наиб вертит в руке ключи, апатично пялясь на скосившуюся дверь.
когда он говорил, что ищет «какой-то дом с каким-то участком», он примерно такое себе и представлял. перед ним лежал в руинах небольшой деревянный дом, сейчас больше похожий на сарай, а позади даже горизонта не было видно за густыми зарослями вьюнка и пырея. ему сказали, что когда-то там был сад, но сейчас практически ничего не осталось, кроме сорняков.
это именно то, что было нужно.
наиб дернул ручку двери. та жалобно скрипнула и развалилась у него перед ногами — петли проржавели начисто, дерево сгнило. у него будет тонна работы, прежде чем он приведет это место в порядок.
— ну и халупа, — хмыкнул нортон. наиб даже не почувствовал его присутствия, пока тот не заговорил. — зачем тогда ключи, если дверь держится на добром слове?
он пнул гнилые доски ногой. они не пошевелились.
наиб свалил их в сторону и вошел внутрь — теперь было видно, что не только дверь стоило сменить, крыша тоже нуждалась в ремонте. дом правда был крошечным, но ему одному большего и не надо.
— что, будем спать на одной кровати?
— а ты спишь вообще? — наиб сдался и спросил, а нортон только этого и ждал. по его лицу поползла довольная ухмылка. он говорил, что так широко улыбаться ему больно из-за шрама — кожу стягивает и сушит.
— когда ты спишь, тогда и я, — он уселся на шаткую кухонную тумбу, болтая ногами.
звучало логично.
в конце концов, он просто галлюцинация.
наиб демонстративно отвернулся, начиная разбирать завалы мусора и чужих старых вещей. когда он оборачивается, нортона уже нет.
***
он начинает ремонтировать дом с утра.
оставшихся денег как раз хватило на материалы — наиб снимает гнилое покрытие и переделывает крышу полностью, в перерывах спускается в город и ищет подработку на будущее, когда сбережений перестанет хватать. он больше не мог зарабатывать тем же, чем зарабатывал раньше, но вот в чем была проблема — он больше ничего не умел.
— нет, ну, ремонтом ты занимаешься отлично, — комментирует нортон, лёжа рядом на крыше. наиб пытался пообедать, но теперь кусок в горло не лез. — может, будешь каким-нибудь плотником? ремонтником? как тебе идея?
— заткнись, умоляю.
— о, как давно я этого не слышал. неужели не соскучился?
наиб уставился в небо. уже неделю на нем не было ни тучки — с того самого дня, как он покинул поместье. чистое, голубое полотно.
это было издевательством.
— соскучился, — сознается наиб. впервые за все время его сердце болезненно бьётся об ребра. — ты не представляешь, как.
нортон исчезает, когда он слезает с крыши и вновь принимается за работу.
он до вечера успевает переделать крышу — криво, косо, но надежно. по крайней мере его не зальет первым же дождем. следующая на очереди дверь, но наиб не спешит ее менять.
почему-то ему кажется, что даже если кто-нибудь к нему нагрянет — грабитель, убийца, кто угодно — то он просто разочаруется и уйдет. здесь нечего красть — наиб отослал все деньги семье; здесь некого убивать — он не очень-то чувствует себя живым.
он ложится спать, слушая шорох травы и листьев, а ночью по крыше начинает стучать дождь.
***
где-то через пару недель он принимается за сад.
сорняки настолько здесь обжились, что толком даже не выдираются, а на очищенных местах за ночь вырастали новые. наиб решает, что так дело не пойдет и опять спускается в город — что-нибудь купить или что-нибудь узнать. он не то чтобы садовод.
он так долго не разговаривал с людьми — с реальными людьми — что случайно напугал какую-то прохожую, пытаясь спросить дорогу. к счастью, он быстро находится сам и по пыльным улицам находит нужную вывеску.
наиб сначала глазам не верит, но потом из-за витрины с цветами показывается знакомая соломенная шляпа.
