Изящность

— Лань Чжань, посмотри на меня.

Лань Ванцзи, как всегда, сидит с идеально прямой спиной, он даже не склоняется над столом — лишь опускает слегка голову, чтобы видеть, что писать. Рядом с ним Вэй Усянь выглядит, конечно, контрастно, закинув ногу на ногу и сгорбившись над тетрадью. Но он давно на неё не смотрит.

— Лань Чжань, ну, пожалуйста, оторвись от этих дурацких записей, это всё равно задали только на среду.

Как только кончились пары, Лань Ванцзи чуть ли не за шкирку притащил Вэй Усяня к себе домой, куда ему был наложен запрет на вход после того раза, когда он заявился на пороге с парой бутылок вина и никто этого не оценил.

Но сейчас дома никого не было: ни Лань Цижэня, который больше всех не одобрял Вэй Усяня и проводил всяческие разговоры со своими племянниками, чтобы те с ним не общались; ни Лань Сичэня, хотя он был не против их отношений с братом; ни других родственников, которые обожали добавлять изысканных эпитетов в описание катастрофичности личности Вэй Усяня. Лань Чжань привёл его сюда, так зачем отказываться?

В доме ланей достаточно красиво: голубые стены и высокие потолки, обширные комнаты, низкая мебель, на стенах — старинные гравюры и огромные веера под стеклом, чайный столик в гостиной, ширмы, раскрытые около дверей. Здесь столько диковинок, что Вэй Усянь поражается тому, насколько богата их огромная семья.

В комнате Лань Чжаня не так много мебели. Из крупных: письменный стол, застеленная белой простынёй кровать с голубым покрывалом, шкаф для одежды и подставка для гуциня. Стол абсолютно небольшой, поэтому им обоим приходится тесниться за ним, пока они занимаются домашним заданием.

Лань Чжань сидит спокойно, прижав локти к телу, а Вэй Усянь уже устал писать и откинулся на спинку стула, который он принёс из столовой. Ему до сих пор неясно, для чего его сюда привели, но возможность посмотреть на Лань Чжаня ещё несколько часов представляется ему огромной удачей.

Лань Чжань сидит к нему боком. Безупречный профиль. Кожа без единого шрама, бледная, как снег, лента на лбу, длинные волосы, убранные за уши и не выбивающиеся из причёски, светлые глаза и длинные ресницы, зимой на них остаются росинки, которые приятно целовать, прямой нос и главное — изящные губы, сейчас кротко сомкнутые. Вэй Усянь прекрасно знает, что могут делать эти губы, знает их вкус, знает их малиновый цвет после долгих поцелуев. Лань Чжань надел сегодня голубой свитер и белую рубашку, наверняка ему жарко — Вэй Усяню точно было бы в таком. Хотя Лань Чжань, возможно, постоянно источает холод и не особо этого замечает с таким-то безразличным выражением лица.

Вэй Усянь смеётся самому себе и снова повторяет:

— Лань Чжань, посмотри на меня.

Лань Чжань не обращает на него никакого внимания, так и продолжает водить ручкой по бумаге.

— Лань Чжань!

Бессмысленно.

Вэй Усянь где-то подсознательно всё это время понимал, что такой способ не сработает, но всегда же есть шанс, что Лань Чжань просто притворяется, а на деле только и думает оказаться с ним наедине и заняться чем-то поинтереснее.

Но Вэй Усяню правда скучно, и он очень хочет раздразнить своего парня. Абсолютно естественное желание.

— Лань Чжань, мы с тобой здесь одни, так же?

Он ничего не отвечает, только переворачивает страницу тетради, но Вэй Усянь лишь хотел привлечь его внимание к себе.

 — Это такая удача, Лань Чжань. Представляешь, чем бы мы могли заняться сейчас, пока никого нет?

Вэй Усянь кладёт голову на его плечо, бросая взгляд на ладонь с длинными бледными пальцами. Он вспоминает, как Лань Чжань играет на гуцине, как пальцы оттягивают струны и резко прижимают их, как плавно двигается запястье, как он водит руками, будто рисует круги на воде. Как эти пальцы сгибаются. Как стремительно толкается рука.

— Ты же знаешь, что никогда меня не трахал на своей кровати?

У Лань Чжаня удивительная выдержка, Вэй Усянь обожает его способность терпеть до конца, если они начинают игру, то играют на равных, и Лань Чжань в любом случае одерживает победу. Только стоит задеть струну его душевного гуциня, и он сам начинает играть музыку. Мелодию из их общих стонов.

— Мы занимались сексом у меня, в пустом классе, в уборной, даже на моей кухне, но никогда не занимались у тебя. Лань-гэгэ, это же явное упущение.

Лань Чжань наконец-то вздыхает, сжимая ручку в руках чуть сильнее, и поворачивает слегка голову, не меняя осанки:

— Я должен написать за тебя домашнее задание, у нас нет времени.

Вэй Усянь широко открывает глаза и выдыхает в полном удивлении:

— Ты хочешь сделать за меня домашнее задание?

Лань Чжань возвращается к письму.

