кармана ханьфу нарисованный специально для него талисман, который Чу Ваньнин вручил ему почти сто лет назад, когда Ши Мэй только вступил на свою должность, и отдал его. Пока Чу Ваньнин вливал в печать свою духовную энергию, он чувствовал, как его висок сверлили внимательным взглядом. Как только он открыл глаза, Мо Жань спросил:


— Господин Чу, почему Вы сняли с головы хайтан в ту ночь?


Из всех вопросов этот — самый неожиданный.


— Он почти сразу завял, — ответил Чу Ваньнин и вернул талисман владельцу, при этом совсем не глядя на Мо Жаня.


— Но я же влил в него свою духовную силу, он не мог завянуть, — упрямился будущий Глава. — Цветок у Ши Мэя до сих пор в отличном состоянии, так почему же Ваш испортился?


Пальцы на руках Чу Ваньнина затрепетали, и он поспешно сжал те в кулаки, спрятав их за длинными рукавами белоснежных одежд.


Глаза феникса опасно сверкнули.


Этот малец что, правда не понимал?


— Потому что всё живое вокруг меня всегда умирает, — его голос приобрёл настолько холодные нотки, что по стене позади гостей поползла изморозь. — Внутри меня есть только лёд и снег, точно так же, как в тебе, Мо Вэйюй, есть только жар. Вот только мой холод сильнее любого тепла двух миров, — он наконец посмотрел прямо в чужие глаза, в то же время ощутив, как в груди заколол арктический холод, и чётко продолжил: — Так что сколько бы ты сил не потратил на поддержание того цветка хайтана, рядом со мной он всё равно был обречён на погибель.


Зал Тишины носил такое название не случайно. Когда Чу Ваньнин впервые вошёл в Зимний дворец, все многочисленные коридоры и залы были пусты. С приходом нового Главы ученики предыдущего Главного духа всегда уходили, и новоприбывшему требовалось набрать последователей самостоятельно. В ту ночь бушевала сильная вьюга, и от ледяных стен отражались звуки шагов единственного духа во дворце, пока Чу Ваньнин бездумно бродил по узким коридорам в поисках места, где он бы мог отдохнуть. Спустя долгое время скитаний и невозможности скрыться от завываний ветра снаружи, он всё-таки нашёл зал с самыми высокими потолками и тяжёлыми дверьми, сумевшими перекрыть звуки вьюги. Вот только каждое движение в нём отражалось усиленным эхом, и Чу Ваньнин просидел в зале всю оставшуюся ночь без единого движения, наслаждаясь тишиной и в последствии выбрав это место для проведения переговоров, где даже самые тихие слова становились громче и накладывали на говорящих отпечаток ещё большей ответственности.


И теперь по этому залу проносился слишком спокойный голос, пускающий дрожь по телу своей отрешённостью.


Несмотря на чужие слова, больше похожие на тираду, Мо Жань продолжал смотреть в бледное лицо. Чу Ваньнину хотелось зажмуриться или отвернуться, потому что во взгляде тёмных глаз бушевало столько чувств, что ему с его ограниченным эмоциональным диапазоном их все ни за что было не понять. Но он не жмурился и не отворачивался, а тоже продолжал смотреть.


Их молчаливое столкновение продлилось почти минуту.


Неожиданно Мо Жань улыбнулся.


— Значит, в следующий раз я волью в него ещё больше духовных сил.


— … — Чу Ваньнин.


— … — Ши Минцзин.


— А-Жань... — попытался одёрнуть друга отошедший от удивления Ши Мэй, но тот не обращал на него внимания, смотря только на опешившего Чу Ваньнина.


— Хоть все волью и исчезну, но сделаю так, чтобы Вы поняли, что Ваш холод вовсе не непобедим, — самоуверенно заявил будущий Глава Лета.


Чу Ваньнин оторопело моргнул.


— Ты хоть слышал, что я говорил?


— Слышал, а Вы? — улыбка не сошла с загорелого лица даже тогда, когда Чу Ваньнин, не зная, как поступить в такой ситуации, буркнул «идиот, полный идиот» и с шелестом одежд отвернулся, направившись к заваленному свитками столу.


Мо Жань заулыбался ещё сильнее и тут же последовал за ним.


Ши Мэй устало вздохнул.


Как бы Чу Ваньнин ни хотел и дальше злиться на этого безмозглого и жутко принципиального мальца, у него больше не получилось этого сделать до самого отбытия гостей.


Глядя в спины удаляющихся духов, он мысленно корил себя за продемонстрированную импульсивность — вспылил на ровном месте из-за какого-то вопроса о цветке, разве это нормально? В голову тут же полезли противные мысли, нашёптывающие, что он бы точно так не отреагировал, если бы Мо Жань не упомянул, что хайтан Ши Мэя в порядке, что значило, что Мо Жань проводит много времени в компании Главы Весны, зная о нём такие мелочи. Но Чу Ваньнин, скривившись, тут же заверил самого себя в том, что это ерунда. Какое ему вообще было дело до того, кто и с кем проводит время? Его обязанность — лишь ещё несколько недель поддерживать холод на обговорённых с Ши Мэем районах, и у него вовсе не было времени на то, чтобы думать о том, как Мо Жань всё время касался и улыбался Главному духу Весны, пока они сидели над картами.


У него и правда не было на это времени, но он продолжал прокручивать в мыслях то, как Мо Вэйюй протянул Ши Мэю ладонь, помогая тому встать. Их сцепленные руки смотрелись довольно красиво.


Чу Ваньнин сжал зубы и опустил голову на сложенные перед собой ладони, прикрыв глаза дрожащими ресницами.


Ну почему он такой жалкий?


Почему этот слишком тёплый для него дух так странно действовал на него? Что тому от него было нужно?


Почему Мо Жаню так важно было знать, что подаренный им цветок в руках Ваньнина никогда не почернеет и не сгниёт?


И что это за чувство глубоко внутри? Зависть? Раздражение? Или... что-то иное?


— Глава?..


Эти мысли... ужасно утомляли.


— Глава?


— Что?


— Вы спите?


Чу Ваньнин почти что закатил глаза под смеженными веками.


— Конечно, именно поэтому я сейчас разговариваю с тобой, — он отнял голову от рук и посмотрел на застывшего перед ним Сюэ Мэна, который в ответ подарил ему робкую улыбку. — Ты что-то хотел?


Сюэ Мэн покачал головой.


— Уже довольно поздно, может, Вы пойдёте в свои покои?


В Зале Тишины не было окон, поэтому Чу Ваньнин даже не заметил, что уже наступила ночь. Он потёр виски — сегодня и правда был паршивый день.


— Да, ты прав, — он встал из-за стола, нечаянно столкнув с его края карту восточных земель и проводив ту усталым взглядом. — И, будь добр, убери все свитки и карты на места.


— Конечно! — с готовность отозвался Сюэ Мэн и тут же убежал за укатившейся картой.


Чу Ваньнин уже преодолел половину пути до дверей, когда неожиданно вспомнил кое о чём. Он обернулся и спросил неаккуратно сгрёбшего свитки Сюэ Мэна:


— Могу я задать тебе вопрос?


— Конечно, Глава!


Чу Ваньнина всегда трогала эта юношеская преданность Сюэ Цзымина ему, поэтому он не мог не улыбнуться ученику в ответ.


— Ты был чем-то расстроен, когда прибыли Ши Минцзин и Мо Вэйюй?


Густые брови ученика удивлённо приподнялись. Похоже, он не ожидал, что вопрос будет именно таким.


— Ну... — он опустил взгляд на свитки, прижатые к его груди, и нерешительно произнёс: — Я не то чтобы был расстроен, скорее, недоволен.


— И чем же?


— Этим летним засранцем, — выплюнул Сюэ Мэн, но, поняв, что он слишком грубо выразился перед своим Главой, тут же исправился: — Этим Мо Вэйюем.


Чу Ваньнин непонимающе нахмурился. Сюэ Мэн — добрый и послушный адепт его дворца, один из самых лучших зимних духов, вознамерившийся в будущем стать Главой и никогда не судивший других, даже осенних духов, с которыми у них всегда происходили стычки.


