Она не знала, перевернулся ли мир или просто глупое женское сердце требовало справедливости по отношению к одному конкретному мужчине. Спуск по этим ступеням означал, что пути назад не останется - мост осыплется за её спиной, превращаясь в пепел. Но она твёрдо следовала выбранному маршруту. Холодный воздух проникал в лёгкие, сырость подземелий поднималась из глубин мрачных коридоров. Все вокруг словно кричало: "Уходи! Не смей его тревожить!".
Раз. Повинуясь взмаху изящной палочки, на стенах вспыхнули всеми оттенками красного факелы. Она вспомнила о эмоциях, о духе соперничества, который всегда помогал ей в разговорах с ним. Сколько скрытой силы ощущалось в его пусть и бархатном, но холодном голосе. Сколько страсти таилось в чёрных омутах глаз. Сколько хищной грации проскальзывало в плавных движениях.
Два. Тишина обволакивала и усиливала впечатление неправильности происходящего. Даже его молчание казалось порой слишком красноречивым и дополнялось улыбкой, которую при всех её способностях к фантазиям нельзя было назвать ни милой, ни доброжелательной. Скорее усмешка кривила тонкие губы. Смеха в его исполнении она не слышала вовсе.
Три. Настырная капля где-то вдалеке отбивала о серые камни с трудом различимый ритм. Теперь и её сердце тоже стучало глухо.
Четыре. Никто не мешал ей идти, да и не посмел бы остановить. Собственные сомнения остались в гостиной любимого красно-золотого факультета. Их было слишком много. Однако, вера в него продолжала жить, несмотря на обстоятельства.
Пять. Кровавый барон с учтивым поклоном пролетел мимо, не пытаясь поделиться новостями. Ее и без того ждал трудный разговор. Она научилась ценить в нем ум, знания и умения их использовать. Впрочем, обращаться к нему за советом было себе дороже. Сарказм и язвительность с детства оставались его верными спутниками.
Шесть. Под рукой оказалась какая-то болотисто-зеленая мерзость. Она бы не удивилась, узнав, что некоторые ингредиенты для его великолепных по качеству и отвратительных на вкус зелий произрастают прямо здесь.
Семь. Волосы выбились из прически, закрывая обзор. Она не испытывала жалости, что изменила собственному стилю. Он, к сожалению или счастью, продолжал старательно упаковывать себя в сюртук и мантию.
Восемь. Сразу после битвы Гарри твердил что-то о храбрости и любви. Этого у них обоих было в достатке.
Девять. Рон перестал называть его летучей мышью, но она сомневалась в исчезновении этого сходства. Правда, теперь он ещё и производил впечатление жертвы вампира. Перевязанное бинтами и закутанное в чёрный шарф горло не добавляло ему привлекательности.
Десять. Под тоненький каблук любимых чёрных туфель угодил камешек. Ей захотелось помянуть Салазара Слизерина недобрым словом, но она остановила свой порыв, порадовавшись отсутствию змей и прочих ползучих гадов под ногами. Слава Мерлину, он не умел общаться на парселтанге.
Одиннадцать. Прямо с потолка на тонкой нити, быстро перебирая лапками, спустился паук. Отец бы посчитал это хорошим знаком. Только он вряд ли бы разделил её радость такой сомнительной примете. Создавалось впечатление, что он в них просто не верил.
Двенадцать. Мимо пронеслись чьи-то ноги. Она отметила про себя посоветовать Гарри научить Драко внимательнее пользоваться мантией-невидимкой. Он умел быть незаметным и без специальных артефактов.
Тринадцать. Она признала подземелья идеальным местом для осуществления возможности побыть наедине с собой. Он вряд ли находился здесь именно по этой причине.
Четырнадцать. В полумраке разглядеть складки темно-зеленого платья оказалось затруднительно. Он же словно обладал поистине кошачьей способностью видеть в темноте. Конечно, как же иначе находить затаившихся в коридорах учеников после отбоя.
Пятнадцать. Она замерла, прислушиваясь к шороху осторожных шагов. Он ходил именно так, но не нашёл бы повода покидать кресло у камина в такое время.
Шестнадцать. Странный звук затих окончательно. Она признала возможность существования слуховых галлюцинаций. Его успокоительное зелье действовало безотказно.
Семнадцать. Он обожал кофе по утрам. Она рассчитывала на чашечку ароматного чая с печеньем в качестве вознаграждения за проделанный путь.
