Когда Чимина привозят в больницу в первый (но, как позже оказалось, последний, если считать предыдущие) раз, его кожа похожа на кровавое месиво, от которого сестру в приемном отделении начинает мутить, но парнишка делает вид, что ничего необычного не происходит, лишь застенчиво благодарит медперсонал, с внутренним ужасом взирающий на тянущиеся по телу паренька царапины, больше напоминающие следы от когтей какого-то громадного чудовища.
Дежурного врача Мин Юнги ради него вытаскивают из заветного сна, потому что Хосок, черт его дери, куда-то запропастился, а у медсестры, обычно спокойной и равнодушной, как танк, глаза по 100 вон. Раздражение исчезает, сменяясь нездоровым, как Юнги кажется, любопытством.
У Чимина красивые глаза и очаровательная улыбка, которую видно даже через разбитые губы. Синяки и кровоподтеки малиновыми пятнами разбросаны по его худому, можно сказать истощенному, телу. Мин в своей жизни повидал немало, но, зашивая Чиминовы раны, он едва слышно матерится, когда мальчишка шипит от боли. Анестезия не справляется, Юнги не справляется тоже, отбрасывая инструменты в сторону, и сдергивает с лица маску.
— Кто он? — едва слышно спрашивает он, не давая гневу выйти наружу. — Кто твой соулмейт? Я хочу поговорить с ним.
— Я бы тоже хотел, но это невозможно. Он покончил с собой, — отвечает Чимин, с трудом скрывая дрожь в голосе. — Поэтому я здесь.
Юнги выдыхает, снова берясь за иглу. Этот ублюдок сделал правильный выбор. Теперь Чимин сможет найти того, кто будет ценить его во что бы то ни стало.
Он никогда не задумывался о том, что бы делал, если бы ему попался такой соулмейт. До сегодняшнего дня он так и не познал этой связи, данной свыше.
Но теперь Юнги знает, что это к лучшему.
Ему казалось, что он не зря считал все это херней для любительниц дорам, но когда его друзья обзавелись соулмейтами, его уверенность пошатнулась. Взять хотя бы Сокджина из педиатрического отделения. Иногда по утрам его тело ниже шеи напоминало пятнистую шкуру леопарда, но Намджуна из хирургического невозможно было заткнуть просто так. А их совместные редкие посиделки были и того хуже:
— Хён, ты же знаешь, что лучше всех на свете? — начинает Намджун, и Сокджин шипит в ответ, хватаясь за запястье, где кожа начинает багроветь наливающимся засосом.
— Как же ты задолбал, Джуни… — и теперь шипит Намджун, у которого на указательном пальце появляется кровоточащая царапина, а потом тоже хватается за шею, после того, как Джин договаривает: — Я тоже тебя люблю.
Обычно в такие моменты Юнги вздыхал и утыкался в телефон, чтобы буквально через минуту услышать сокджиново «йа, Мин Юнги, ты пришел сюда в свой единственный выходной, чтобы в телефон попялиться?» и с грустью убрать его в карман, но сегодня они снова сидят в баре недалеко от больницы, перемывая косточки надоедливым пациентам, пока Юнги, наконец, не решается задать мучивший его вопрос.
— Если твой соулмейт погибает, есть ли шанс, что ты найдешь еще одного? — спрашивает он посреди разглагольствований Намджуна о том, какие изменения стоило бы внести в сферу здравоохранения, чтобы все были довольны.
В ответ Сокджин давится выпивкой и на автомате хватает Намджуна за руку. Ему сейчас и подумать страшно о таком, не то чтобы интересоваться напрямую.
— Хён, ты… — начинает Намджун, но Юнги машет головой.
— Не я. К нам недавно привезли одного пациента, подобрали его на мосту у Хангана. Ты бы видел его тело, такое ощущение, что его свежевали заживо, — от воспоминаний выпивка встает комом в горле, и Юнги откашливается, прежде чем продолжить. — Он сказал, что его соулмейт погиб, прыгнул в реку, но перед этим, видимо, решил выместить все зло на парнишке.
— Больной ублюдок, — Сокджин брезгливо морщится, крепче сжимая Намджунову ладонь. — Но я не знаю точно, возможно ли это. Может быть, он найдет себе еще одного предназначенного из тех, кто пока еще не встречал своего. А может и останется один. О таком никто не говорит сейчас.
— Да я на его месте бы и не задумывался об этом больше никогда, — ввернул Намджун, а потом, заметив косящийся взгляд Сокджина, добавил: — Ну, пока хотя бы не приду в себя.
— Он молодой еще совсем, — Юнги снова вздыхает. — У него еще все впереди.
— У тебя тоже, дедуля, — подкалывает Джин, чтобы разрядить атмосферу, и у него это получается.
Юнги с удовлетворением осматривает затягивающиеся Чиминовы раны, отмечая, как бледнеют и спадают синяки, открывая нежную гладкую кожу. Таким был Чимин до того, как встретил того урода, таким он, возможно, останется навсегда снаружи, но внутри, там, под кожей, эти раны еще долго будут болеть.