— Мгм.

— Но почему? — Вэй Усянь знает, что Лань Чжань готов сделать для него всё, если хорошенько попросить, но с чего такая доброта сейчас?

— Сейчас тебе не нужна история, ты должен готовиться к экзамену по биологии. Это важнее.

В этом есть правда. Вэй Усянь готовится поступать на патологоанатома, и хотя он ненавидит классическую образовательную систему, но ему необходимо готовиться к сдаче предметов естественно-научного цикла. История туда, конечно, не входит, и Вэй Усянь больше всего не любит выполнять домашнее задание, которое ему не нужно. Ему не нравятся бессмысленные вещи.

Но Лань Чжань всегда выставляется старшими для него как пример для подражания: следует школьным правилам, делает даже те задания, которые не понадобятся ему в будущем, успевает играть на гуцине и одновременно получать лучшие оценки в школе. Вэй Усянь делает только то, что ему хочется и интересно, давно славится в стенах школы своим дерзким нравом и любовью к проказам, а ещё обожает нарушать правила, как никто другой. Потому что, конечно, ему не нравятся бессмысленные вещи!

Но Лань Чжань никогда так решительно не предлагал свою помощь сам, а ещё раньше и вовсе не соглашался выполнять задания за Вэй Усяня, считая это верхом бессовестности. Что изменилось?

— А? — вопросительно обращается Вэй Усянь. — Ты же никогда так раньше не поступал. Что случилось, Лань Чжань?

— Твои приоритеты отличаются от моих. И я хочу тебе помочь.

Они с Лань Чжанем очень разные. Один — гордость всех учителей и собственной семьи, другой — позор всех своих знакомых. Раньше это было причиной разногласий, но спустя столько времени они пришли к тому, чтобы понять и поддерживать друг друга такими, какие они есть. Лишь иногда Лань Чжань ругает Вэй Усяня за то, что тот не очень прилежно себя ведёт и это вредит ему самому, а Вэй Усянь помогает Лань Чжаню осознать, что правила нарушать иногда очень полезно и вести себя не по 4000 законам жизни тоже. Они компенсируют друг друга, их разница практически во всём даже привлекает Вэй Усяня. То, как чёрная ткань его одежд контрастирует с рукавом белой рубашки, когда он хватает его ладонь и переплетает их пальцы; то, как лента с его волос и налобная лента Лань Чжаня путаются концами на простыне, когда они их снимают; то, какой прямой почерк у Лань Чжаня и как смешно выглядят рядом с ним карикатуры Вэй Усяня; их небольшая разница в росте. Поразительная изящность и безобразная простота. Закон и праздник. Лёд и огонь.

Вэй Усянь обожает это. И знает: Лань Чжань тоже.

И, похоже, он решился сам сделать первый шаг и помочь Вэй Усяню без лишних просьб.

— Лань Чжань… — Вэй Усянь улыбается и трётся щекой о чужое плечо, как довольный кот.

Губы Лань Чжаня наконец-то складываются в подобие маленькой улыбки на несколько секунд. Однозначная победа для Вэй Усяня.

— Иди сюда, — Вэй Усянь обнимает его плечи, заставляя Лань Чжаня повернуться, и прижимается к его груди, жмурясь от счастливой улыбки.

Лань Чжань не сопротивляется, оставляет ручку и подвигает Вэй Усяня ближе, обнимая его обеими руками. Он кладёт подбородок на его голову и нежно проводит руками по его спине, будто успокаивая. В его руках Вэй Усянь чувствует себя таким защищённым, он вдыхает аромат его сандалового парфюма и сжимает на плечах синий свитер. Когда Лань Чжаня увидят, то заметят скомканные складки на ткани, и Вэй Усяню нравится слегка портить идеальность его образа своим вмешательством.

Лань Чжань всегда спокойно его обнимает, столько, сколько нужно Вэй Усяню, сколько нужно ему. А Вэй Усяню не нужно много, ему чаще всего хочется большего.

Подняв голову, Вэй Усянь наконец-то касается его губ, утягивая Лань Чжаня в целомудренный поцелуй. Губы напротив послушно раскрываются навстречу,

Поцелуи с Лань Чжанем со вкусом чая, который он так любит, медленные, приятные, с нотками грубости, когда они кусают друг другу губы, кружащими голову, когда Лань Чжань берёт верх и тянет за волосы, углубляя поцелуй и сталкиваясь языками.

Вэй Усянь сжимает ткань на свитере, желая его снять и так же безобразно скомкать рубашку. Ладони Лань Чжаня нежно проходят по его спине, гладят шею, пощекотав затылок, чтобы Вэй Усянь прильнул к нему ближе. Длинные пальцы оттягивают пару прядей, будто они струны инструмента, и Вэй Усянь понимает, что остановиться сейчас будет преступлением.

Они отрываются от поцелуя одновременно. В светлых глазах Лань Чжаня горит маленькое пламя, а губы слегка блестят от слюны. Само изящество.

