Повесть о настоящем человеке. День второй.

Дин просыпается медленно и с трудом. Радостный луч солнца, видимо, пробравшийся сквозь щель между шторами, ползёт по его щеке, совсем не улучшая настроение. Дин переворачивается на другой бок, прячась от луча.

— Проснись и пой, солнце!

Голос брата отвратительно жизнерадостен. Он-то, похоже, выспался, а вот Дина всю ночь терзали кошмары о том, как он снова остаётся один. И всегда в этом виноват он сам.

— Заткнись, Сэм… — стонет старший Винчестер.

— А ты заткни! — всё так же жизнерадостно парирует младший.

О нет, только не это.

Перед закрытыми глазами ярко вспыхивает воспоминание — запрокинутая лохматая голова и губы в крови. Он мог бы поклясться, что чувствует их металлический вкус на своих губах.

Нет, Дин не сбежит в ванную снова. Хоть на это должно же у него хватить выдержки и самоуважения.

Сэм чем-то шуршит в комнате, и Дин не выдерживает, поворачивается посмотреть, что там делает брат.

И попадает прямо на момент переодевания.

Дин выдёргивает из-под головы подушку и хлопает её себе на лицо; глухо и отчаянно, но практически беззвучно стонет, стараясь, чтобы ни единый звук не ушёл наружу. Перед глазами — крепкие плечи и широкая грудь брата.

Да за что ж мне это?!

— Давай, Дин, собирайся, позавтракаем — и в химчистку. Потом домой к О’Райли.

— Кто умер и сделал тебя боссом? — ворчит Дин из-под подушки. Сейчас нужно как-то извернуться и пройти в ванную так, чтобы Сэм не заметил его стояк.


В кафе Дин сразу проходит за столик в самом дальнем углу и тяжело плюхается на диван. Утро выдалось… нелёгким.

Сэм у стойки заказывает им завтрак на двоих.

Дин присматривается — официантка совсем юная и симпатичная, и вовсю строит глазки его брату. И Сэм, сучка такая, улыбается во все 32, голову наклонил, слушает её чириканье. Дин знает, как умеет слушать Сэм. Он бы на месте этой официантки сейчас уже писал ему свой номер телефона. СТОП. ОНА ПИШЕТ!

…В следующий раз завтрак будет заказывать Дин.

Он молча кипит, когда Сэм, сверкая своей блядской улыбкой и постоянно оборачиваясь на девчонку, приносит на столик поднос.

Два кофе, две стопки блинчиков с кленовым сиропом, яичница с беконом для Дина и опять какая-то трава с травой для Сэма.

Дин со стуком переставляет к себе тарелку с яичницей и начинает молча работать вилкой, стараясь не смотреть на брата.

И буквально чувствует, как у того сползает с лица улыбка. Это почему-то причиняет боль. Он не должен быть причиной того, что его Сэмми перестаёт улыбаться.

— Дин, всё нормально?

— Спал плохо. Какие-то кошмары всю ночь снились. Сейчас поем и снова буду как огурчик.

— Ну как скажешь.

Какое-то время оба молча завтракают, потом Сэм возвращается к делу:

— Итак, вопрос на миллион долларов: чего взрослый, образованный, здоровый мужик может испугаться так, что у него остановится сердце?

— Тебе в алфавитном порядке или в хронологическом? — Дин мрачен и язвителен.

Сэм улыбается, показывая ямочки, и с любопытством смотрит на него.

— Давай в хронологическом.

Дин вздыхает и начинает перечислять:

— Смерть, бог, Матерь всего, твари из чистилища, драконы, ангелы, Люци, демоны, адские псы, призраки, вампиры, верфольфы, мне продолжать?

— И кто из них не оставляет при этом следов?

— Хм. Я бы поставил на адских псов. О’Райли заперся в своём пикапе изнутри, и на машине нет ни единой царапины. Вряд ли мужик отбросит копыта от страха, если просто увидит за окном своего авто вампира, демона или вервольфа, которые к нему даже не подошли.

— Всё ещё остаются призраки. Как тот, с лесопилки, помнишь?

Дина передёргивает.

— Я и адских псов помню, знаешь ли.

Сэм сочувственно кивает.

— Надо будет поискать, не случилось ли у него какого прорыва лет 10 назад. Хотя при его образе жизни в это слабо верится. И мне по-прежнему нравится версия с Лугнасадом.