— Есть причина твоего недовольства им?


— Его длинный язык, — фыркнул Сэю Мэн. — Он ещё даже на первую ступень не поднялся, а уже начал критиковать наш дворец, говоря, что он слишком неброский и скучный и что в таком месте он Вам жить не позволит.


— Мне? — непонимающе уточнил Чу Ваньнин.


Сюэ Мэн согласно кивнул.


— Сказал, что заберёт Вас отсюда, а когда я приказал ему заткнуться и не пороть чушь, этот наглец рассмеялся, хотя я не сказал ничего смешного. Если бы не Глава Весны, я бы превратил этого идиота в ледышку и раздробил на мелкую крошку.


Чу Ваньнин решил не говорить ему, что даже если бы он использовал свои духовные силы на полную, ему едва бы удалось покрыть льдом чужой ноготь. Он коротко поблагодарил Сюэ Мэна за ответ и, распрощавшись с ним, покинул Зал Тишины.


Собственная комната встретила его неощутимой прохладой и тишиной. За окном всё так же бушевала метель, и Чу Ваньнин бездумно смотрел на вихри снежинок на чёрном фоне ночного неба, когда присаживался на мягкую постель. Духам как таковой сон был почти не нужен, но было необходимо время покоя, когда они могли бы восполнить потраченную за день энергию.


Чу Ваньнин ещё немного посмотрел на буйство стихии, а затем заполз на середину кровати, прижав ноги к груди и завалившись на бок. Взгляд феникса остановился на низком столике у изголовья.


Совершенно целый цветок хайтана излучал едва заметный тёплый свет.


***



Что Мо Вэйюй имел в виду, когда говорил что заберёт его из Зимнего дворца?


Эта мысль не давала Чу Ваньнину покоя. Он думал об этом, когда шёл по длинным коридорам и отвечал на приветствия учеников. Думал, когда сидел над документами и картами или чертил новые талисманы. Думал, отдавая Сюэ Мэну и братьям Мэй приказы на зачистку земель и даже отправляясь на поддерживание стужи самостоятельно.


Думал, когда поздно ночью возвращался в свою комнату и долгими часами рассматривал маленький цветок хайтана, который так и не завял.


Думал, думал и думал.


Но ответа так и не нашёл.


В конце концов, размышлял Чу Ваньнин, едва ощутимо касаясь нежных лепестков, Мо Жань был слишком молодым и своевольным духом, возможно, что те слова были брошены просто так, лишь бы позлить Сюэ Мэна, всегда слишком ярко реагировавшего на критику их дворца.


Это было вполне логичным объяснением, которое могло бы наконец успокоить его и вернуть всё на круги свои, но почему-то не успокоило.


Лицо Чу Ваньнина темнело каждый раз, стоило ему только подумать, что Мо Жань ляпнул «заберу» и забыл, а он изводился всё это время, пытаясь придумать и понять чужие намеренья.


К тому же, глубоко внутри него всё ещё теплилась непонятная ему самому надежда. Чего он ожидал и на что надеялся, Ваньнин не знал, но продолжал каждый день запирать тяжёлые двери и расчёсывать волосы у столика с хайтаном — сидя рядом с ним, это чувство теплоты внутри увеличивалось, расползаясь от груди до самых кончиков пальцев. Иногда ему даже казалось, что от него он вот-вот растает, но так как это было невозможно, он быстро успокаивался.


В таком темпе пролетели следующие две недели. В человеческом мире наконец наступила настоящая весна, а все зимние духи, включая Чу Ваньнина, облегчённо выдохнули. Им всем пришлось много трудиться, чтобы сделать переход от зимы к весне плавным. Будь у Чу Ваньнина свиток первенства, на самом деле представлявший из себя карту с регионами, где распространялась сила Глав, всё было бы куда легче, но он передал его Ши Мэю на церемонии, как и полагалось, и поэтому ему и адептам его дворца пришлось отправляться на нужные земли самостоятельно.


Но сегодня на небе впервые засветило по-весеннему тёплое солнце, и даже метель на территории Зимнего дворца успокоилась. Снег укрывал никогда не прогревающуюся землю толстым слоем, а вокруг царила полнейшая тишина. Чу Ваньнину впервые за долгое время было спокойно. В ушах не свистел ветер, по коридорам не блуждали уставшие ученики, а цветок всё также не собирался умирать, сколько бы к нему не прикасались ледяные пальцы. К тому же, теперь до самой осени он был не нужен человеческому миру, что значило, что он наконец мог по-настоящему отдохнуть и восстановить силы.


Вот только для начала нужно было представить отчёт о выполненной работе.


Принадлежащие весенним духам земли находились не так уж и далеко от Зимнего дворца, что легко объяснялось соседством времён года. Чу Ваньнин быстро добрался до нужного места и остановился в середине низкорослого леса. Ши Мэй точно так же, как и остальные главы, имел над своей резиденцией скрывающий барьер, и незнающий дух мог долго бродить вокруг, так ничего и не найдя. Чу Ваньнин же бывал в этих землях множество раз и отлично знал, у какого дерева нужно было остановиться, чтобы стать впритык к одному из входов. Он быстро достал из-за ворота пропускающий талисман, который Ши Мэй обновил в их прошлую встречу, и выставил тот перед собой. Воздух вокруг тут же засиял бледным зелёным светом — показался барьер. Чу Ваньнин на долю секунды прикрыл глаза, а когда открыл, то стоял уже не посреди леса, а на дорожке, ведущей в высокое здание традиционного китайского стиля впереди.


Ему было немного непривычно находиться здесь в одиночестве, потому что уже многие годы подряд Сюэ Мэн посещал чужую резиденцию вместе с ним, аргументируя это тем, что ему нужно было набираться опыта, если он и правда хотел в будущем стать Главой. Но в этот раз Сюэ Мэн потратил слишком много духовных сил, зачищая южные земли с учениками низкого ранга, и Чу Ваньнин, попросив младшего Мэй Ханьсюэ позаботиться о друге, отбыл из Зимнего дворца один.


По обе стороны от каменной дорожки, медленно уходящей на невысокую гору, были высажены сады с вечноцветущей сакурой. Нежно-розовые лепестки кружили повсюду, похожие на дождь, и Чу Ваньнин привычно шагнул под него, не заботясь о том, что мелкие лепестки оставались и путались в его длинных волосах. Он преодолел уже половину пути, когда справа от него неожиданно раздался смутно знакомый голос. Он остановился и повернул голову в сторону звука, а когда увидел его источник, тут же почувствовал, как ослабели ноги.


Посреди цветущих деревьев находилось две фигуры. Одна из них, облачённая в нарядные зелёные одежды, сидела за чайным столиком и, осторожно придерживая пиалу двумя руками, наслаждалась напитком. Другая же фигура, стоящая к Чу Ваньнину спиной, имела тёмно-синие одежды и собранные в высокий хвост волосы, которые качались туда-сюда, сопровождая все энергичные движения их хозяина. Мо Жань активно жестикулировал и явно был более возбуждён, чем в прошлые их встречи, но Чу Ваньнин стоял слишком далеко и не мог понять, что тот говорил.


Когда спустя некоторое время Мо Жань наконец успокоился и опёрся спиной о ближайшее дерево, повернувшись лицом к дорожке, Чу Ваньнин, опасаясь быть обнаруженным, быстро спрятался за самым толстым стволом сакуры. Но, похоже, зря — Мо Вэйюй, хоть теперь и был повёрнут к нему, совсем не смотрел в его сторону, продолжая разговор с Ши Мэем.


Чу Ваньнин ощутил противоречивые чувства. С одной стороны, у него не было желания прямо сейчас выходить и вести разговоры. А с другой хотелось бы, чтобы взгляд Мо Жаня хоть на мгновение оторвался от весеннего духа и случайно скользнул по нему.


Но это было за гранью реальности.


Чу Ваньнин робко выглянул из своего укрытия.