Восемнадцать. Он не умел прощать тех, кто не был ему особенно дорог. Она надеялась, что, несмотря на явные разногласия, относится к этим людям.
Девятнадцать. Серебристо-синий олень, патронус Поттера, ткнувшись носом в её ладонь, шепнул какие-то нелепые слова поддержки. Она засомневалась, способна ли до сих пор контролировать эмоции. Он же умел владеть лицом в совершенстве.
Двадцать. Она обнаружила, что находиться в подземельях не так уж плохо и пообещала себе спускаться сюда чаще. С учётом мнения декана Слизерина, разумеется.
Двадцать один. Все продуманные ранее слова вылетели из головы. Она решила действовать по ситуации. Он же основывался на выгодности того или иного поступка. Правда, слизеринская система ценностей дала сбой в отношении Лили Эванс.
Двадцать два. Вспоминать эту рыжеволосую гриффиндорку было не лучшей идеей в данных обстоятельствах. Она прислонилась к холодной стене, позволяя себе мгновение слабости. Он был сильным мужчиной и магом, хотя в душе - она знала - оставался неуверенным мальчуганом, прячущим лицо за длинными чёрными волосами до плеч.
Двадцать три. Её руку сковывала дрожь, стоило наткнуться на неровности. Она порадовалась отсутствию портретов вокруг. Разговаривать сейчас хотелось только с ним. А вероятнее, просто слушать обвинительную речь. Благодарности от него явно не дождешься.
Двадцать четыре. Сейчас вся её решимость испарилась, как вода под лучами палящего солнца.
Двадцать пять. Последний шаг вышел лёгким.
Дверь в его покои отражала всю мрачность и черноту, свойственную хозяину комнат. Наверное, он давно сменил пароль, но ее ладонь уже привычно легла в небольшое углубление в гладком на первый взгляд дереве.
Он поднялся из кресла одновременно с открытием двери и одним взмахом палочки закрыл ее вновь, когда гостья прошла внутрь.
- Чем обязан, - деловой тон плохо сочетался с болезненной хрипотцой его голоса, - Минерва?
- Тебе, наверное, трудно говорить? Помфри переживает...
- Вовсе нет, - поспешил возразить Северус, лишь бы не слышать о переживаниях коллеги, - Так ты пришла...
- Да, - женщина кивнула головой, соглашаясь с этим неоспоримым фактом, - Я не успела извиниться тогда....
Она неопределенно махнула рукой, и Снейп с трудом удержал себя от прикосновения к горлу. Оба прекрасно понимали, когда именно случилось это "тогда" и не хотели называть данный момент как-то иначе.
- За то, что спасла мне жизнь? - решил уточнить зельевар. - Спасибо, кстати.
- Я назвала тебя трусом и считала убийцей Альбуса.
- Твой ученик убийцей и остался, - холодно отозвался собеседник. - Хочешь чаю? Я пока не разучился заваривать твой любимый.
- Не откажусь, - на секунду она улыбнулась, - Ты останешься, Северус?
Минерва видела, как напряглись его мышцы, а на лицо вернулась маска отчуждения. Волшебница приготовилась услышать самый важный для него вопрос. Как бы он не демонстрировал равнодушие к ответу, её спустя столько лет нельзя было обмануть, когда они оставались наедине.
- Это интересно директору Хогвартса?
- Это интересно твоей стремительно стареющей Минерве. Я начинаю подозревать, что у тебя пунктик в отношении зелёных глаз.
На столь явный камень в огород Лили Эванс Северус отреагировал на удивление спокойно. И даже неожиданно бережно обнял стоящую рядом женщину.
- Вы повторяетесь, уважаемый бывший декан Гриффиндора. Помнишь?
Она помнила. Каждый год молодого профессора зельеварения, каждый задушевный разговор двух деканов враждующих факультетов, каждое неловкое прикосновение и каждое преднамеренное из них. Для учеников они оставались непримиримыми врагами, для коллег - вынужденными проверять прочность нервов профессорами. И только друг для друга стали спасением от одиночества. Всегда сдержанная и серьёзная Минерва лишь раз позволила себе чисто женскую истерику, и Северус не отказывал себе в удовольствии напоминать женщине о ней.
- Даже не надейся избавиться от меня, раз вытащила с того света. Я останусь, несмотря на эти чертовы двадцать пять лет, которые нас разделяют. Ты же мечтала о личном зельеваре?
- Всю жизнь, - с теми же нотками иронии отозвалась она.