Вэй Усянь не может сдержать смешка:

— Неужели Ханьгуан-цзюнь решил, что трахнуть любовника на своей кровати — отличная и… М!

Лань Чжань целует его прежде, чем Вэй Усянь успевает закончить дерзость.

Домашнее задание по истории окончательно забыто.

Лань Чжань возвращается ладонями на спину, гладит выступившие лопатки сквозь тонкую ткань и пересчитывает пальцами позвонки от шеи до поясницы.

— Тебе нужно править осанку, — бросает Лань Чжань, комкая футболку на спине. — Сними.

— Лань Чжань, я же знаю, что тебя это заводит. Я не такой идеальный, как ты, — ухмыляется Вэй Усянь, легко снимая футболку и хватаясь пальцами за края свитера. — Если ты не снимешь этот свитер, я сомну его до состояния скомканной бумажки и все твои родственники будут знать, что их любимый Лань Ванцзи спит с кошмаром всей школы.

Лань Чжань моментально снимает свитер и укладывает на спинку стула, бросив недовольный взгляд на футболку Вэй Усяня на полу.

Вэй Усяню так нравится, когда Лань Чжань злится на него.

Он притягивает его за воротник для нового поцелуя, и Лань Чжань прикусывает его губу, вырывая из груди тихий стон.

Вэй Усяню очень нравится, когда Лань Чжань злится на него.

И кусается. И оставляет засосы на теле. И сжимает его мускулы, как сейчас.

Пальцы Лань Чжаня так собственнически водят узоры по телу Вэй Усяня, зная чувствительные места, большими пальцами касаясь затвердевших под лёгкими касаниями сосков, щипая за метку, оставленную на рёбрах прошлой ночью.

— Лань Чжань… — когда пальцы проходятся по голой пояснице, Вэй Усянь выгибается и давит тяжёлый вздох.

— Обними меня, — у Лань Чжаня лишь сбилось дыхание и порозовели кончики ушей, но спокойное выражение лица так и не изменилось: холодное, сосредоточенное, будто сейчас он выполняет ещё одно задание.

Вэй Усянь без упрёков обхватывает его торс ногами и возбуждённо вдыхает, когда чувствует, как его отрывают от земли: Лань Чжань такой сильный. Наверняка его родные мечтают, как он будет носить на руках любимую жену, а не грязного любовника, которого они все ненавидят. Вэй Усянь смеётся от этой мысли.

Посмотрите, семья Лань, чем занимается ваш любимый сын вместо домашнего задания.

— Представляешь, как вся твоя семья сейчас думает, что ты сидишь за столом и решаешь задания или играешь на гуцинь. А ты хочешь втрахать меня в свою кровать, да, Лань Чжань?

Ответом служит то, что Вэй Усяня бросают на матрас, с которого скидывают рюкзак на пол. Брелки на ремнях отзываются возмущённым звоном.

— Эй! Поаккуратнее с моими вещами!

Конечно, Вэй Усянь шутит, будто он обращается с ними лучше. Но ему хочется поддразнить Лань Чжаня и получить маленькое наказание.

Лань Чжань заводит его руки за голову и оставляет укус прямо на шее в ответ.

— А, Лань Чжань! Будет видно, эй-эй!

— Я дам тоник, — Лань Чжань не церемонится и сжимает между зубами кожу прямо у ключиц, зализывая укус горячим языком.

Вэй Усянь издаёт довольный стон, поджав губы. Даже если эти засосы увидит вся школа, он будет так гордиться. Пусть все знают, кому он принадлежит.

Лань Чжань касается мягкими губами ключиц, обтянутых тонкой кожей. Вэй Усянь вспоминает, как они учили названия костей на латыни с помощью поцелуев: Лань Чжань хотел проверить его готовность к экзамену по анатомии. Он не может до сих пор стереть из памяти прекрасную картину: Лань Чжань с тем же привычно-хладнокровным выражением лица и со строгостью учителя смотрит снизу вверх, сидя на коленях, крепко сжимая его голые бёдра и целуя тазовую косточку (— Название. — Os… Coxae. — Точнее. — Лань Чжань! — Говори точнее. — Os… Os ilium. — Хорошо. Перейдём к половой системе). Сейчас Лань Чжань с наслаждением прижимается распахнутым ртом к груди прямо около сердца, бешено стучащего в унисон сбившемуся дыханию. Смотрит наверх, в его глазах лишь призрачным отблеском сверкает дикий огонь, будто он не собирается впечатать Вэй Усяня в свою кровать так, что ноги будут подрагивать, будто он так и продолжает писать сочинение. Вэй Усянь не сводит с него взгляда. Лань Чжань отрывается губами от кожи и оставляет лёгкий поцелуй. Словно в сердце.

В груди становится тесно, и Вэй Усянь хочет вытянуть шею, чтобы было легче дышать, потому что кажется, что пара секунд — и воздуха не хватит. В груди становится жарко, и этот огонь не может потушить даже холод в глазах Лань Чжаня: холод в его глазах только подбрасывает колья в костёр, заставляет пылать сильнее.