Дин вытирает салфеткой рот, бросает её на поднос и поднимается.

— Ладно, пошли.

Сэм поспешно допивает свой кофе и идёт вслед за ним. Девушка за стойкой улыбается и машет ему рукой. Сэм возвращает ей улыбку и кивает.

Дин мрачнеет ещё больше.


Импала тормозит у первого попавшегося приёмного пункта химчистки, и Дин остаётся в машине, предварительно убедившись сквозь стекло, которое там у них заменяет всю переднюю стену, что за стойкой администратора сидит парень, а не девушка. И теперь он следит за тем, как администратор сначала на просьбу Сэма отрицательно качает головой, но спустя минуту удвоенного воздействия щенячьих глаз и белозубой улыбки, сдаётся и кивает. Сэм сияет, администратор улыбается (!!!) в ответ, и… нет, Дин не верит собственным глазам — кажется, тоже оставляет свой телефон на бумажке из stick-it блока!

Где он научился флиртовать?! Или всегда умел, и старший Винчестер этого просто не замечал…

Сэм возвращается, всё ещё сияя, а Дин, грозовой тучей сидящий за рулём и уже включивший зажигание, срывает Детку с места, как только брат садится. Дверь Сэм захлопывает уже в движении, и немного обиженно сообщает, что у него получилось уговорить почистить их костюмы к сегодняшнему вечеру, хотя изначально ему называли срок в неделю.

Дин втапливает педаль газа в пол.


До Оберн-Хиллс — пригорода, где находится дом О’Райли, ехать практически через весь город, и братья, наконец, обращают внимание на окружающую их обстановку.

Зрелище, мягко говоря, нерадостное.

Детройт, каким он был в прошлом веке, — город, созданный автомобилями и живущий автомобилями. В своё время он был четвёртым по величине и населению в США, но в 70-е годы XX века начал постепенно пустеть. Иронично, но в столице автомобильной промышленности США архитектурная застройка центра не предполагала наличия большого количества личного транспорта у населения. Сначала начали уезжать белые жители, за ними постепенно потянулись цветные, и сейчас нормальная жизнь в Детройте сосредоточена в пригородах, типичной «одноэтажной Америке».

Импала проезжает по пустым улицам, по которым ветер гонит мусор, мимо огромных офисных зданий, сквозь окна которых видно, что они уже много лет как заброшены. Многие дома и магазины заколочены, а из тех, что всё ещё подают признаки жизни, большинство давно не ремонтировались.

Похоже, накануне им повезло попасть в более-менее сохранившийся район. Скорее всего, он всё ещё выглядит нормально из-за того, что располагается вдоль центральной магистрали, по которой они приехали в город. Неудивительно, что приличный номер в мотеле стоит так дёшево — желающих посетить этот город-призрак, по всей видимости, не так уж много.

— Может, мстительный дух? — подаёт голос Сэм, отвлекаясь от ноутбука и глядя на дома со своей стороны дороги, которые сохранились через один, как зубчики в наполовину обломанной расчёске. — Его дом разрушили, и он мстит…

Дин краем глаза видит, как Сэм сбрасывает рубашку, оставшись в одной футболке с V-образным вырезом, которая скорее подчёркивает, чем что-то скрывает, — и это заставляет его ещё крепче сжимать челюсть.

Хотя он и сам с удовольствием последовал бы примеру брата — здешняя погода тоже не желает соответствовать первоначальному впечатлению, и на улице откровенно жарко. Похоже, та ночь в импале была самой холодной здесь за последние несколько лет.


Оберн-Хиллс оказывается вполне себе оживлённым и благоустроенным районом.

Дом О’Райли — типичный дом холостяка, с минимумом мебели и с обустроенной «берлогой» с огромным телевизором; дверь с кухни ведёт во внушительный гараж, где всё ещё сверкает чёрными боками сводный брат импалы. Места в гараже вполне хватает и для Детки, поэтому Дин загоняет её туда, чтобы не мозолила глаза соседям.

Сэм по дороге успел накопать всё, что только можно, на их клиента, и ничто не указывает на какое-то резкое изменение его жизни ни десять, ни пять, ни два года назад. Значит, не адские псы.