Сегодня Ши Минцзин выглядел даже лучше, чем обычно. Похоже, причиной тому было окончательное восстановление первенства за весной, и в честь этого события Ши Мэй надел парадные одеяния изумрудного оттенка с золотистыми цветами на вороте и свободными широкими рукавами с такого же цвета бабочками. Тёмно-каштановые волосы были собраны в причёску, закреплённую заколкой с духовными камнями и шёлковыми лентами по бокам. Персиковые глаза то и дело скрывались за длинными ресницами, а затем поднимались на широко улыбающегося Мо Жаня.


Рука Чу Ваньнина непроизвольно сжалась, от чего по дереву поползла ледяная корочка.


Острый взгляд феникса остановился на другой фигуре. Мо Вэйюй всё ещё не был Главой, поэтому носил довольно простые одежды, как и другие ученики, но даже так он выделялся. Цвет кожи Мо Жаня был самым тёмным, что когда-либо видел Чу Ваньнин. Даже среди остальных летних духов не было никого, у кого был бы настолько соблазнительный оттенок, похожий на мёд. К тому же внутри этого духа томилось огромное количество силы, которая бурлила в нём, распаляя тело и позволяя чувствовать его жар даже просто стоящим рядом. И, судя по всему, сегодня Мо Жаню было так жарко, что он не мог позволить своей груди томиться за тканью, открыв вид на янтарную кожу и упругие мышцы через слегка распахнутый ворот.


Чу Ваньнин не мог отвести взгляд. Глядя на эту грудь, ему почему-то казалось, что он сейчас стоял рядом с Мо Жанем и ощущал его тепло. Было похоже на то, что он чувствовал, склонившись над хайтаном в своей спальне, но в несколько раз сильнее.


Это так... странно.


За любованием высокой фигуры прошло неизвестно сколько времени. Чу Ваньнин всё так же стоял, скрывшись за деревом, и не мог отвести взгляд и перестать рассматривать чужие ямочки на щеках.


Но неожиданно Мо Жань замолчал.


Он странно взглянул на иногда отвечающего ему Ши Мэя и вдруг оказался рядом с ним, нагнувшись и подавшись чуть вперёд со слегка занесённой рукой.


Спина Чу Ваньнина онемела, а глаза остекленели.


Двое под цветущей сакурой продолжали не двигаться, но даже не видя их лиц, Ваньнин знал, что происходит. Он был глупцом, но не полным идиотом.


Глава Зимы отвернулся и прижался спиной к покрывшемуся льдом стволу, закрыв глаза. Его пальцы дрожали, а губы превратились в тонкую полоску.


Это чувство... То же самое, что он ощутил тогда, когда увидел переплетённые загорелые и бледноватые пальцы в Зале Тишины.


Зависть? Раздражение? Да. Это были они. Но для более точно описания Чу Ваньнину было известно другое слово, которое, как он думал, к нему никогда не будет относиться.


Ревность.


Она ощущалась как что-то кислое и тянущее в груди, вынуждающее хотеть исчезнуть из всех миров, скрипеть зубами и заметать всё вокруг пургой.


Ощущалась как нечто, что он никогда не должен был почувствовать.


Чу Ваньнин медленно открыл глаза и посмотрел перед собой. Взгляд его был пуст.


Выходит, ему нравился Мо Жань?


Звучало, как полный бред, но как иначе можно было объяснить всё то непонятное, что скребло в груди и выло сильнее, чем вьюга за окном?


Чу Ваньнин горько усмехнулся и сжал кулаки так, что ногти впились в нежную кожу ладоней.


Удивительно, он столько лет послушно исполнял роль ничего не чувствующего и высокомерного Главы, которую ему отдали прочие духи сразу же, как он вступил на свой пост, что одного доброго взгляда и улыбки хватило, чтобы отбросить всё и позволить себе быть слабым. Позволить себе чувствовать. Позволить любить.


Нет, ну он правда дурак. Влюбился в того, кто, очевидно, питает тёплые чувства к прекрасному Ши Мэю — разве это не смешно?


Ему вдруг захотелось уйти, но останавливало лишь то, что он пришёл сюда не разочаровываться в себе. Ему было нужно выполнить свой долг, а потом уж он закроется в Зимнем дворце до осени и забудет о чужой коже и мягком фиолетовом отливе в глазах. Обязательно забудет.


К тому времени, как он покинул своё укрытие и решительно направился в сторону духов, Мо Жань уже выпрямился и снова сверкал улыбкой, которая лишь расширилась, когда он увидел приближающуюся фигуру в белом.


— Господин Чу, — Ши Мэй тут же встал и ответил на его поклон своим, тоже улыбаясь. Он махнул рукой на столик: — Присаживайтесь.


Лицо Чу Ваньнина было как никогда спокойным, когда он коротко отверг предложение:


— Не стоит.


— Но Вы же пришли по поводу завершения своих работ, верно? — нахмурился Ши Мэй, вблизи выглядящий ещё более прекрасным. — Нет необходимости стоять.


— У меня ещё остались незаконченные дела, поэтому я хотел бы разобраться со всем прямо сейчас, — Чу Ваньнин достал из-за ворота небольшой свиток и передал тот Главе Весны. — Здесь описан весь ход моих действий. Он полностью совпадает с тем, о чём мы договорились заранее. На этом прошу меня извинить, — он резко отвернулся от сбитого с толку Ши Мэя и уже собрался уйти отсюда, но ткань его развевающегося рукава оказалась зажата между чужих пальцев. Он едва сдержался, чтобы не использовать силу и не заморозить всё вокруг, и медленно повернул голову. — Что такое?


— Господин Главная Зима, — Мо Жань смотрел ему прямо в глаза, когда произносил это, — Вы не поздоровались со мной.


В горле Чу Ваньнина встал ком.


Мо Вэйюй смотрел на него всё так же тепло, как и в предыдущие две встречи, и Чу Ваньнин почти поддался его обаянию, но тут взгляд зацепился за стоящего за Мо Жанем Ши Мэя, который сжимал свиток и бестолково смотрел на него слегка подведёнными глазами.


Мо Жань ведь смотрел так и на этого нежного духа.


Лицо тут же накрыла мрачная тень. Чу Ваньнин одёрнул руку, от чего ткань рукава выскользнула из хватки.


— Мо Вэйюй, — голос его был холодным, а взгляд обращённым вперёд — он боялся, что если взглянет на Мо Жаня снова, то ноги подкосятся, и он больше ничего не сможет сказать или сделать, — я приветствую тебя. И, — он сделал неосознанную заминку, — прошу тебя больше никогда ко мне не приближаться.


Мо Жань ошеломлённо застыл с занесённой перед собой рукой. Он беспомощно смотрел, как статная фигура Главного духа Зимы скрывалась за дождём из лепестков, и совершенно ничего не мог с этим поделать.


— Что это с ним?..


— Не знаю, — вздохнул Ши Мэй, убирая врученный свиток. Его взгляд с удаляющегося Чу Ваньнина остановился на спине поникшего Мо Жаня. Глаза цвета персика на секунду прищурились, а на их дне сверкнуло довольство, которое осталось никем незамеченным. — У господина Чу сложный характер, не обращай внимания.


Мо Жань какое-то время молчал, всё ещё смотря вперёд, где уже не было никого, похожего на Главу Зимы.


— Он был чем-то расстроен, — вдруг довольно тихо произнёс он, и присевшему на прежнее место Ши Мэю пришлось переспросить:


— Что?


— Он был расстроен. И очень сильно.


— С чего ты взял, А-Жань? — Главный дух Весны снова поднёс к лицу пиалу — за ладонью, держащей напиток, отлично скрывались его недовольно поджатые губы.


— Понял по глазам, — Мо Жань обернулся к нему и для большей убедительности показал пальцем на свои. — Они были немного покрасневшими — явный признак расстройства и печали.


— Мало ли причин для того, чтобы глаза были красными, — ответил Ши Мэй и одним грациозным движением тонкой руки заправил прядь каштановых волос за аккуратное ухо, при этом не переставая смотреть на возвышавшегося над ним духа. — Может быть, это и вовсе была злость.