— Лань Чжань, — повторяет Вэй Усянь, будто не зная иных слов. Он не может больше на него смотреть и закрывает глаза, восстанавливая дыхание, выгибаясь дугой, лишь бы легче было сделать вдох.

Но вдохнуть у него не получается, потому что Лань Чжань отрывает от него руки и принимается расстёгивать пуговицы на своей рубашке.

— Дай мне, — Вэй Усянь не может упустить возможности сам раздеть Лань Чжаня и пройтись по его телу ладонями от шеи до пупка, чтобы тот тоже почувствовал, как тяжело бывает дышать. Он хочет смять эту рубашку, чтобы потом Лань Чжань в отместку укусил его у самого уха и недовольно сказал на выдохе «Вэй Ин», словно наказывал ученика.

Вэй Усянь так и делает: спешно вытягивает пуговицы из петель, пока Лань Чжань тянется за поцелуем и проходится кончиком по верхнему нёбу, вырывая ещё один стон. В конце концов Вэй Усянь устаёт, руки уже дрожат от бурлящего возбуждения, и последние две пуговицы он бесцеремонно вырывает с нитями, усмехаясь в поцелуй своей ловкости.

— Вэй Ин.

Вэй Усянь чуть не скулит от этого раздражённого низкого тона, чувствуя, как щёки вспыхивают от возмущённых ноток в хриплом голосе. На губах расцветает довольная улыбка.

— Я случайно, — невинно усмехается он, даже не скрывая, что откровенно лжёт и на самом деле мечтал испортить Лань Чжаню рубашку. Раньше они общими усилиями расстёгивали пуговицы быстрее и избегали этой беды: Лань Чжань перехватывал его руку и снимал с себя одежду сам. Но неужели он думал, что Вэй Усянь никогда не захочет большего? Лань Чжань, который лучше всех знаком с его непокорной стороной.

Лань Чжань смотрит на Вэй Усяня сощуренными глазами. Рубашка парусом висит на нём. Вырванные нити безвольно выбиваются, и Вэй Усянь не может не налюбоваться ими. Какая пошлость в столь изящном облике.

Лань Чжань не позволяет ему наслаждаться великолепной картиной долго и прижимает к матрасу, притягивая в новый поцелуй. Уже давно не целомудренный — жадный и яростный. Он прикусывает его губу и проводит ногтями по подбородку, пощекотав, словно он готовит струны к игре.

На этот раз стон громкий.

Вэй Усянь зарывается ладонями в его волосах, беспорядочно путая их и пытаясь отыскать узел от ленты. Волосы струятся между пальцами, как шёлк, переливаются в свете заходящего солнца, падают ему на лицо, и он готов их целовать, потому что они пахнут сандалом, как и вся кожа Лань Чжаня. Острый, дурманящий аромат. Дома Вэй Усянь зажигает сандаловые благовония, если хочет быстро возбудиться наедине, вспоминая, как он слизывал капли пота с белой шеи.

Лань Чжань неожиданно перехватывает его руку на затылке, резко прижимает её к подушке над головой и отодвигается. Его губы стали малиновыми.

— Оу, Ханьгуан-цзюнь не смог вынести моих выходок и решил связать мне руки? — Вэй Усянь послушно поднимает вторую руку над головой, усмехаясь. — Хорошо, свяжи меня.

Лань Чжань легко развязывает узел на затылке, который так усердно искал слепо пальцами Вэй Усянь, и снимает ленту со лба. Волосы опадают прядями по обе стороны его лица, и Вэй Усянь может поклясться, что без этого чёртового семейного аксессуара — фамильной реликвии — Лань Чжань выглядит ещё изящнее. Когда на бледном лице губы блестят ягодным оттенком, взлохмаченные волосы скрывают виски, глаза прикрыты от удовольствия. Когда он сидит на его бёдрах с прямой осанкой в расстёгнутой рубашке, когда его грудь вздымается от глубоких вздохов, как после тяжёлых тренировок. Когда в его пальцах, поникнув, висит лента, и он сжимает её так властно и привычно, будто связывает Вэй Усяня каждый день. Когда он смотрит на него сверху вниз с — теперь очевидным — грубым огоньком в глазах. Когда выглядит, как падший ангел. Он всё равно остаётся, несмотря на все попытки его испортить, воплощением чистого изящества.

Лань Чжань пропускает мимо ушей все фразы Вэй Усяня, лишь сосредоточенно берёт его ладони в свои руки и обматывает ленту вокруг них, туго затянув узел.

— Лань Чжань, не надо так сильно!

— Чш.

— Лань Чжань, я всё равно не развяжу.

— Зато я могу завязать тебе рот.

Вэй Усянь весело фыркает на это, не стыдясь того, что в новой позе выгибается так сильно, что будто уже находится в экстазе. Лань Чжань старается ему угрожать, но кто как не Вэй Усянь знает его слишком хорошо?

— Да ладно тебе, ты же любишь, когда я громко стону. Когда… я кричу твоё имя и повторяю его бесчисленное количество раз, пока ты не позволишь мне кончить, м? Тебе же нравится слышать, когда я зову тебя по имени. Ты не сможешь завязать мне рот.

