Like Russian Roulette

Как русская рулетка.

Это всего лишь мелочь, небольшая тревога на задворках его сознания. Лип гоняет эту мысль в голове, выуживая несколько раз, чтобы поразмыслить, а затем, наконец, действует, подгоняемый беспокойством, не принимая осознанного решения. Он обнаружил, что стоит перед домом Милковичей, засунув руки в карманы и глядя на дверь. Он не может позвонить по телефону, потому что ему нужно увидеть. Труднее солгать ему, если правда смотрит Липу прямо в лицо.

Так что он зайдет, увидит Йена и убедится, что все в порядке. Это все. Не так уж и трудно. И если некоторые личности начнут дергаться, Лип может выскочить. Ему просто нужно знать, нужно видеть.

Было почти мучительно ‒ получить тот звонок, зайти в дом и обнаружить Йена лежащим на кровати Микки, словно сломанный манекен. Так же, господи, как и со всем гребаным дерьмом, с которым они уже имели дело ‒ Фрэнк, Моника, весь ебучий мир, пытающийся подставить их ‒ неужели они не могут получить хотя бы один перерыв? Неужели они не могут наконец оставить своих дерьмовых родителей и дерьмовое детство позади? Моника добралась до Йена, возможно, наебала его на всю оставшуюся жизнь, и ей даже не нужно было быть рядом с ним. Жизнь, блядь, иногда такой отстой. О, конечно, был шанс, что у Йена не биполярное расстройство, точно так же, как при игре в русскую рулетку есть шанс, что пуля не прошьет насквозь ваш череп.

Лип никогда не верил в счастливый конец ‒ во всяком случае, для их испорченной жизни. Хеппи-энды ‒ это вещи, которые вы покупаете, и они вне ценового диапазона Галлагеров.

Лип стучит в дверь и хмурится, когда никто не отвечает. Он предпринимает еще одну попытку. Со всеми этими людьми, регулярно снующими туда-сюда, как-то неправдоподобно, чтобы никого не было дома. И он почти уверен, что по крайней мере Йен должен быть внутри.

Беспокойство, таящееся в глубине его сознания, медленно выбирается наружу, и Лип толкает дверь. Дом Милковичей никогда не заперт: кто-то должен быть дохуя сумасшедшим, чтобы попытаться ограбить их, и вся Южная Сторона знает об этом.

Мэнди ушла, вероятно, на работу, и Кеньятта тоже определенно въебывал на работе, потому что Лип убедился в этом. Он не слабак, но и не чертовски глуп. Кеньятта просто Кинг-Конг, блин. Дохуя устрашающий в каком-то смысле. Лип входит в дом, и ему становится жутко от того, что вокруг, кажется, никого нет. Ни один из братьев Микки не околачивается поблизости, хотя телевизор почему-то включен, а русские шлюхи скорее всего в Алиби, зарабатывают свои несколько баксов за дрочку. Даже ребенка нет, должно быть, постигает тонкости профессий бармена и сутенера.

Лип по привычке выключает телевизор. Однако в новообретенной тишине он слышит звуки жизни и оборачивается. Из комнаты Микки доносится слабый сдавленный вздох, затрудненное дыхание. Образ Йена, свернувшегося калачиком под одеялом, не обращающего внимания ни на что вокруг, неспособного пошевелиться, неспособного вообще функционировать, вспыхивает в голове Липа, и побуждает его двинуться в сторону приоткрытой двери спальни. Он колеблется, боясь того, что ему предстоит увидеть. Какая-то его часть ‒ очень наивная часть ‒ хочет думать, что прошлый раз был единичным случаем, что Йен больше никогда не будет настолько плох. Хотя все это ‒ все равно что ссать против ветра, потому что Лип только выдает желаемое за действительное, так как Йен заслуживает лучшего, чем иметь дело с дерьмом Моники. Лип осторожно приоткрывает дверь еще немного.

Первое, что он видит ‒ это не Йен. Это Микки, с закрытыми глазами и приоткрытым ртом стоящий на коленях в центре кровати, снова издающий этот сдавленный тихий вздох. А еще он, блядь, совершенно голый, с протянутыми вниз руками, и Лип наконец видит большие руки Йена, удерживающие бедра Микки, и его рыжую макушку, обращенную к Липу, потому что Йен лежит на спине, наблюдая за Микки. Член Микки подпрыгивает на животе Йена, и он твердый. О, святое гребаное дерьмо. Лип замирает. Он знает, что ему нужно убраться нахуй и позволить им заниматься своими делами, но он не может заставить себя сделать эти шаги назад. Прямо сейчас его мозг не функционирует.

Микки останавливается на середине траха, его глаза резко распахиваются, как будто он просто знает, что кто-то наблюдает за ним, и он смотрит прямо на Липа.