— ой, здравствуй! — эмма улыбается ярко-ярко, как не должен улыбаться человек, прошедший через ад. наиб вспоминает, что она немного ненормальная. потом вспоминает, что он тоже.
— привет, — он неловко салютует ей от виска. — эм… как дела?
девушка вылезает из-за витрины и кидается его обнимать, будто они старые друзья, хотя в поместье они едва говорили. наиб удерживается, чтобы не дернуться и случайно ее не ударить. он даже не уверен, что рад ее видеть.
— все прекрасно! — она вовремя его отпускает. на ней тот же зеленый фартук, но теперь поверх клетчатого платья. наиб гадает, как она отстирала кровь. — у меня теперь свой магазинчик, смотри!
наиб еще раз оглядывается. местечко небольшое, аккуратное, слишком живое и чистое на его ментальное состояние, но он одобрительно хмыкает.
— у меня сорняки не выводятся. — он меняет тему, прежде чем она начнет спрашивать, как дела у него.
— о, а что за сорняки?
— ну… трава такая. длинная. по пояс.
— пырей, наверное, — задумывается эмма. — попробуй мульчирование мелким опилом. сейчас, летом, от перекопа толку не будет.
наиб понятия не имеет, что такое мульчирование мелким опилом, но все равно кивает.
он уходит от нее только через час, нагруженный удобрениями, семенами и садовыми инструментами «за счет заведения». эмма опять обнимает его на прощание, не замечая, как от прикосновений у него внутри всё сжимается и умирает, и так искренне желает удачи, что наиб внезапно ненавидит себя еще больше.
он возвращается домой, складывает вещи в угол и лежит без сил до самого вечера, не вставая даже чтобы поесть, и думает, как может быть настолько счастлив человек, который потерял любимого месяц назад.
и почему он так же не может.
***
он просыпается посреди ночи и не может дышать.
не в первый и не в последний раз, но сердце все равно больно колотится об грудную клетку. вокруг темно, воздух прохладный, а его бросает в жар и кровь кипит, и шум в ушах перекрывает чей-то голос.
— ты чего там? задыхаешься? — нортон сидит, сложив голову на спинку стула в самой неудобной позе на свете. — вот умора.
наиб чувствует себя так, будто его сейчас стошнит. его нортон никогда бы не говорил с ним так.
— да ну? тебе не кажется, что это справедливо? — тот смотрит на него холодно. со свечи капает воск и не достигает пола. — знаешь, какого это — когда действительно не можешь дышать? это агония, наиб.
— я знаю, — выдавливает он.
— не знаешь. тебя там не было.
— я не мог ничего сделать, — наиб сжимает волосы в кулаке. становится больно, но недостаточно, чтобы привести его в чувство. — я не- я не мог.
— ты хоть пытался? — нортон звучит укоризненно, почти как если бы наиб снова забыл поменять бинты или не посмотрел назад во время погони.
он звучал жестокими, чужими интонациями, а потом снова становился прежним, и от этого наиб сходил с ума — не мог даже ненавидеть его толком, потому что это все еще нортон, его нортон, с родными подколами и голосом, похожим на колючую гальку, и когда-то только его было достаточно, чтобы в мгновение успокоиться.
теперь ему приходилось справляться в одиночку. нортон задохнулся во время матча в золотой пещере. прямо в открытых воротах.
— прости, — шепчет наиб. он произнес это, наверное, уже тысячу раз. — прости.
нортон исчезает с рассветом. он ни разу не сказал «прощаю», и, наверное, никогда не скажет.
***
наиб с утра до вечера копается в саду. это оказалась намного более муторная работа, чем ремонт, но как раз это ему и нужно — пока тело работает, мозг отключается. запах травы впитывается в его ладони так прочно, что даже еда становится со вкусом пырея, а вьюнок по стенам он решает оставить — скрывает облезлые стены.
когда наиб заканчивает четверть территории, нортон садится на забор и начинает напевать.