Вэй Усянь вспоминает тихие низкие рыки Лань Чжаня в ответ на его стоны и улыбается одним уголком губ, когда понимает, что мог бы сейчас кончить просто от этого звука. Особенно, если представить, что Лань Чжань рычит ему прямо в поцелуй, и хрип отдаётся мягкой вибрацией в его горле…

Неожиданно Лань Чжань наклоняется и опускает руку под кровать. Вэй Усянь ухмыляется, двигает запястьями, чтобы привыкнуть к тугой ленте. Он любит, когда Лань Чжань сильно завязывает его, это никогда не бывает слишком больно.

Лань Чжань снова поднимается, но в одной руке сжимает нечто необычное. Только взглянув на новый предмет, Вэй Усянь широко распахивает глаза и чувствует, что жар внутри только стал стучать громче через стенки сердца.

Широкая клейкая лента.

Вэй Усянь видел такие в секс-шопах, они были электростатическими. Он даже не собирался тратить деньги на такое, хотя нередко думал о кляпе, потому что мысли о том, что Лань Чжань приказывает ему молчать холодным тоном голоса, или зажимает рукой рот, как в тот раз в уборной, или шипит на ухо через зубы «Вэй Ин», когда он не сдерживается и стонет чуть громче и их могут поймать с поличным — все эти фантазии возбуждали его. Неужели Лань Чжаня тоже? 

Вэй Усянь с восхищением оглядывает его. Представляет: Лань Чжань перед сном заказывает по интернету клейкую ленту, а потом невозмутимо принимает посылку, пока дома никого нет, Лань Цижэнь считает, что это лента для решения бытовых проблем. А Лань Чжань держит её под кроватью, надеясь когда-то испробовать её на Вэй Усяне? Он безмерно гордится им.

— Лань Чжань! Какой ты плохой мальчик… Обманываешь свою семью, тратишь деньги на секс-игрушки с мыслью о том, как заклеишь мне рот? Ты не сможешь заставить меня… м!

Пальцами второй руки Лань Чжань касается его губ, держа их в жесте молчания. В его взгляде мелькает безмятежность, словно он король, устроившийся на новом троне. Видели бы его неприкрытую гордыню родные, отругали бы за вседозволенность. Но Вэй Усянь не может его ругать, потому что эта блеснувшая беспечность заставляет сердце подскочить, он чуть не стонет от восхищения.

— Умолкни, ты ещё успеешь воспользоваться своим языком.

На одну секунду Вэй Усянь думает, что сердце полностью остановилось. Выдыхает громко через рот. Огонь внутри разгорается до предела. 

Лань Чжань говорит так спокойно и непринуждённо, пока смысл его слов столь пошлый, непотребный, и Вэй Усянь смотрит на него широко раскрытыми глазами, распахнув губы. Возбуждение накатывает столь сильной волной, что становится жарко в собственном теле, хочется снять с кожи ещё одну оболочку, чтобы охладиться, пусть Лань Чжань покроет его льдом — но в глазах Лань Чжаня огонь давно растопил хрусталь. И его касания, его слова — только раскаляют угли.

Лань Чжань берёт со стола ножницы и отрезает полосу, кладя ленту обратно на пол.

— Нужно закрыть рот.

Его голос ни разу не дрогнул за это время. Всё такой же спокойный, но тише, севший на пару тонов. Вэй Усянь, не отрываясь, смотрит Лань Чжаню в глаза и смыкает губы. Тот аккуратно берёт за края ленту и приклеивает её, разглаживая по углам. Щекочет пальцами щёки.

Вэй Усянь сглатывает, успокаивая дыхание.

— Хорошо.

«Хороший мальчик», — переводит в своей голове Вэй Усянь, пока Лань Чжань принимается раздевать себя полностью. Такой человек, как Лань Ванцзи, не любит столь низких пошлых имён из порнофильмов, но это лишь правда для слишком впечатлительного общества. На самом же деле Вэй Усянь прекрасно помнит истину: как под его руками на бледной голой груди сбивался ритм сердца, стоило ему взглянуть Лань Чжаню в глаза и назвать его Лань-гэгэ. Лань Чжань просто не готов признаться в своих фантазиях. Ничего. Когда-то он и вовсе не задумывался о сексе.

Лань Чжань недовольно покачивает головой, взглянув на выдернутые пуговицы, и складывает рубашку на той же спинке стула, где уже висел слегка помятый свитер. Какой же он всё-таки правильный мальчик.

— Ты зашьёшь мне рубашку.

Вэй Усянь возмущённо поднимает брови, пожалев, что лента сдерживает его ругань.

— У меня есть запасные пуговицы.

Он слишком правильный мальчик.