‒ Если ты, блядь, не хочешь нарваться на неприятности, ‒ рычит он, ‒ то уберешься отсюда на хуй прямо сейчас.

Мозг Липа не в состоянии обработать только что сказанное Микки, слишком зацикленный на увиденном. Они определенно... Его брат совершенно точно…

В Микки Милковиче. Боже.

Йен прижимает голову к кровати и поднимает подбородок, чтобы попытаться посмотреть на дверь вверх ногами.

‒ Кто это там? ‒ спрашивает он Микки.

Голос не звучит обеспокоенным, лишь любопытствующим, словно они только позавтракали, и Лип случайно заглянул, а не как будто он застукал их трахающимися и теперь стоял там, как тупица, уставившись на них.

‒ Твой гребаный брат, ‒ говорит Микки, все еще глядя на Липа. ‒ Лип.

Совершенно очевидно, что он хочет вернуться к тому, чем они занимались, и Лип не может винить его за это. Он отступает на шаг назад, наконец-то осознав, что ему стоило бы просто, блядь, позвонить по телефону или что-то в этом роде, но снова замирает, когда взгляд Микки внезапно туманится. Рот Микки приоткрывается в очередном мягком вздохе, прежде чем он полностью осознает, что сделал это, и стискивает зубы, пытаясь остановить следующий звук.

‒ Черт возьми, Йен! ‒ рычит он.

Тон не столько угрожающий, сколько развратный.

Йен смеется и снова толкается в Микки, заставляя того стиснуть руки на своей груди. Это странно, чертовски неловко, и, что пугает, немного возбуждающе. Лип сам себе противен.

Руки Йена движутся вверх по телу Микки, а затем Йен делает рывок, опрокидывая Микки из его положения сверху. Глаза Йена встречаются с глазами брата, и в них нечто такое, что посылает ледяную волну по спине Липа. Микки ругается, его руки отталкивают плечи Йена, когда он оказывается в ловушке под его телом, широко расставив ноги, чтобы приспособиться, но Йен продолжает смотреть прямо на Липа.

‒ Отвали от меня нахуй! ‒ Микки рычит. ‒ Господи Боже, Йен, какого хрена ты творишь?

Йен ухмыляется Липу и качается бедрами вперед, толкаясь в Микки, придавая ругательству задыхающийся тон, прежде чем разом остановиться. Пальцы Микки сжимаются на плечах Йена, нога поднимается, обвиваясь вокруг спины Йена. Затем, словно он опять вспоминает, Микки выгибается, чтобы посмотреть на Липа вверх ногами. Его глаза расширяются, и он плюхается обратно, возвращаясь к ругательствам и борьбе под Йеном, в попытках выбраться из-под него.

‒ Черт, Йен, ну же, слезь с меня. Стой, чувак, твой братец, блядь, здесь... Господи.

Йен держит Микки и трахает, игнорируя протесты и попытки Микки оттолкнуть его, продолжая смотреть прямо на Липа с ухмылкой, похожей на вызов.

Это не Йен смотрит на него, ‒ думает Лип. Это не может быть он, этот незнакомец, который смотрит на Липа, призывая его сказать что-то (или, блядь, присоединиться). Но это так. Это все Йен, темная сторона и все такое.

И если Лип хочет быть честным, хочет быть действительно чертовски честным и не пытаться смотреть на свою грязную жизнь сквозь розовые очки, тогда он знает, что это всегда был Йен. Эта штука, которая контролирует его брата прямо сейчас, это то, что всегда было внутри Йена, просто ожидая подходящего момента, чтобы выскочить и всех их наебать.

Йен, наконец, опускает глаза ко рту и вдоль линии челюсти Микки, и это словно снимает какую-то причудливую магию вуду, которая удерживала Липа на месте. Он немедленно отступает, бросая нерешительное «я загляну попозже», поскольку Микки продолжает ругаться, а Йен продолжает трахаться. Лип возвращается в гостиную, когда он слышит, как ругань превращается в стоны, когда Микки, по-видимому, сдается, и Лип отбрасывает наполовину сформировавшуюся мысль, что, возможно, он должен попытаться остановить то, что там происходит. Микки собирается смириться с этим, принимая все те ебанутые вещи, какие бы там ни делал Йен, и это не касается Липа. В промежутках между стонами Лип выскакивает за дверь, захлопывает ее за собой и сбегает вниз по ступенькам.

Его прежние тревоги больше не находятся на задворках сознания. Они впереди и ебаном центре, потому что для Липа нет никакого способа притвориться, что Йен в порядке, что эта штука скоро исчезнет, потому что это нихуя не так, и никакое количество выдаваемого желаемого за действительное с его стороны, со стороны Микки или даже Йена не сделает этого. Оно прямо здесь.

Как пуля в башке.

===