— С чего бы господину Чу злиться? — нахмурился Мо Жань и дунул на летящий прямо на него лепесток.


— А с чего бы ему расстраиваться? — задал встречный вопрос Ши Мэй и, уловив оттенки смятения на чужом лице, принялся ковать железо, пока ковалось. — Ты же знаешь, какие слухи ходят о Главе Зимы — он высокомерный и жестокий, к тому же настолько холоден и груб, что может превратить в ледышку любого, кто не так на него посмотрит. Он мог разозлиться просто потому, что ему пришлось идти сюда. Иначе, почему он так быстро ушёл?


Мо Жань слушал его внимательно, не отводя взгляда, и Ши Мэй мысленно возликовал.


Да, давай, возненавидь его, как и все остальные.


Думай, что он создан из снега и льда.


Смотри на него только с пренебрежением.


Как и вс-


— Неправда.


Прекрасные глаза Ши Мэя непонимающе округлись. Мо Жань упрямо повторил:


— Это неправда. Так думают только полные слепцы и дураки, — он слегка нагнулся и осторожно убрал с застывшего изваянием Ши Минцзина лепестки сакуры, задержавшиеся на чужих волосах. — Пускай я, можно сказать, и не знаю его, но господин Чу точно не такой, каким ты его описал.


Ши Мэй почувствовал, как сдавило горло. Он выдавил слабую улыбку и спросил:


— Тогда какой же он?


Мо Жань улыбнулся и, отстранившись, запрокинул голову назад. Чёрные глаза смотрели в голубое небо, когда он говорил:


— Несчастный. Одинокий. Замёрзший и наверняка поверивший, что всё, что о нём говорят другие, — правда.


Ши Мэй отвёл взгляд от хорошо сложенной фигуры и опустил его на свои руки, сжавшие ткань изумрудных одеяний на коленях.


«А ты не такой уж и глупец, А-Жань, — с горькой усмешкой подумал он, провожая одинокий нежно-розовый лепесток взглядом до тех пор, пока тот не приземлился прямо в его пиалу. — Но даже если ты это понимаешь, так просто я Ваньнина тебе не отдам».


Не отдам, слышишь?


— Аргх, — Мо Жань вдруг схватился за голову, распугав своим криком птиц на ближайших ветках. — Я же пришёл сюда только для того, чтобы увидеться с господином Чу, но в итоге встреча была слишком короткой. Да и что значило его «больше никогда ко мне не приближайся»? Я же не успел ничего толком сделать!


Ши Мэй улыбнулся уже более искренне. Даже если Мо Жань не собирался отступать, сам Чу Ваньнин больше не хотел его видеть. Всё складывалось в его пользу.


— Ладно, А-Жань, давай продолжим наше обучение.


— Что? Нет, я уже не хочу!


— Не ты ли хотел стать Главой, достойным похвалы Главного духа Зимы? Уже передумал?


Мо Жань пару раз открыл и закрыл рот, собираясь что-то возразить, но в итоге лишь обречённо вздохнул и сел за чайный столик, недовольно сложив руки на груди.


Лёд на дальнем дереве сакуры потихоньку таял.


***



Духи появлялись по-разному. Кого-то сотворила природа, кто-то появился вследствие человеческих экспериментов, а кто-то в процессе жертвоприношения. Третье было наиболее редким, потому что духи часто приходили слишком поздно для того, чтобы позволить хрупкой человеческой душе обрести вечность и забрать её в свой мир.


Но Чу Ваньнину повезло — за ним пришли вовремя.


Староста маленькой деревни, практически затерявшейся среди скалистых гор, был уверен, что если порадовать духов щедрым подношением, то суровая зима, обрушившаяся на их земли в тот год, ослабнет. А если подношение будет самым лучшим, то и за следующий год переживать не стоило. Измотанные холодами жители согласились.


Выбор на роль жертвы был небольшим. Беременных женщин в те тяжёлые времена было лишь двое, и староста благоразумно выбрал молоденькую девушку из семьи Чу — повитуха клялась, что та носила мальчика. Приносить в жертву девочку не имело смысла, потому что женский пол среди духов ценился мало и вряд ли мог задобрить их. Выбранная девушка поначалу категорически отказывалась отдавать своего ребёнка, но вся деревня, включая её мужа, была непреклонна, долгими вечерами успокаивая её и нашёптывая, что она ведь ещё совсем молодая и всегда сможет родить ещё. Кутаясь в совсем не греющее одеяло, она сдалась спустя пару дней под громкие завывания ветра за хлипким окном.


Она знала, что её ещё не родившийся сын был обречён, и единственное, чего она хотела, просыпаясь и засыпая в холодной постели, это чтобы он родился мёртвым, и его не пришлось бы отдавать.


Но мальчик родился сильным и здоровым спустя две недели после решения старосты, и его мать отказалась даже взглянуть на него — слёзы застилали ей глаза, пока из горла рвались глухие рыдания.


В тот же день все жители деревни отнесли закутанного в тонкую пелёнку младенца на самую высокую гору в округе и дождались сумерек. С последним лучом солнца староста облил плачущего и замёрзшего мальчика водой, и в воздух поднялись новые рыдания вперемешку с молитвой присутствующих, просящих простить их деревню и подарить им немного тепла. Как только молитва была окончена, все быстро спустились обратно в деревню, делая вид, что в голове не звучали детские крики.


Мальчик ещё некоторое время слабо кричал. Через час всё затихло, а вернувшийся домой муж обнаружил свою молодую жену повешенной в сарае. В её стеклянных глазах читалось непрощение.


Когда мальчик вновь открыл глаза, на тёмном небе уже горела пара звёзд, а рядом с ним сидел неулыбчивый дух в очень белых одеждах. Дух пристально посмотрел на него, а потом вдруг указал пальцем ему за спину. Маленький дух обернулся.


По заснеженной горе взбиралась полупрозрачная фигура в лёгком платье и с босыми ногами. За ней по только выпавшему слою снега волочилась верёвка, но маленький дух не смотрел на то, что было за ней. Он смотрел лишь в бледное лицо и чувствовал, как по холодным щекам текли холодные слёзы, которые подошедшая мать бережно утёрла, затем поцеловав в лоб.


— С ним всё будет нормально? — она обернулась к взрослому духу и посильнее прижала к себе совсем крохотного.


Главный дух Зимы погладил свою белоснежную бороду, взглянул на сгусток света в её руках и кивнул.


— Он станет очень сильным, не переживай.


Мать кивнула и бережно передала ему сына, а после, улыбнувшись в последний раз, растаяла. На снег упала покрытая льдом верёвка. Глава перевёл взгляд с духа на своих руках на деревню и, вздохнув, ушёл.


Чу Ваньнин рос в отдалённом поместье на территории зимней резиденции и практически никогда не покидал его. Из окружения у него были лишь мелкие духи и несколько демонов с кувшин размером, способных говорить и делать пакости. Дни пролетали за чтением и изучением различных заклинаний, которые его заставлял учить приходивший раз в неделю Глава. Тот смотрел на его продвижения в мастерстве управления духовными силами, поправлял, если было необходимо, и глядел на него с гордостью — Чу Ваньнину было невероятно приятно видеть в светлых глазах одобрение.


Мир духов был бескраен, но для маленького духа он ограничивался домом на пять комнат, включая библиотеку, и высоким ледяным забором, за которым едва угадывались черты далёкого дворца и ещё более далёкого леса. Иногда ему было одиноко, но он не смел жаловаться — если бы не Глава, он и вовсе бы сгинул, а так у него хотя бы было место, где ему позволялось прыгать и бегать, когда вздумается, и еженедельная похвала: «Ты очень сильный. Продолжай тренироваться, и тогда ты пожнёшь результаты своих трудов».


И когда ему исполнилось шестнадцать, впервые ледяные ворота открыл не дух с забавной бородкой, а незнакомец с усталым взглядом.


— Чу Ваньнин? — поинтересовался тот и на неуверенный кивок махнул на открытые ворота. — Пошли.