Лань Чжань возвращается к нему, и Вэй Усянь с ужасом и предвкушением понимает, что они больше не смогут отвлечься на поцелуи. Лань Чжань садится на его бёдра и с любопытством искателя проводит ладонь от шеи к кромке штанов костяшкой пальца. Когда он касается пупка, Вэй Усянь зажмуривает глаза и выгибается в спине, чувствуя себя в тисках: всё сдерживает его, а огня внутри так много, невыносимо, что он вырывается через кончики пальцев и дрожащие ноги, через рот бессильными хрипами, через пылающую и залитую румянцем грудь; а Лань Чжань только наслаждается его беспомощностью, топит над ним лёд. Вэй Усяню уже хочется умолять, хотя Лань Чжань даже не прикоснулся к нему. А Вэй Усянь уже сводит брови от удовольствия. Без устали дрожит.

Звенит пряжка. Вэй Усянь с надеждой распахивает глаза, но видит то, что повергает его в шок, в который раз за этот день.

Лань Чжань принимается сначала раздевать себя.

Это же открытая провокация.

Он дразнит его.

С каменным лицом, выражающим безразличие, и глазами, полными пламени, Лань Чжань дразнит Вэй Усяня.

Лань Чжань. Вэй Усяня.

Святые Духи.

Его длинные пальцы расстёгивают ремень максимально медленно, чтобы Вэй Усянь не отрывал взгляда с его ровных мышц живота, чтобы следил за его маленькой игрой и стало трудно молчать. Чтобы хотелось разорвать его лобную ленту и коснуться себя, лишь бы показать, насколько сильно он готов кончить уже от этого совершенного вида.

Лань Чжань изящно снимает ремень. Изящно расстёгивает пуговицу. Молнию. Его пальцы так точно совершают каждое движение. Вэй Усяню стоит только напомнить себе, что скоро они окажутся в нём и будут двигаться так же прекрасно, но беспощадно, яростно, и он неожиданно протяжно стонет сквозь ленту от нетерпения.

Лань Чжаню приходится встать, чтобы сбросить с себя брюки и нижнее бельё. На пол. Он нагибается, чтобы ровно сложить их на стуле, как и все прошлые предметы одежды, и Вэй Усянь бесстыдно уставляется на его зад, прикрывая глаза.

И тогда Лань Чжань оборачивается к нему. Он безупречно красив. Не зря о нём втайне мечтает добрая половина школы. Они даже не подозревают, какое стройное тело скрывается под многослойными одеждами и бесформенными свитерами. Точёные подтянутые мышцы, видные под кожей, когда Лань Чжань сглатывает стон и толкается внутрь, задрав голову; шрам на груди, которому Вэй Усянь успел подарить сотни поцелуев, когда отдыхал в его объятиях после секса; спина со старыми ранами и новыми, которые успел оставить Вэй Усянь как напоминание, что он его главный осквернитель. Лань Чжань так хрупок на вид, словно льдинка, готовая растопиться под солнцем.

Но когда он снова садится ему на колени, Вэй Усянь знает, что ничто — даже яркий огонь, расплавивший хрустальный взгляд, — не способно растопить его красоту. Вечная изящность.

Лань Чжань обхватывает его сквозь ткань, и Вэй Усянь, окончательно ослеплённый божественной красотой, опрокидывает голову назад и поджимает губы, срываясь на долгое мычание.

Он не может больше смотреть на него. Всё лицо давно горит пуще пламени внутри, и Вэй Усянь может только разглядывать завязанные запястья, на которых останутся синяки от такого крепкого узла.

Ему это так нравится. Синяки от лобной ленты Лань Чжаня, которой он завязал его руки в наказание. Сказать так друзьям — не поверят. Сказка.

Вэй Усянь действительно живёт в сказке рядом с ним.

Судя по звукам, Лань Чжань возится с его брюками. Вэй Усянь уже путается в ощущениях: большими пальцами Лань Чжань нажимает на его тазовые косточки, и это заставляет его тихо поскуливать. От этой силы, от этого неспешного темпа. От одной мысли, что Лань Чжань дразнит его.

Лань Ванцзи, самый знаменитый ученик школы, самый надоедливо-идеальный пример для подражания, самый законопослушный мальчик на свете сейчас играется с худшим за всю историю существования этой же школы хулиганом, чтобы выпытать из него стоны удовольствия. Как говорит его достопочтенный дядя? «Вэй Усянь негативно повлияет на Лань Ванцзи». Поздно, уже повлиял.

Вэй Усянь пододвигает к себе ноги, чтобы было легче снять брюки и нижнее бельё, и Лань Чжань бросает их на пол в кучу чёрной одежды, принадлежащей гостю его дома. Вэй Усяню даже не нужно смотреть вниз на своё тело, чтобы убедиться, что он готов. Как и Лань Чжань.

Рука Лань Чжаня скользит около его головы и достаёт маленькую банку и квадратный пакетик под подушкой. Он что, готовился заранее?

— Мы когда-нибудь дошли бы до этого, — отвечает он на безмолвный вопрос, проливая масло на пальцы.

«Это» — трах на кровати. Так он планировал даже заранее. Вэй Усянь восхищается его продуманностью.

Бутылку Лань Чжань ставит на стол рядом с домашним заданием по истории. Склянка смазки на странице с текстом, прописанным ровным почерком — в этом весь Лань Чжань.