Чимин постепенно оживает, из забитого мальчишки превращаясь в солнечного и ясного парня. Юнги не нужно быть гадалкой или ясновидящей, чтобы сказать, насколько ему сейчас легче, но иногда во время его визитов Чимин застывает, глядя куда-то в сторону, и Юнги щелкает пальцами, отвлекая внимание на себя. Мальчишка лишь смущенно улыбается в ответ, тряся головой, чтобы согнать наваждение.
Он выписывается слишком быстро, по мнению Юнги, но тот ничего не может поделать, ведь Чимин так просится домой. Показатели неизменно стабильны и становятся все лучше и лучше, поэтому Юнги дает добро, прося прийти еще через неделю, чтобы снять швы на особенно тяжелых ранах.
— Спасибо вам, доктор Мин. Вы — чудо! — говорит Чимин напоследок, прежде чем порывисто обнять его и скрыться за дверьми лифта.
Юнги и сам не понимает, почему улыбается, возвращаясь в свой кабинет. В груди теплится что-то едва отличимое от радости за пациента и гордости за себя, а еще под рубашкой странно горит кожа на ключице, но он не обращает на это никакого внимания, пока в раздевалке Хосок не вскрикивает, глядя на него.
— Ну что такое? Голого мужика впервые видишь? — раздраженно отзывается Мин, ища запропастившуюся куда-то футболку. Та почему-то находится в другом конце раздевалки, прямо под зеркалом, но Юнги теперь не торопится одеваться, потому что из его уст вырывается короткое «твою мать», пока пальцы осторожно проводят по слабо алеющему на ключице засосу.
Хосок рад, но не Юнги. Потому что если вселенная и могла подсунуть Чимину кого-то похуже его бывшего соулмейта, то это был именно Юнги. Вечно пропадающий на работе непробиваемый хирург-травматолог Мин Юнги, личная жизнь которого состоит из бесконечного заполнения отчетов и потока травм разной тяжести.
— Что же мне теперь делать? — спрашивает Юнги у своего отражения.
Оно отвечает ему тем же вопросом и взглядом, в котором сквозит отчаяние.
Чимин приходит на прием ровно через неделю, но Юнги отказывается его принимать, посылая вместо себя отчаянно упирающегося Хосока.
— Хён, от того, что ты будешь избегать его, ничего не изменится, — ворчит тот, пока Юнги толкает его по направлению к приемной.
— Я и не избегаю, мне отчет писать надо, — безбожно врет Мин в ответ. — Ты просто осмотришь его и снимешь швы, делов-то на пять минут.
— Вот именно! Ты вполне можешь уделить ему пять минут, — Хосок одной рукой хватается за ручку, а второй — за запястье Юнги.
За стеклянной вставкой двери виднеется недоумевающее лицо Чимина, который, кажется, услышал всю эту возню в коридоре, но, заметив Юнги, расплылся в улыбке. Юнги мысленно делает пометку больше никогда не дежурить за Чона и все-таки заходит в свою личную клетку к милому и совсем не опасному «зверю», которого так боится.
— Как дела, Чимини? — вскользь интересуется Мин, натягивая перчатки. — Ты очень хорошо выглядишь.
Чимин крупно вздрагивает и тянется к груди, но потом резко возвращает руку на место. Улыбка становится несмелой, на мгновение приоткрывая затянувшуюся было брешь в Чиминовой напускной самообороне, но Юнги уже узнал все, что хотел.
— Дашь мне себя осмотреть? — осторожно спрашивает он.
— Если очень нужно… — Чимин тянется к пуговицам на рубашке дрожащими пальцами, нервно сглатывая, и Юнги почти срывается. Почти.
— Ты можешь просто сказать мне, если тебя что-то беспокоит, — севшим голосом отвечает он.
— Все в порядке, правда, — мальчишка облегченно выдыхает, снова надевая свою фирменную улыбку, от которой у Юнги внутренности скручивает в морской узел.
Чимин нереальный. Чимин будто из другого мира, где учат терпеть боль и вымученно улыбаться даже в самой отвратительной ситуации. Из мира пережитых страданий и несбывшихся мечтаний, откуда не все выходят такими спокойными и готовыми идти дальше. В том, что Чимин хочет и будет идти дальше, Юнги не сомневается, когда чувствует уже знакомое жжение на животе.
— Ты — большой молодец, Чимини, — говорит Мин, вытягивая последнюю нить из шва.
На Чиминовой шее, прямо у него на глазах, выступает новый засос.
— Я… Вы… — Он пытается стыдливо прикрыть шею ладошкой, но Юнги мягко перехватывает ее, и сам скользит подушечкой пальца по доказательству их связи.
— Все хорошо. Хорошо ведь?
Чимин усиленно кивает.
— Я не могу обещать, что будет хорошо всегда, но…
— …я постараюсь, — заканчивает за него Чимин, придвигаясь ближе.
Юнги ничего не остается, кроме как оставить на его лбу целомудренный поцелуй.
— Я постараюсь.