Когда они вдвоём добрались до огромного, действительно огромного дворца, по ступенькам длинной лестницы уже спускались многочисленные духи, кидавшие на него косые взгляды и фыркающие себе под нос. Чу Ваньнин не знал, чем он им не угодил, но на всякий случай не поднимал головы и просто послушно следовал за ведущей его фигурой, лишь на несколько секунд задерживая взгляд на стволах старых деревьев, высаженных по обе стороны от лестницы и наверняка давно мёртвых.


— Вот, — подытожил проводивший его дух, как только они вошли в просторный холл. — Теперь это твой дворец.


Чу Ваньнин непонимающе захлопал ресницами.


— Мой?


— Да. Теперь ты — Главный дух Зимы, — оповестили его и сразу же направились к выходу. — Удачи.


Так Чу Ваньнин в шестнадцать человеческих лет стал самым молодым Главой за всю историю.


Куда делся предыдущий Глава, Чу Ваньнин не знал, но это было не так уж и важно. На его плечи вмиг обрушилась огромная ответственность, к которой его хоть и косвенно готовили, но о которой не предупредили, и думать о чём-то другом у него попросту не было времени.


Он остался совсем один. Как в ту самую ночь, когда грубые руки старосты положили свёрток в снег, а после обожгли ледяной водой, заставив умирать в муках и стуже. Но только теперь к нему никто не должен был прийти, и он чётко это понимал.


Такое же чёткое осознание к нему пришло, когда на собрание, устроенное в честь принятия его на пост Главы, никто не явился. Никто не признавал в столь юном духе Главу. Нужно было завоевать доверие, и с наступлением зимы Чу Ваньнин, ещё не набравший ни одного ученика, показал всю свою силу, демонстрируя плоды своих тренировок и внутренне ликуя от того, что старик был прав — он и правда был силён.


Вот только другие не оценили его жеста. Тогдашний Главный дух Весны устроил ему скандал, находя его действия слишком высокомерными и трудно удаляемыми — как духи весны должны были справляться с последствиями его зимних холодов и снегопадов? Глава Осени же возмущался, что он принял свои обязанности слишком поздно, и ему со своими учениками пришлось всё делать самому.


Нападки сыпались со всех сторон, и Чу Ваньнин не знал, куда от них прятаться — даже сидя в Зале Тишины, голову продолжали атаковать отголоски чужих злых слов.


Слухи о новом Главе Зимы, возомнившем о себе не пойми что, разлетелись по миру духов столь стремительно, что уже к началу новой зимы все духи времени года знали, что связываться с ним не стоит. Бывшие адепты Зимнего дворца не пожелали вернуться под новое крыло и разбрелись кто куда, а другие, услышав о его отвратительном нраве, отворачивались от него или убегали сразу же, как только он кидал взгляд в их сторону.


Так прошло около пятисот лет. Чу Ваньнин перестал покидать свой дворец без особой надобности и все дела выполнял по-прежнему в одиночку. Желание кому-то что-то доказать и найти чужое расположение давно завяло в нём, как и всё, чего он касался полыхающими холодом руками. Со временем он и сам стал верить, что в ту первую свою зиму хотел лишь показать своё преимущество над всеми остальными Главами, а прошлый Главный дух Зимы бесследно исчез лишь потому, что понял, что вырастил монстра с огромным запасом сил, не подвластных даже ему. Только потом, через много сотен лет, он узнал, что старик был попросту на пределе и решил уйти молча.


На шестисотый год правления заснеженными территориями до Чу Ваньнина впервые долетел человеческий голос. Голос просил его смиловаться над ним и другими людьми, и было в его словах что-то такое знакомое, что заставило Чу Ваньнина немедленно переместиться в человеческий мир, где он тут же стал свидетелем такого же жертвоприношения, как и много лет назад. Только теперь в грязные пелёнки было замотано двое детей, плакавших от боли и холода.


Чу Ваньнин стоял в стороне и отрешённо наблюдал за тем, как разодетый шаман, выполнивший ритуал, махнул рукой столпившимся жителям и повёл их из заснеженного леса. Дети продолжали истошно кричать, их маленькие тела едва прикрывала мокрая ткань. Вскоре совсем рядом завыли волки, и Чу Ваньнин не выдержал, возведя вокруг свёртка защитный купол, а следом наложив на него заклинание усыпления. Два комочка тут же замолчали.


Ваньнин смотрел на них несколько часов, не шевелясь. Уже давно наступила ночь, купол светился мягким голубым светом, отгонявшим хищников, а из маленьких тельцев наконец показались запуганные души, которые он тут же заключил в объятия.


Так в его дворце появились первые ученики — старший и младший Мэй Ханьсюэ.


Сначала он даже подумал, что теперь, когда у него были ученики, с которыми он обращался, словно те были его детьми, презиравшие его духи поймут, что все эти годы ошибались, и он вовсе не превращает в ледяные статуи всех, кто на него посмотрит. Но те лишь фыркнули — должно быть, притащил таких же монстров, как и он сам.


После этого Чу Ваньнин окончательно воздвиг вокруг себя нерушимые ледяные стены.


Кто же знал, что найдётся глупец, захотевший их растопить.


***



Два месяца для бессмертных духов были практически равнозначны двум дням для людей, но Чу Ваньнину они почему-то казались вечностью.


Вернувшись в тот день с земель весенних духов, он первым делом пошёл проведать Сюэ Мэна, потому что как бы ему не было паршиво, его ученики — единственное, что действительно имело смысл в его существовании. Теперь-то он точно был в этом убеждён.


— Глава, — слабо позвал лежащий на постели Сюэ Мэн. Чу Ваньнин поднял до этого опущенную голову и вопросительно посмотрел на него. Юный дух улыбнулся. — Вас кто-то обидел.


Чу Ваньнин неосознанно дёрнулся. Сюэ Мэн даже не спрашивал, а был уверен, что кто-то посмел оскорбить его Главу, и это осознание вселяло в него частичку тепла.


— Нет, конечно, нет, — он погладил Сюэ Мэна по топорщащимся волосам. — Меня уже давно никто не может обидеть.


Если постоянно убеждать себя в чём-то, то это станет реальностью, ведь так?


Чу Ваньнин на это очень сильно надеялся.


После окончательного этапа работы зимних духов, весна начала набирать в мире людей новую силу, вынуждая природу проснуться и воспрянуть после продолжительного сна. На мире духов это никак не отображалось, и короткое затишье на зимних землях вскоре исчезло, вновь погрузив всё в округе в белоснежные вьюги и ледяные ветра. Погода на подвластных территориях всегда отражала настроение и состояние их хозяина, но Чу Ваньнин предпочитал об этом не думать.


Вскоре Сюэ Мэн восстановился и вновь сверкал улыбкой, не переставая ходить в компании братьев Мэй и наставлять младших духов. Зимний дворец продолжал жить в своём привычном темпе, и только для Чу Ваньнина, казалось, время застыло. Всё, что он делал целыми днями, это сидел за низким столиком в своей спальне и, подперев голову рукой, рассматривал сверкающий хайтан, который будто в насмешку не собирался вянуть так же, как тянущее чувство в груди.


Даже когда он применял на нём свою силу, цветок оставался всё таким же цветущим.


В такие моменты Чу Ваньнин мог только обессиленно поджимать губы.


Этот хайтан был для него непосредственным напоминанием широкой улыбки с глубокими ямочками, и пока он был цел, были целы и воспоминания о том, кто бережно поместил его в его шёлковые волосы.


Когда становилось совсем уж невыносимо, Чу Ваньнин сгребал этот цветок в кулак и выбрасывал его в распахнутое окно. Но спустя десять минут шёл и искал его в сугробах, чувствуя на себе взгляды ошеломлённых учеников, не понимающих, что происходило с их вечно спокойным Главой.


Всё слилось в одну сплошную серую кляксу, похожую на грязный снег.