Вэй Усянь сгибает ноги в коленях, готовясь закинуть их на плечи. Лань Чжань хватает его за лодыжки и подтягивает к себе, целуя тонкие косточки, которые пачкает маслом. До Вэй Усяня доносится аромат смазки.

Сандал.

Это слишком.

Вэй Усянь оказывается так чувствителен к этому аромату, что невольно прогибается снова, хотя Лань Чжань даже не коснулся его входа, и закрывает глаза от удовольствия.

Святые Духи, он так любит пахнуть, как Лань Чжань, чтобы смутить окружающих, чтобы Цзян Чэн спрашивал, пользуются ли они одним парфюмом, чтобы в семье его хвалили за хороший вкус. Но никто не знает, что он даже не тратит деньги на флаконы. Секрет лишь в том, что он застаёт Лань Чжаня врасплох, близко прижимается к нему и надолго остаётся в его объятиях, когда они восстанавливают дыхание. Вэй Усяню безудержно сильно нравится принадлежать Лань Чжаню.

Оказываться в его власти, как сейчас, когда пальцы едва касаются входа, а Вэй Усянь уже стонет, как будто это его первый раз. Каждое касание оставляет на его коже новый огонёк пламени, который так хочется потушить разом, выдохнуть с громким криком и, сгорая, звать имя возлюбленного.

— Вэй Ин, посмотри на меня.

Вэй Усяню тяжело, но что он только не переживал до этого в жизни. Он с трудом опускает подбородок и сталкивается взглядом с Лань Чжанем, чьи волосы окончательно спутались, как будто лепестки белой розы раскрылись на стебле. Он удерживает свою руку на входе, будто ожидая приказа или манипулируя им самим. Скорее, второе.

— Если ты будешь смотреть мне в глаза, я сниму ленту.

Оказывается, пламя внутри может гореть ещё сильнее. Засосы расцветают бутонами на коже, и Вэй Усянь чувствует, как огонь вырывается отовсюду, как он сам дышит этим пламенем и еле понимает, что будет дальше.

Он только послушно кивает, не отрывая взгляда от глаз Лань Чжаня.

Первый палец.

Глаза Лань Чжаня — это главная причина его неописуемой красоты, сравнимой с ангельской, божественной. Чистые, как вода, светлые, как луна на ночном небе. Они не бездонный синий океан — лучше. Они словно океан, полный упавших звёзд. Вэй Усянь никогда не видел такого раньше: глаза манящего золотого цвета. Словно у дикой птицы: совы или сокола. Чем больше Вэй Усянь смотрит на них, тем сильнее дрожит, не понимая от чего: от ужаса… Или от красоты.

Два пальца.

В первый день, когда Вэй Усянь увидел эти глаза, он испугался. Как звёзды могли источать холод? Словно они застыли во льду. Лань Чжань отчитал его за то, что тот принёс алкоголь в школу в двух флягах. Смотрел на него с угрозой, недовольством, настоящим раздражением, не таким тёпло-нежным, как сейчас. Он часто заставлял Вэй Усяня замереть на месте, замораживал его, стоило ему только посмотреть в глаза. Лань Чжань будто знал, что это его главное оружие. Даже не равнодушное выражение лица так поражало окружающих, а взгляд. Одновременно мудрый и страшный. Режущий. Ослепляющий. Поражающий до мурашек.

Пальцы внутри сгибаются. Вэй Усянь не отрывает взгляда, хотя еле удерживается от того, чтобы не закатить глаза и не застонать громче.

Но он лишь может хлопать ресницами от слёз и мычать от удовольствия.

Три пальца.

Лань Чжань смотрит на всех людей вокруг себя либо тем, самым страшным взглядом, либо мирным, повседневным для близких людей, когда в глазах таится лишь приятный холод. Но на Вэй Усяня он смотрит по-другому, как не смотрит ни на кого на свете. Когда Лань Чжань обращает взгляд на Вэй Усяня, то в его океане ледяных звёзд мелькает маленькое пламя. Проблескивает на одно мгновение, а потом — цвет его глаз будто смягчается. Вэй Усянь притягивает его для поцелуя, а затем внимательно смотрит в глаза напротив, где узнаётся тот же спокойный холод и застывшие звёзды, но на место колющим душу льдинкам приходит умиротворение. Довольство. Лань Чжань не улыбается губами, но ради Вэй Усяня он улыбается глазами. Огонёк счастья сияет в его глазах, пусть этого практически никто не мог увидеть. Но Вэй Усянь видит: его веки слегка опускаются, лёд во взгляде плавится. Вэй Усянь — его пламя. Его солнце.

И рядом с солнцем лёд тает без волнений. Потому что вода нежится под его лучами, обретает новые формы, ранее запретные, но такие соблазнительные.