В доме нет абсолютно ничего сверхъестественного. Даже садовых гномов и ангелов на каминной полке.

Видно, что дом любили и за ним ухаживали, но настоящая жизнь была сосредоточена в гараже — даже Дин впервые видит некоторые инструменты, которые тут явно не раз использовались для любовного приведения в порядок находящегося там чёрного сокровища.

Тут даже есть микроволновка, электрический чайник, мини-холодильник и набор посуды.

Дин вздыхает. Он мог бы тут жить, в этом гараже. Не заходя в дом.

Но по делу — пусто. Ноль. Зеро.

— Пойдём по соседям? — предлагает Сэм.

Они не в официальных костюмах, но, возможно, удостоверений будет достаточно.


Слева никто не отвечает.

Справа дверь открывает приятная женщина преклонных лет. Винчестеры одновременно достают удостоверения.

— Миссис Фэррингтон? Агенты Плант и Пейдж. Мы можем поговорить с вами о вашем соседе, Дэреке О’Райли?

В глазах женщины неожиданно вскипают слёзы.

— Да-да, конечно, проходите, пожалуйста…

Их усаживают на небольшой диван за столиком в крошечной гостиной, а хозяйка ретируется на кухню, где, судя по звукам, пытается высморкаться и привести себя в порядок.

С кухни она возвращается с двумя стаканами сока, ставит их на столик и садится в кресло напротив.

— Простите, агенты, это был сильный удар для нас. Мы все очень любили Дэрека. Я ещё ни разу не встречала человека с такой огромной душой. Он всегда был готов помочь — и деньгами, и кровом, и всем, чем только мог. Вы бы знали, сколько раз он бесплатно ремонтировал наш древний бьюик, — миссис Фэррингтон горько усмехается, и в уголках её глаз вновь собираются слезы, которые она аккуратно промакивает бумажной салфеткой.

— Вы можете предположить, что с ним произошло? Эксперты говорят, что у него остановилось сердце от страха. Что могло так его напугать? — Дин чувствует бедром прижатое к нему бедро брата — диванчик недостаточно широк для них двоих — и берёт инициативу в свои руки. Лучше думать о деле, чем о том, насколько его отвлекает это горячее прикосновение.

— Даже не представляю. Дэрек был не из пугливых. Однажды он отбил у хулиганов Мэйси — дочку нашего соседа, мистера Уитакера. Их было трое, и я даже думать не хочу, что было бы с Мейси, если бы он не проходил в тот момент мимо…

— А вы никогда не замечали ничего необычного? Особенно, перед его смертью? Мигающие фонари, неожиданно холодные места, странные звуки или запахи?

Она хмурится.

— Нет, ничего такого. А почему вы спрашиваете?

— Так положено, извините. Обязаны проверить все возможные версии.


Визиты к остальным соседям (кого удалось застать дома) проходят на той же ноте.


— В общем, две большие, дымящиеся кучи ничего, — резюмирует Дин, открывая водительскую дверь импалы.

Сэм согласно хмыкает, садясь на своё место.

— Ну что, едем опрашивать коллег? — Дин и сам знает, что вопрос риторический, и, не дожидаясь ответа, трогается с места.


Коллеги О’Райли тоже не сообщают ничего нового. Отличный друг, доброе сердце, всем помогал, не пил, не курил, беспорядочных половых связей не имел (порядочных, судя по всему, тоже). В небольшом обшарпанном одноэтажном офисе на Вудвард Авеню, в котором сложно узнать координационный центр всемирно известной выставки, царит всеобщий траур.

— Мистер ван Хофен, а вы, случайно, не в курсе, где похоронен мистер О’Райли?

Невысокий старший менеджер вытирает платком потеющую лысину и грустнеет ещё больше:

— О, его не хоронили, его кремировали. Урна всё ещё в крематории — у него не было родственников, некому забирать. Мы пытались сообща её выпросить, чтобы в офисе поставить, но нам не отдали…

Винчестеры переглядываются. Раскопки отменяются, но они не уверены, что рады этому. Ещё одна куча ничего.


— Просто Мистер Совершенство какой-то. Таких людей не бывает, — говорит Дин… и замирает.

Сэм тоже застывает на месте.

— Думаешь, не человек?

— Думаю, что если кто-то весь из себя Мистер Правильный, значит, у него в шкафу как минимум завалялась парочка скелетов.

