Дин просыпается в уже привычном коконе, прижимаясь спиной к тому, что ощущается как горячая бетонная стена. Что-то не менее твёрдое и горячее упирается ему в задницу, и Дин чуть не стонет, чувствуя, как его член буквально за пару секунд встаёт по стойке смирно. 

Тёплое, ровное дыхание брата греет макушку. Сэм ещё спит. Кажется, Дин догадывается, что ему снится… 

Какое-то время старший Винчестер лежит, не двигаясь, чувствуя, как заполошно бьётся сердце, и как в паху всё сильнее скручивается тугой и болезненный ком. 

Он не станет будить Сэма. Он дождётся, когда тот проснётся сам. Он выдержит, или он не Дин мать его Винчестер.

Выдержит. 

Он не выдерживает. 

Плевать на самооценку, младший брат всегда был его единственной слабостью, но решение не будить Сэма остаётся твёрдым, поэтому Дин слегка двигает задницей, чтобы стояк брата упирался в более чувствительную точку, и запускает руку к себе в боксеры. 

Он снова чуть не стонет, наконец-то обхватывая ладонью свой каменный, уже сочащийся смазкой член. В таком состоянии он кончит буквально за пару минут. 

Большим пальцем Дин размазывает смазку по головке, на пробу двигает рукой. Нормально. Правой было бы привычнее, но правая сейчас лежит на собственном левом плече, накрытая сверху тяжёлой ладонью младшего. 

Дин старается двигать рукой осторожно, только кистью, плотно обхватив пальцами ствол и полагаясь больше на умелые движения, чем на скорость и амплитуду. Он по-прежнему не хочет будить Сэма, но левая рука брата крепко обнимает его поперёк живота, а в задницу всё ещё упирается твёрдый член, обжигая даже сквозь два слоя ткани и заставляя думать о том, что было бы, не будь между ними этой тонкой преграды, и все благие намерения совсем скоро рассыпаются в пыль. 

Движения кулака становятся быстрыми и хаотичными, Дин задерживает дыхание и закрывает глаза, чувствуя подступающие волны оргазма, и тут происходят сразу несколько событий. 

— Дин, ты что, дрочишь там?! — хриплый со сна голос брата раздаётся прямо над ухом.

Дин от неожиданности вздрагивает, открывает глаза и рот, и именно в этот момент кончает, не сумев вовремя захлопнуть рот, поэтому длинный, хриплый стон выдаёт его с головой. 

Хотя — было бы что выдавать. Его младший брат далеко не идиот. 

Стоп. 

Ему показалось, или голос Сэма звучал как-то… обиженно? 

Дин вытирает руку о простыню и поворачивается в объятиях брата, чтобы проверить свою мысль. 

Так и есть. 

У Сэма снова глаза обиженного щенка. 

— А что, мне надо дрочить тут? — Дин касается ладонью этого самого тут, и с удовлетворением отмечает, как прерывается дыхание младшего Винчестера. 

Что ж, старший только за. 

Он тянется за поцелуем, и Сэм охотно двигается ему навстречу. Рука Дина по-прежнему лежит на члене брата, натянувшем ткань боксеров так, что она, кажется, сейчас треснет. Несмотря на это, поцелуй получается коротким и практически целомудренным, после чего Дин, слегка прихватывая кожу младшего губами, спускается по его подбородку на шею, чертит языком линию до ключицы, втягивает в себя кожу, едва удерживаясь от того, чтобы не поставить там яркую метку. Он доходит до ямки между ключицами и запускает в неё язык. Сэм, который к этому времени уже тяжело дышит, дёргается и еле слышно стонет. 

Дин улыбается в ямку и двигается дальше. 

Касается кожи языком, губами, прихватывает зубами и тут же зализывает укус. Мелькает мысль о том, насколько ему этого мало. При любом раскладе он может касаться всего нескольких точек на теле брата (если, конечно, не вытянуться на нём во весь рост), а хочется трогать везде и сразу. Сэма хочется всего и целиком, и невозможность этого почему-то приводит в отчаяние. Но Дин делает всё, что в его силах, чтобы компенсировать этот недостаток, и всё более частое, хриплое дыхание брата подсказывает ему, что он на правильном пути. 

Он крутит губами горошину соска, его пальцы делают то же самое с другим соском, и Сэма выгибает. Большие руки младшего гладят его по спине, зарываются в короткие волосы, пальцы больно впиваются в плечи, когда Сэм перестаёт себя контролировать. 

Дин опять улыбается. Ему нравится та власть, которую он имеет над телом брата в такие моменты. 

Всё-таки Дин Винчестер очень — ОЧЕНЬ — хорош в постели. 

Он скользит ещё ниже, запутываясь пальцами в жёстких волосках ниже пупка, слегка потягивая их, вырисовывая кончиком языка круги на солёной от пота коже. Наслаждаясь тем, как Сэм вздрагивает от каждого прикосновения. 

Ему этого мало. Он хочет слышать брата. 

Он берётся руками за резинку боксеров, аккуратно выпуская на волю вздыбленный член. 

Сэм поднимает бедра, чтобы помочь ему спустить боксеры ниже. Дин не заморачивается тем, чтобы снимать их полностью, его устраивает и так. 

Сэм тоже не возражает. 