— помидоры, помидоры, помидоры-овощи…
наиб отвлекается от грядок и смотрит на него с раздражением. солнце его доконало, хотелось пить или прилечь куда-нибудь в тень, но если он остановится, то нортон станет еще навязчивее.
— ты серьезно?
— что? — он кладет ногу себе на колено. у него в носке дырка и обувь разваливается. — мне уже спеть нельзя?
— ты ужасный певец.
— а ты ужасный слушатель. пизда едет на карете, хуй на скорой помощи…
наиб кидает в него камень, но он легко уворачивается. почему-то в глазах все плывет. нортон никогда не был таким быстрым при жизни.
— ладно, давай я лучше расскажу анекдот. шел, короче, мужик по лесу…
наиб опирается лбом на черенок лопаты, прикрывает глаза и пытается бороться с внезапной головной болью. его мутит и шатает, но он не может понять, почему.
— …сел в нее и сгорел. эй, ты меня слушаешь? наиб?
он чувствует, как что-то горячее бежит по подбородку, а когда дотрагивается, то понимает, что это кровь. это было странно — у него никогда не было проблем с кровообращением, но сейчас голова кружилась ужасно и из носа бежало без остановки. он запоздало понимает, что, может, не стоило работать в такое пекло.
наиб успевает только доковылять до тени и привалиться к стене, прежде чем отключается.
***
он просыпается в своей постели с холодной тряпкой на лбу.
сначала он не очень понимает, что произошло, а потом пару раз моргает и присматривается. это точно его дом. и это точно илай кларк, кто сидит рядом с ним на стуле и читает книгу. наиб до сих пор понятия не имеет, как он это делает в повязке.
он замечает движение и тут же всё откладывает.
— как ты себя чувствуешь?
— хреново, — бормочет наиб, поднимаясь на локтях. — ты что здесь делаешь?
— эмма рассказала, что ты живешь неподалеку и мы с гертрудой решили заглянуть в гости, — илай в ответ на грубость мягко улыбается, как только он умеет. — но в итоге мы нашли тебя без сознания.
неподалеку? он специально выбирал место подальше, чтоб никому в голову не пришло к нему в гости ходить. наиб сдается и ложится назад, все еще чувствуя себя так, будто его череп сжимают в металлическом кольце, а илай ставит на тумбочку графин с водой. наиб помнит, что у него дома вообще не было графина.
— тебе нужно пить много воды и отдыхать, — говорит илай. — в следующий раз я могу и не быть рядом.
нортон смеется так, что аж хрюкает.
— вот черт, он вообще не изменился, — сипит он и бьет себя по колену. — все еще ведет себя, как мамочка.
— завались.
— а? — илай вскидывает брови. наиб чертыхается и прикрывает глаза ладонью.
— это не тебе- то есть- блять, не важно. забей. и вообще уходи, я вас не звал.
он теперь выглядит еще более обеспокоенным.
— ты уверен?
— да, — замученно вздыхает наиб. ладно, когда он ловил галлюцинации в одиночестве, но при ком-то это было еще ужаснее. — в жизни не был так уверен.
они уходят, оставляют на столе гостинцы и обещают проведать его завтра. сколько бы наиб не ругался, они его будто не слушали. он чувствовал себя отвратительно глядя на них — потому что они ни в чем не виноваты, но он бы всё отдал, чтобы ему было к кому возвращаться, как илаю. наиб давит в себе зависть, а она оборачивается тошнотой. хотя, может, это все еще последствия солнечного удара.
когда они приходят его проведать, наиб им не открывает.
***
он сам себя ненавидит за то, какой он.
эмма потеряла эмили и открыла цветочный магазинчик, илай вернулся к своей невесте и живет так счастливо, что аж зубы сводит, а наиб драит свой участок днем и ночью, изо всех сил занимая голову работой и разговаривает только с галлюцинацией.
— ты сам виноват, — пожимает плечами нортон.
— ты заебал, — огрызается наиб. — я знаю.
он подходит ближе, так близко, что наиб снова может рассмотреть стянувшуюся кожу его шрама.