Они едут в крематорий.


Крематорий как крематорий. Отдельное помещение-колумбарий с ячейками, закрытыми гранитными плитами. Невостребованные урны в течение 40 дней хранятся на отдельном стенде с металлическими ячейками. Если их никто не заберёт, похоронят в общей могиле.

У противоположной стены — мягкие стулья для родственников покойных. У большинства ячеек, закрытых гранитными плитами, — увядшие цветы.

У отдельного стенда — тоже сильно увядшие цветы и несколько искусственных венков. Видимо, там и лежит — то есть стоит — сейчас всеобщий рыжий любимец.

Никаких вещей покойного здесь нет, поэтому парни решают, что им тут больше делать нечего, и едут в химчистку за костюмами.

Забирать их из приёмного пункта идёт Дин.

И заказывать мешок фастфуда, чтобы поужинать в номере, он тоже идёт сам.

Во избежание.


Когда от куриных крылышек остаются одни куриные косточки, а от упаковки пива — едва половина, и довольный Дин устраивается с пультом перед телевизором, за него вплотную берётся Сэм.

Плюхается рядом на диванчик (вот чёрт!) и, заломив брови (дважды чёрт!), вопрошает:

— Дин, что происходит? Ты второй день на меня глаза поднять боишься.

— Тебе показалось, — храбро отвечает Дин. — Вот же, смотрю на тебя, — он поворачивается к брату (почему он так близко?!) и преданно смотрит ему в глаза.

Чтобы не смотреть на губы.

Не смотреть, Дин.

Дин!

Ох.

Возле нижней губы у Сэма прилипла крошка от панировки. Просто крошка. Ничего же особенного.

Дин чувствует, что вся кровь, какая есть в организме, сначала приливает к его щекам, а потом тут же куда-то уходит. И Дин точно может сказать куда, судя по тому, как мало места осталось в джинсах. Собственно, его там не осталось совсем.

В голове пусто и звонко. В глазах — только эта блядская крошка. И Дин сейчас умрёт, если не снимет её.

Ничего не соображая, он наклоняется и подхватывает её губами. Слегка отстраняется и слизывает её уже со своей нижней губы.

Сэм близко. Слишком близко. И даже не думает отодвигаться.

И Дин не выдерживает, со стоном впивается в его губы. Боги. Они всё такие же. Идеальные. Они пахнут пивом, крылышками и Сэмом. И они раскрываются под напором, впуская его внутрь, приглашая, обещая.

Сэм отвечает ему на поцелуй.

СЭМ ОТВЕЧАЕТ ЕМУ НА ПОЦЕЛУЙ!

Дина буквально отбрасывает на противоположный конец дивана.

Дин, мать твою, что ты творишь! Это же Сэм! И даже если он и сам сейчас не против, то это просто под влиянием момента. Нельзя. Ты не можешь потерять Сэма. Нельзя.

Паника замораживает все мышцы и наполняет голову тягучим черным дымом.

— Дин, посмотри на меня.

У Сэма хриплый и какой-то спотыкающийся голос. У Дина не получается описать это по-другому. А ещё в нём явно звучат обида и разочарование. И Дин его прекрасно понимает, но не может допустить, чтобы этим всё закончилось. Он не может потерять Сэма ещё раз.

Он поднимает глаза на брата, и сердце пропускает удар. Сэм выглядит… убитым. Выпотрошенным.

Дин едва дышит от ужаса. Как он мог сделать ТАКОЕ с младшим братом? С его Сэмми? Как он мог ТАК его предать?

Хочется, как и тогда, выскочить за дверь и бежать, бежать, бежать, пока держат ноги. Но он помнит, чем это закончилось в прошлый раз. Дин никуда не уйдёт. И брата не отпустит.

— Сэмми… Прости. Я не должен был…

— Заткнись, Дин. Просто заткнись.

Сэм уходит в душ.

Возвращается через несколько минут, и так же молча ныряет под одеяло. Вытягивается на животе, отвернувшись к стене.

Дин не решается последовать его примеру — вдруг, пока он принимает душ, Сэм куда-нибудь сбежит.

Не раздеваясь, чувствуя себя полностью деревянным, он ложится на кровать прямо поверх покрывала.

Сон приходит только под утро.