— Глава, Вы отдыхаете? — поинтересовался голос из-за двери, когда Чу Ваньнин лежал на постели с зажмуренными глазами и в очередной раз пытался привести свои мысли в порядок.


Чу Ваньнин с уже привычной для него отрешённостью подумал, что отдохнёт, только когда сгинет из всех миров, но вслух сказал:


— Нет, проходи.


В комнату вошёл старший Мэй Ханьсюэ. На красивом лице чаще всего было спокойное и умиротворённое выражение, так отличающееся от выражений, что мелькали на лице его брата-близнеца, и именно поэтому их все легко различали, хотя даже прядки их одинаково светлых волос были заколоты одной техникой.


— Глава, — Мэй Ханьсюэ почтительно склонил голову, — мне нужно Вам кое-что рассказать.


Чу Ваньнин нахмурился и свесил ноги с кровати.


— Что такое?


— Если честно, Сюэ Мэн запретил мне рассказывать Вам об этом, но я считаю, что ни он, ни кто-то ещё не вправе скрывать это от Вас, — ученик перевёл взгляд с обеспокоенного бледного лица на окно, за которым привычно бушевала метель. — Дело в том, что кое-кто на протяжении почти двух месяцев приходит к нашему барьеру и просит о встрече с Вами.


Чу Ваньнин нахмурился.


— Почему не рассказали мне?


— Потому что Сюэ Мэн сказал, что прикончит любого, кто вообще заговорит об этом.


— И что, вы просто игнорировали чужие просьбы всё это время?


Мэй Ханьсюэ пожал плечами.


— Это было легко.


Конечно, несчастный ведь только и мог, что стоять перед барьером и слепо вертеть головой из стороны в сторону, и то при условии, что он вообще знал, где находится начало защиты. Чу Ваньнин приложил пальцы к вискам и вздохнул.


— И что же тогда подтолкнуло тебя сообщить мне об этом сейчас?


— До этого гость просто мирно ждал, пока мы пропустим его, и спустя пару часов уходил, — спокойно ответил Мэй Ханьсюэ, будто за барьером не было всей этой пурги и за ним можно было просто стоять. — Но прямо сейчас он пытается его разрушить.


— Что?! — потрясённо воскликнул Чу Ваньнин, вскочив с постели. — Немедленно откройте проход! Нет проблем с тем, чтобы пустить этого настырного идиота, но я и пальцем не пошевелю, если барьер сломается — чинить будете сами, понятно?!


Уголок губ Мэй Ханьсюэ дёрнулся в слабой улыбке, и Чу Ваньнин, заметив это, застыл с наполовину натянутым левым сапогом. Он выглядел настолько нелепо, согнувшись в три погибели и так и замерев, что улыбка на лице Мэй Ханьсюэ стала лишь шире.


— Я знал, что Вы так скажете, поэтому уже открыл западный вход.


— Сюэ Мэн в курсе? — Чу Ваньнин чувствовал себя немного неловко, поэтому отвернулся, натягивая правый сапог.


— Пока нет, — послушно отозвался Мэй Ханьсюэ.


— Отлично, — Чу Ваньнин поправил пояс и пригладил чуть растрепавшиеся волосы. — Если узнает, скажи, что если будет мешать, я не допущу его к секретным архивам.


— Будет сделано, Глава, — ученик поклонился и, мазнув нечитаемым взглядом по едва видимому для него столику с лежащим на нём хайтаном, вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.


Чу Ваньнин шумно выдохнул и посмотрел в окно. Можно было вглядываться сколько угодно, всё равно за снегопадом ничего было не разглядеть, поэтому, прикрыв глаза, он мысленно призвал себя успокоиться.


Спустя некоторое время вьюга полностью прекратилась.


Глаза феникса медленно приоткрылись.


Конечно, он знал, кем был этот настойчивый дух, но что тому от него было нужно — оставалось загадкой.


Возможно, размышлял Чу Ваньнин, спускаясь по витиеватой лестнице, в тот день, в цветущем саду, он нанёс Мо Жаню слишком большой удар по гордости, ведь тогда он был невероятно подавлен и совсем не следил за языком. Он даже сказал ему, чтобы тот к нему больше никогда не приближался, и, с одной стороны, Чу Ваньнин и правда хотел этого, но с другой... Все эти два месяца перед глазами было лишь лицо Мо Жаня и его открытая грудь пшеничного оттенка. Сколько бы он не пытался прогнать это наваждение, результат оставался прежним — искорка тепла на кончиках пальцев, когда он, не зная, как унять тоску, снова садился перед хайтаном.


Внезапно фигура в белом застыла прямо посередине лестницы.


Чу Ваньнин вдруг вспомнил, каким растерянным и грустным выглядел Ши Мэй в их последнюю встречу. Наверняка то, что он говорил с весенним духом слишком резко и столь стремительно покинул его владения, ничего толком не объяснив, обидело Ши Минцзина. Но, зная его добрый и кроткий характер, тот никогда бы сам не пошёл выяснять отношения. Другое дело горячечный Мо Жань.


Рука Чу Ваньнина сжала ледяные перила, и дальше он пошёл намного медленнее, чем до этого.


Наверное, Мо Жань был взбешён тем, что кто-то посмел обидеть его прекрасного возлюбленного, и именно поэтому он приходил к барьеру всё это время, желая поквитаться с ним.


Других объяснений Чу Ваньнин просто не видел.


Думая о том, как уладить конфликт мирными путями и как при этом защитить остатки своей гордости, не имеющей никакой силы перед этим духом, он достиг парадного входа во дворец. В округе не было ни одного ученика — наверняка старший Мэй Ханьсюэ уже предупредил всех, что Главе не стоило мешать.


Небо было привычно затянуто серым покрывалом, в которое Чу Ваньнин всматривался без какой-либо цели до тех пор, пока прямо перед ним не остановилась высокая фигура. Он спокойно перевёл взгляд на неё и даже смог остановить нервную дрожь, уже было побежавшую по спине.


Мо Жань не моргал, смотря на него.


— Я... — начал было Чу Ваньнин, нагнувшись немного вперёд и выставив руки перед собой, но ему не дали договорить, резко заключив в объятия.


Духам не нужно было дышать, чтобы жить, поэтому Чу Ваньнин судорожно задержал дыхание, боясь пошевелиться. В этот раз синие одежды были плотно запахнуты, но даже так он чувствовал весь жар, что исходил от мощной груди, к которой был прижат.


У него начала кружиться голова.


— Ты...


— Прежде, — прервал его Мо Вэйюй. Чу Ваньнин вздрогнул от звука его голоса и послушно остановился, замерев в сильных руках. Мо Жань продолжил: — Прежде, чем Вы превратите меня в ледяную статую и расколете на мелкие кусочки, позвольте мне кое-что сказать, — он шумно выдохнул и, немного поколебавшись, положил одну руку на чужой затылок, аккуратно прижав голову не сопротивляющегося Чу Ваньнина вплотную к своей груди. — Я не знаю, чем успел Вас так рассердить. Думал об этом каждый день и всё никак не мог придумать достойную причину того, почему Вы сказали мне не приближаться к Вам. Но у Вас наверняка была причина так поступить — в этом я уверен, — в его голосе послышалась улыбка. Чу Ваньнин захотел взглянуть на его лицо, но Мо Жань нежно вплёл свои пальцы в его распущенные волосы и мягко надавил, безмолвно прося оставаться в том же положении. Чу Ваньнин подчинился. — Знаете, все вокруг твердят, что Вы самое жестокое существо во всех мирах, что Ваш характер ужасен, а взгляд так холоден, что замораживает изнутри. Но для меня Вы самое доброе существо во всех мирах и вселенных, Ваш характер самый чуткий, а взгляд столь тёплый, что заставляет меня полыхать изнутри каждую нашу встречу.


Если до этого Чу Ваньнин чувствовал тепло примерно в пять раз сильнее, чем от заколдованного цветка, то после последних слов летнего духа он почувствовал себя маленькой снежинкой, упавшей прямиком в костёр.


Что Мо Жань такое говорил? Он вообще понимал, как звучали его слова?