— и когда ты меня отпустишь? — нортон смотрит на него спокойно, впервые за месяцы без насмешки.
нортон танцевал на своих символических похоронах — символических, потому что никто не знает, куда делось тело — и рассказывал шутки, пока наиб ловил нервный срыв от осознания, что он умер. нортон мелькал в окнах, подмигивал с края бокового зрения, ужасно горланил неприличные песни, не имел абсолютно никакого понятия, как носить галстук.
— не знаю, — наиб трет висок. — наверное, никогда.
это — робкая попытка его сознания себя простить. наиб пресекает ее совершенно осознанно — он не заслужил прощения. не сейчас, и, наверное, даже не потом.
— никогда? — нортон касается его щеки. наиб не чувствует.
— нет. — он прикрывает глаза и пытается вспомнить, как ощущались его руки. хочется взвыть, когда он понимает, что не может.
последний их разговор закончился жуткой ссорой — опять что-то не поделили, что-то не то сказали, немного начистили друг другу лица. нортон уходил на игру, толком не зная, что наиб его-
что наиб его…
— есть ли смысл говорить это призраку? — грустно усмехается нортон.
он знает, что нет.
но наиб бы правда всё отдал, чтобы они могли поссориться еще раз.
***
наиб заканчивает чистить сад, когда настает осень.
он осознает необходимость утеплить дом, поэтому снова выходит в город, но на этот раз не блуждает — возвращается спешно, лишь бы никого не встретить. мир слишком тесный оказался. даже поместье было побольше.
он нашел пару подработок, поэтому голодным не останется, а большего ему и не нужно.
— мог бы потратить свои навыки на что-то покруче, — нортон осуждающе качает головой. — зачем нищенствовать, если можно не нищенствовать?
— тебе напомнить, что я остаюсь в живых только потому, что ты попросил? — наиб чистит рыбу и случайно проходится ножом по пальцу, но боль, как обычно, ощущается приглушенно и тупо, будто не достигает его.
— вот ты мрачный, конечно, — свистит нортон. — может, хватит уже себя гнобить? сходи погуляй, там, траву потрогай.
— я все лето только и делал, что траву трогал. заебала уже эта трава. и дом этот.
— тогда уходи.
наиб от шока аж смеется, впервые за несколько месяцев. он сует порезанный палец под струю воды и она становится розовой.
— щас еще моя же галлюцинация будет выгонять меня из дома.
— я не выгоняю, я предлагаю, — нортон закатывает глаза. — тебе скоро будет нечего делать, и что тогда?
— тогда, пожалуй, свернусь калачиком и умру. что за херня? я сам себя выгоняю, получается?
— получается. ты же говорил, что хотел путешествовать, так вперед. может, где-нибудь по пути я от тебя и отстану.
наиб выключает воду и отряхивает с рук рыбью чешую. он оглядывает дом, который ремонтировал и подчищал на протяжении трех месяцев. всё это время нортон его не оставлял — был где-то на фоне, откровенно мешал и доставал, не давал покоя.
— а что я буду делать, когда ты отстанешь? — наиб вдруг представил, что останется даже без смутного воспоминания о нортоне и к горлу подкатил ком. он все это время молился, чтобы галлюцинация ушла, но внутри он знал, что хотел бы видеть его даже так. хотя бы таким образом.
нортон просто улыбнулся.
— тогда ты наконец начнешь жить, а не бесконечно по мне скучать.
наиб усмехается. он не знает, хочет ли начинать жить, не знает, хочет ли, чтобы оно зажило.
— я не хочу тебя забывать.
— не забывай, — кивает нортон. — просто хватит меня оплакивать. я уже три месяца как мертв. пора отпускать, наиб. семью проведай, не знаю.
наиба словно током бьет. он успешно избегал мыслей о семье годами, а они настигли его в лице нортона. когда он оборачивается, его уже нет на месте — только пятно солнечного света из окна.
наиб собирает вещи и уходит утром. что бы там ни было дальше, хуже уже точно не станет.