Старший Винчестер наклоняется, почти касаясь губами головки… и замирает. 

Ждёт. 

Считает секунды. 

Их проходит целых 12, прежде чем он слышит хриплое:

— Дин… 

— А где волшебное слово, Сэмми? — мурлычет Дин практически прямо в отверстие уретры, обдавая головку тёплым дыханием. 

— П…

— Что-что? Громче, Сэмми!

— П… придурок… 

Дин расхохотался бы, если бы у него тут не было дела поважнее. Он высовывает язык и самым кончиком слизывает выступившую каплю смазки. 

— Сучка, — с удовольствием отвечает он. И вбирает в себя шелковистую головку, наконец-то дождавшись того, чего хотел — хриплого стона, от которого переворачивается всё внутри. 

Он мог бы мучить брата и дальше, но ему самому больше хочется проверить, насколько быстро он сможет довести Сэма до разрядки. 

Он впускает его в себя насколько может — остальное обхватывает ладонью — и начинает двигаться, практически сразу добившись ещё одного стона. Сэм выгибается навстречу и вцепляется обеими руками в простыни. Он не пытается контролировать процесс, не пытается протолкнуться глубже, он позволяет Дину вести так, как ему будет комфортно. И это настолько в его характере… 

Чёрт. 

Только Сэм, не шевельнув и пальцем, может добиться того, что Дин чуть не пускает слезу во время того, как делает ему минет. 

Сэм снова стонет, его выгибает на постели в последний раз, и во рту у Дина становится очень тепло, солоно и вязко. Он сглатывает всё, облизывает головку и поднимает голову. 

Ха. 

Полторы минуты. 

Кажется, это его личный рекорд. 

Сэм распластан на кровати, всё ещё тяжело дыша и сжимая в пальцах простыню. Грудная клетка ходит ходуном, и Дин снова засматривается на это потрясающее зрелище. 

Ему это никогда не надоедает. 

Он наклоняется, чтобы царапнуть зубами чувствительную внутреннюю часть бедра брата, добившись возмущенного возгласа и прилетевшей в голову подушки. 

— И это вместо «Спасибо»? Сэмми, чему тебя учил отец? 

— Сначала стрелять, потом спрашивать…

Дин смеётся, подтягивается выше, чмокает брата в губы и скатывается с кровати, чтобы отправиться в душ —  в боксерах уже засыхает сперма, и это очень и очень неприятно. 

Они завтракают в первой попавшейся кафешке, по привычке заняв самый последний столик, с которого просматривается всё кафе. 

Официантка, симпатичная брюнетка, приносит им заказ и смущённо краснеет в ответ на улыбку Дина и подмигивание. 

Впрочем, улыбка тут же сползает, когда он видит на подносе прозрачный пластиковый стакан с какой-то зелёной жижей. 

— Дин, это всего лишь смузи. Он не вылезет и не съест тебя. 

— Он выглядит так, как будто не только вылез и съел меня, но уже и переварил, и выблевал. И собственно, в стакане как раз то, что от меня осталось после всего этого. 

Сэм поднимает стакан и демонстративно нюхает. 

— Надо признаться, пахнешь ты неплохо. Как думаешь, попробовать тебя на вкус?.. 

Вот сучонок. 

Дин прикипает к месту и загипнотизированно наблюдает за тем, как брат кончиком языка касается отверстия широкой соломинки (видимо, через узкую эту жижу пить невозможно), проводит языком вокруг, потом немного сверху вниз и обратно, и наконец смыкает губы на соломинке. Делает глоток так, что щеки втягиваются внутрь, отпускает изнасилованную соломинку и медленно, со вкусом, облизывается, глядя в глаза старшему. 

Дин осторожно встаёт и неровной походкой удаляется в сторону туалета, слыша за спиной смех младшего. 

Я тебе это припомню. 

Остаток дороги проходит без приключений, они только раз останавливаются перекусить в придорожном кафе и заправить полный бак. 

К вечеру они въезжают во Фриско. 

Всё с тем же грозным видом Дин просит в мотеле комнату с двуспальной кроватью, не обращая внимания на смешок Сэма сзади. 

Ужинают захваченными по пути сэндвичами и пивом, и Дин, который 12 часов практически не вставал из-за руля, почти засыпает на диванчике перед телевизором. Сэм поднимает его за шкирку, как нашкодившего котёнка, и тащит в душ. Дин пробует возмущаться и сопротивляться, но на него цыкают, раздевают, запихивают в душ, моют, крутят как хотят, вытирают полотенцем и отправляют в постель. 

Только футболку и боксеры разрешают надеть самостоятельно. 

Дин не очень понимает, что это нашло на брата, но этот процесс словно вынимает из него все кости, так что он бы не возражал против помощи и в одевании тоже. 

В конце концов он растекается на кровати морской звездой и блаженно выдыхает. 

Минут через пять из душа выходит Сэм, уже в чистой футболке и боксерах, плюхается на кровать к Дину и подгребает его к себе. Подтыкает под себя полностью. 

Дин снова ощущает себя в руках младшего брата то ли плюшевым мишкой, то ли марионеткой на веревочках, и чёрт его побери, если это не самое правильное ощущение на свете. 

Он принадлежит Сэму. Целиком и полностью. И Сэм никогда не причинит ему вреда.