— Если ты считаешь меня таким добрым, то почему в самом начале сказал, что должен успеть выговориться до того, как я превращу тебя в ледяную крошку?


Мо Жань издал слабый смешок и практически невесомо погладил его по голове.


— Потому что, возможно, Вы и добрый, но не настолько, чтобы простить мне такую вольность.


Чу Ваньнин тихо фыркнул и уткнулся носом в горячую грудь.


— Как видишь, настолько.


— Вижу, — согласился Мо Жань. Его рука в шёлковых волосах стала действовать свободнее, принявшись массировать кожу головы. — Вижу, в отличие от других, что каждое чужое слово ранит Вас, и для того, чтобы уменьшить потери, Вы забираетесь в скорлупу настолько толстую, что даже я со своей силой никогда до Вас не доберусь.


На самом деле, Мо Жань не сказал ничего нового — Чу Ваньнину всё это и так было известно. Он думал об этом достаточно много, когда спешил поскорее уйти с собраний и отворачивался от лживых улыбок, как будто по команде растягиваемых на лицах знакомых духов, но когда это озвучивается и озвучивается даже не им — в голове начинает шуметь сильнее, чем завывает ветер во время вьюги.


— Если ты это понимаешь, почему приходил почти каждый день?


«Ты ведь и сам знаешь, что меня не спасти».


— Потому что я недалёкий, Вы ведь и сами это поняли, — легко ответил Мо Жань, но улыбка из его голоса пропала. Чу Ваньнин робко посмотрел наверх, не встретив сопротивления, и наткнулся на спокойный взгляд тёмных глаз. — И потому что я Вас понимаю, как никто другой.


Густые брови Чу Ваньнина сошлись на переносице. Как Мо Вэйюй мог понимать его? Этот высокий, красивый дух с невероятными ямочками на обеих щеках и настолько тёплой энергией, что даже смертоносная зима не могла с ней потягаться?


А не отморозил ли он себе мозги, пока приходил сюда?


— Господин Чу, Вы очень сильный. Ваш холод и лёд может не таять круглый год, и никто из действующих Глав не может быть для Вас достойным соперником. Но с сегодняшнего дня я — Главный дух Лета, — рука с затылка медленно переместилась на аккуратное ухо, а чёрные глаза продолжали гипнотизировать. — Пока я ещё не до конца управляю своими способностями, но даже когда я овладею ими в совершенстве, поверьте, другие не будут относиться ко мне лучше, чем к Вам. Все боятся нашей силы и ненавидят нас за собственный страх.


Чу Ваньнин смотрел в это красивое загорелое лицо и не мог понять, серьёзно ли говорил сейчас Мо Жань или просто издевался над ним?


Как кто-то мог ненавидеть его?


— Лето не ненавидят так, как зиму, — кое-как разомкнув заледеневшие губы, произнёс Ваньнин. — Лето согревает и дарует жизнь, а зима...


— Лето может быть намного суровее зимы, — не согласился с ним Мо Жань, попутно лаская кончиками пальцев мочку аккуратного уха. — От жары люди погибают так же, как и от холода. Мороз уничтожает запасы так же, как и солнце выжигает посевы. Нас сторонятся, нас опасаются. Единственными, кто не отвернулся от меня, были Вы и Ши Мэй.


Чу Ваньнину резко стало холодно. Он всё также был прижат к твёрдой груди, но тепло, которое он ощущал до этого, исчезло, будто его никогда и не было. Будто Мо Жань и вправду мог когда-либо считать его особенным. Мог бы ставить его хотя бы немного выше Ши Мэя.


Чу Ваньнин горько усмехнулся.


В тот же миг подул сильный ветер, ударивший Мо Жаня прямо в спину, но не сумевший даже слегка пошатнуть его. Мо Жань был подобен непоколебимой скале, стоя в объятьях которой можно было ощутить себя самым защищённым и одновременно самым уязвлённым на свете. Словно тебя засыпало камнями, и ты знаешь, что до тебя никто не доберётся, но при этом и ты сам отсюда никогда не выберешься.


Но Чу Ваньнин был горд и груб, и потому цеплялся за валуны голыми руками, давил и обессилено кричал в попытке спастись, в то время как камни хоронили его под собой с каждой секундой всё больше и больше.


— Так ты всё же приходил все эти дни, чтобы просто напомнить мне, что все вокруг меня ненавидят?


Небо начало темнеть не столько от приближения сумерек, сколько от тяжёлых туч, закрывающих своими громоздкими телами любой просвет.


Мо Жань всё также смотрел ему прямо в лицо. Чу Ваньнин почувствовал, как один из самых острых и тяжёлых камней начал давить на живот, пригвождая его к ледяной земле — именно так, тяжело и давяще, смотрели на него тёмные глаза.


— Сначала я пришёл потому, что не понял причину Вашего гнева на меня, — ещё один поток ветра врезался в место между лопаток, но ни один мускул не дрогнул на загорелом лице — Мо Жань всё так же спокойно продолжил: — Знаете, у меня довольно плохая память, и я неважно ориентируюсь в новых местах, поэтому я очень долго искал начало барьера в летних землях в первые несколько раз. Но вход на Ваши земли я всегда нахожу быстро и безошибочно. Знаете, почему?


Чу Ваньнин, наконец, не выдержал и опустил взгляд. Ресницы его мелко подрагивали. Ему хотелось вырваться из крепких объятий и убежать в свою спальню, но он не мог пошевелиться от стыда.


Мо Жань прочёл всё по его перекошенному от досады лицу и не смог сдержать нежной улыбки, попутно заправляя прядку чернильных волос за ранее ласкаемое им ухо.


— А я ведь мог и поверить Вам.


Чу Ваньнин захотел его ударить, но это было бы уже слишком — поползи в мире духов слух, что Глава зимы рукоприкладствует по отношению к другому Главе, и стрелы в спине вполне могли бы стать материальными.


— Ты несносный мальчишка, — всё же позволил он себе, не в силах сопротивляться желанию отморозить чужой зад. — К чему тогда было разыгрывать ту сцену в Зале Тишины?


— Хотел проверить, скажете Вы мне правду или продолжите играть роль непоколебимого Главы, — честно признался Мо Жань. Его рука легла на прохладную щеку. — Я не стал разоблачать Ваш обман, потому что был уверен, что уже совсем скоро Вы избавитесь от него, но когда я пришёл повидаться с Вами два месяца назад, я всё ещё чувствовал огонёк своей энергии. Как чувствую и сейчас, — пальцы осторожно обхватили узкий подбородок, чуть вздёрнув его и тем самым заставив Чу Ваньнина посмотреть на уже оттаявший холод в чужих глазах. — Почему Вы не уничтожили хайтан, господин Чу?


Чу Ваньнин стоял, не двигаясь и даже не моргая. Что он мог ответить? Что ему не хватило сил совладать с энергией цветка? Но это не было правдой — он никогда не использовал на нём свои силы всерьёз. Что просто забыл про него? Как можно было забыть про единственный источник тепла в этом вечном льде?


Как можно было забыть про того, кто этот цветок ему подарил?


— Почему ты сказал, что заберёшь меня отсюда?


Брови Мо Жаня удивлённо приподнялись — он явно не ожидал ответной атаки.


— Кто Вам об этом рассказал? Хотя не важно, наверняка этот мелкий павлин, — фыркнул он. Услышь Сюэ Мэн, что его назвали «мелким павлином», Мо Жаню бы уже пришлось обороняться. — Я сказал так, потому что мне кажется, что Вы чувствуете себя одиноким в подобном мрачном местечке. Вам просто обязательно нужно посетить мой Павильон и развеяться.


— Разве у тебя сейчас есть время для того, чтобы принимать гостей?


— А Вы необычный гость, — на щеках Мо Вэйюя засияли ямочки. — Помните, при нашей с Вами первой встрече Вы сказали, что мне предстоит многому научиться, чтобы соответствовать своему титулу? — Чу Ваньнин коротко кивнул. — Так вот, всё это время я старательно учился, перенимая навыки у Ши Мэя и наверняка сильно досаждая ему и отвлекая его от дел. И теперь я имею наглость попросить Вас посетить мою резиденцию и удостовериться, имею ли я права называться Главой. И Вы так и не ответили на мой вопрос.


