Альфис бежит, бежит. Осталось совсем немного: всего лишь двадцать кругов. Это всё ещё много, но, вспоминая, как её чуть не заставили бежать все двести, она понимает, что двадцать — не такое уж и большое число. Если она не пробежит эти круги сегодня, завтра она возместит их в двойном объёме.

Хоть она и выдыхается уже на первом, а окончательно выбивается из сил ещё на пятом.

Но Альфис бежит, бежит, открывает в себе как минимум десятое дыхание. У неё нет Решимости, что толкала бы её вперёд, у неё нет впереди бегущей Андайн, что вдохновляла бы продолжать. Но у неё есть Папайрус, бегущий совсем рядом.

Он кричит, он улыбается… он мог бы пробежать вперёд давным-давно, но почему-то остаётся рядом с ней. Альфис стоит чувствовать вину: она затормаживает его, о чём говорит ему, кажется, в сотый раз подряд. Папайрус лишь отмахивается, да улыбается ещё шире.

Бежать в одиночку совсем невесело, — говорит он. Да и ему самому только в радость помогать партнёру в спорте. Так ведь веселее. Проще. Для Альфис в первую очередь.

И она бежит быстрее, быстрее, наматывая очередной круг. Она не должна задерживать Папайруса. Она не должна быть обузой. Она не должна…

Папайрус замедляет бег, и осторожно придерживает Альфис. Всё хорошо. Всё хорошо. Хорошо… иногда нужен и отдых, говорит Папайрус. Даже ему самому нужно иногда отдохнуть.

Он необычайно осторожно берёт Альфис на руки, а в её разуме проносится счастливая мысль: они смогли пробежать все двадцать кругов.