— Ласточка, приём! Всё готово?

Передатчик зашипел, принимая ответ, и Вячеслав Данилович щёлкнул ремнём безопасности. В предрассветной серости красные фонари перемигивались с зелёными. Вячеслав Данилович вслушивался в свой самолёт, был частью его, разумом огромной железной птицы. Она шла на взлёт – всё выше и выше, в кажущуюся зеленоватой у кромки небесную даль. А, всё-таки, хороши с высоты рассветы. И земля с высоты прекрасна – как в первый раз. Там, далеко-далеко, под распростёртыми белыми крыльями горожане слюнявят подушки, похрапывают, досматривают самые сладкие сны. Вячеслав Данилович должен успеть закончить работу до первой волны будильников. Прежде чем заложить первую петлю, он сверяется с картой, показателями приборов и свежим дизайн-проектом.

Солнце выкатывается медленно, лениво – бросает тени. Вячеслав Данилович то мчится ему навстречу, то стремительно уносится прочь – всюду за ним в заранее выверенной последовательности остаются туманные росчерки и чёткие линии, а между ними — россыпи маленьких-маленьких облачков.

Белая птица вырисовывает виражи, все двигатели урчат – конечно, от удовольствия.

Когда-то эта белая птица оставляла за собой горе и разрушения, сбрасывая на спящий город огонь и смерть. Вячеслав Данилович ещё помнил. Свою первую войну, свой первый полёт, свой первый приказ.

Потом уже не помнил. И не считал – ни вылеты, ни приказы, ни войны. Запомнил только две — ту, с которой всё началось и ту, которой закончилось.

Вообще. Насовсем.

Вячеслав Данилович помнил день, когда слово «война» вычеркнули из всех словарей. И пушки переплавили в сотни колоколов.

Хотели и самолёты отнять – да ведь белые птицы не виноваты. Отнять Вячеслав Данилович не позволил. Другие не позволили тоже – и сами придумали себе миссию.

Если на небе появляются уж очень красивые облака, значит, их рисуют специальное самолёты.