Но Чу Ваньнин, похоже, и не собирался на него отвечать.


— Так значит, ты приглашаешь меня как надзирателя? — спросил он. От объяснений Мо Жаня было странно. Несомненно, ему было приятно, что его слова имели для него столь большой вес, что тот даже обратился за помощью к Ши Мэю, и всё ради того, чтобы получить от него одобрение, которое любому другому духу разве что грязь под ногами. Но где-то очень глубоко внутри ему хотелось бы...


— Не только, — вдруг тихо усмехнулся Мо Жань, прерывая поток чужих мыслей. — Я приглашаю Вас ещё и как того, кто мне нравится.


Чу Ваньнин распахнул глаза феникса и глупо уставился на лицо напротив.


Ветер резко стих.


— Что?


Ему ведь послышалось?..


На губах Мо Жаня застыла неловкая улыбка, а пальцы вдруг стали намного теплее, чем раньше — явный признак того, что сила начала выходить из-под контроля. Главный дух Лета очевидно нервничал.


— Вы мне нравитесь, — повторил он, нервно убирая полыхающие жаром руки и вынужденно разрывая объятия. — С первой встречи.


Чу Ваньнин ощутил, как прошедшее головокружение стало набирать новую силу.


— Ты имеешь в виду, что я нравлюсь тебе, как Глава, на которого стоит равняться? — выбрал он одно из предположений, судорожно мечущихся в паникующем сознании.


— Нет, — Мо Жань почесал затылок, лицо его было красным, как цветки крабовых яблонь. — Вы нравитесь мне как тот, кого я хотел бы держать за руку. И целовать. Ближайшие лет сто. А лучше тысячу.


Повисла неловкая тишина, какой вокруг Зимнего дворца не было, наверное, никогда.


— А как же Ши Мэй?


Чу Ваньнину казался этот вопрос вполне логичным, но для непонимающе нахмурившегося Мо Жаня он, похоже, был как гром среди ясного неба.


— Ши Мэй? Почему Вы вспомнили про него сейчас? Или... — он запнулся и уставился на зимнего духа не моргающим взглядом. — Вам нравится Ши Мэй? Ох, точно, — Мо Жань опустил голову, но, даже не видя его эмоций, в голосе легко распознавалась усмешка, — я на его фоне выгляжу ободранным дворнягой, как я вообще мог подумать, что Ваш взгляд задержится на таком, как я.


— Мне не нравится Ши Минцзин, — отрезал Чу Ваньнин и, чуть поколебавшись, добавил: — Он ведь нравится тебе.


— Мне? — переспросил Мо Жань, тут же подняв опущенную голову. Чу Ваньнин отрывисто кивнул. Мо Жань пару раз моргнул, фыркнул, а следом, не сдержавшись, захохотал.


Глядя на его сгорбившуюся от смеха фигуру, Чу Ваньнин почему-то разозлился.


— Я сказал что-то настолько смешное?


Мо Жань, не прекращая смеяться, ответил:


— Ну, вообще-то, да, — и, не дав раздражённому Главе Зимы даже закатить глаза, сократил недавно образованное расстояние между ними и бережно взял чужую ладонь в свою, обернув пальцы вокруг тонкого запястья.


— Что т... — Чу Ваньнин запнулся на полуслове, когда рука Мо Жаня прижала его руку к горячей груди.


— Чувствуете? — спросил Мо Жань, улыбаясь.


Чу Ваньнин прислушался к своим ощущениям. Ладонь, зажатая между горячих пальцев и грудью, словно находилась над костром.


— Чувствую, что ты совсем уже сошёл с ума, — наконец буркнул он, вконец засмущавшись. — Немедленно отпусти меня.


Мо Жань по-собачьи склонил голову на бок, уголки его губ расползлись в стороны лишь сильнее.


— Господин Чу, — почему-то шёпотом позвал он, призывая Чу Ваньнина посмотреть на него, но тот был так смущён и беспомощен, что не мог поднять головы. — Я люблю Вас.


Чу Ваньнин зажмурился, в голове у него безумно сильно шумело и одновременно было ужасающе пусто. Он не мог пошевелить даже пальцами на ногах. Всё его тело окаменело, превратилось в ледяную статую, которая вот-вот могла растаять.


— Духи не могут любить, у нас же нет сердец, мы же не люди, нам ни к чему, нам... — слова стали литься из него сами собой, и он не мог остановиться до тех пор, пока не почувствовал, что прижатая к груди рука теперь никем не удерживалась. Вместо этого пара больших загорелых ладоней обняла его за лицо и слегка приподняла, таки встречая их взглядами.


В тёмных глазах Мо Жаня отражалось перепуганное бледное лицо.


— Да, я не люблю Вас сердцем, потому что его у меня нет, — большой палец правой руки погладил холодную кожу на щеке. — Но я люблю Вас всей душой, всем своим телом, своим естеством, — нежная улыбка на пухлых губах чуть дрогнула, но Мо Жань продолжил, не отводя ласкового взгляда: — Как только я Вас увидел под той яблоней, то сразу понял, что нас объединяет куда больше, чем кажется.


— Но этого ведь не достаточно, чтобы полюбить меня, — произнёс Чу Ваньнин, хотя ему отчаянно хотелось поверить в каждое чужое слово. — Ты меня ведь совсем не знаешь, вдруг я и правда такой, каким меня описывают другие?


— Если всё и правда так, то сейчас бы из правой башни маленький павлин и ещё несколько Ваших учеников не пытались бы заморозить меня одними лишь взглядами, — проницательно заметил Мо Жань, но не дал дёрнувшемуся Ваньнину обернуться и убедиться в том, что Сюэ Мэн и другие сейчас и правда наблюдали за ними. — К тому же, всё это время я не только чувствовал, что подаренный мною хайтан цел, но я также мог ощущать окружающую его энергию. Другими словами, частичка меня всегда была с Вами, и я всегда знал, когда Вы тоскуете, а когда находитесь в приподнятом настроении, занимаясь с адептами. Ничего из этого не похоже на то, что я слышал о Вас.


Чу Ваньнин почувствовал лишь ещё большее смущение — все эти месяцы Мо Вэйюй не просто знал, что его нагло обманули, но ещё и знал, что он о нём думает и переживает из-за собственных чувств.


Неслыханная дерзость!


Но ведь получается...


— Тебе точно не нравится Ши Минцзин? — на всякий случай ещё раз уточнил Чу Ваньнин.


Мо Жань соприкоснулся своим лбом с его и полушёпотом, всё ещё не прекращая обнимать худое лицо, ответил:


— Он мне как старший брат и наставник, а Вы для меня как приятный прохладный день знойным летом.


Чу Ваньнин, немного подумав, обронил:


— А ты для меня как раскалённая жаровня.


Мо Жань даже слегка отстранился, выглядя перепуганным и взволнованным.


— Неприятно?


Чу Ваньнин вздёрнул уголок губ в слабой, но искренней улыбке, и покачал головой.


— Нет, — он наконец сам потянулся к Вэйюю, заключая того в неловкие объятия и пряча лицо на широком плече, — приятно. Очень.


Мо Жань облегчённо выдохнул и прижал его к себе посильнее, одну руку умещая на тонкой талии, а другой зарываясь в шелковистые волосы на затылке. Может, зима и не нравится никому, подумал Чу Ваньнин, почувствовав лёгкий поцелуй в макушку, но Мо Жань не был просто кем-то — он был тем, кто назвал его потрясающим, украсил его голову хайтаном, кого не жалил холод его кожи и кто обещал поплатиться своим существованием лишь для того, чтобы доказать, что он может приносить не только смерть.


Был тем, из-за кого зацвела старая слива рядом со ступеньками в Зимний дворец.

Примечание

На фоне близнецы оттаскивают злого как чертягу Сюэ Мэна от окна. :3