Сейчас Лань Чжань смотрит на него, и кроме любви в глазах не затухает пламя превосходства. Страсти. Не той известной всем серьёзности и уверенности в себе — это можно разглядеть в нём всегда. Сейчас Лань Чжань довольствуется своим положением открыто. Восхищается Вэй Усянем широко распахнутыми глазами, его губы слегка приоткрыты. Он упивается тем, как извивается тело Вэй Усяня под его руками. Насколько Вэй Усянь составляет ему идеальную пару в этой маленькой игре, как и в любой другой. Насколько они равны и одновременно как отчаянно Вэй Усянь готов забыть о своей гордости и начать его умолять. Лань Чжань владеет его телом и его душой. Доставляет ему этим несравнимое ни с чем удовольствие. И им обоим так хорошо. Как ни с кем другим.

Одной рукой Лань Чжань аккуратно отлепляет ленту и выбрасывает её на пол, давая отдышаться Вэй Усяню.

Они до сих пор смотрят друг другу в глаза, словно если отвести взгляд — произойдёт конец света.

Вэй Усянь лежит с приоткрытым ртом, будто разучивается говорить и больше никогда не назовёт его по имени.

— Лань Чжань, — едва шепчет он на грани самообладания и не успевает сказать ничего больше, потому что его целуют раньше, чем он собирается что-либо сделать: сказать очередную глупость или беспомощно признаться в любви.

Руки до сих пор завязаны, но это только подводит ближе к краю, Вэй Усяню нравится чувствовать себя заточённым под телом Лань Чжаня, не иметь возможности прикоснуться к себе и ждать, пока его наградят за хорошее поведение.

Три пальца выходят из него с хлюпающим звуком, и Вэй Усянь ненадолго ощущает пустоту. Лань Чжань отрывается губами от поцелуя, оставив Вэй Усяня недовольно лежать с закрытыми глазами. Он только слышит шлепок резинки и частое дыхание Лань Чжаня.

Оно быстро приближается к нему, и кожа шеи покрывается мурашками от тяжёлых вздохов. Лань Чжань касается тёплыми губами его мочки уха.

— Вэй Ин, открой глаза, — Лань Чжань срывается на хрип.

Вэй Усянь слушается и моментально чувствует, как Лань Чжань входит в него. Пальцы на ногах поджимаются в долгожданной истоме, из горла вырывается протяжный стон, и Вэй Усянь уже не слышит, а чувствует кожей, как ему на ухо низко стонет Лань Чжань. Они оба на краю.

Лань Чжань сжимает его бедро до ноющей боли, пока другой нежно начинает гладить шею. И после первого резкого толчка Вэй Усянь уже не может сдерживать ни стоны, ни крики, ни бессмысленный лепет, огонь разрастается и вырывается наружу прямо через кожу.

— О Святые, Лань Чжань, — ах! — Лань Чжань, я так тебя люблю, — ммм! Да, вот туда, да, да…

Вэй Усянь еле понимает, о чём говорит, не слышит себя.

Волосы Лань Чжаня липнут к его лбу изящными закрученными прядями, и он уже ничего не может видеть, хотя и так закрыл глаза от удовольствия, сдвинув брови и выдыхая из себя низкие стоны. Вэй Усянь смотрит, как капли пота срываются с его кадыка прямо вниз, на его разгоряченную кожу, и бессильно хнычет, сгибая локти над собой.

— А представляешь, — Вэй Усянь старается дышать, ждёт, когда Лань Чжань откроет глаза и одарит его своим новым холодно-пламенным взглядом, — представляешь, сейчас зайдёт твой дядя и увидит тебя в таком свете, а, Лань-гэгэ?.. Он увидит, что произошло с твоей рубашкой, увидит, как ты теряешь контроль, как ты настолько совершенен во всём, что даже трахаешь меня правильно, для чего ты используешь ленту и — А!

Лань Чжань кусает его за шею, толкается сильнее, опускает руку на его член, и у Вэй Усяня начинают подрагивать ноги от накатывающего наслаждения. Он забывает обо всех словах, которые мог бы знать.

Лань Чжань начал с быстрого грубого темпа и не сбавляет ритм рукой. Вэй Усянь не может ни вдохнуть, ни выдохнуть, всё его тело покрыто тонкой плёнкой пота, жар изнутри уже готов прожечь его, пальцы загибаются в сводящей с ума судороге, воздуха в груди вовсе перестаёт хватать, он только запрокидывает голову и стонет, чувствуя, как ещё чуть-чуть, и его скинет с волны на мягкий песок, он упадёт со скалы в пушистые облака, издаст беззвучный крик и всё тело отпустит, когда он прожжёт огнём простыни и всю комнату вокруг. Растопит лёд до основания, и вода наконец потушит его.

— Лань Чжань! — слёзы скатываются по щекам, Вэй Усянь ощущает, что остаётся один маленький шаг, — Я сейчас…

Лань Чжань шумно вдыхает и сжимает зубами кожу прямо под ухом — самое чувствительное место. И это последний шаг. Пик. Падение.

— Лань Чжань!

Вэй Усянь изливается на себя, ощущая, как из тела постепенно исчезает весь огонь, словно вытекает через кончики его пальцев.

Лань Чжань делает пару последних толчков и кончает следом с низким стоном, выдыхая его в оставленный укус.

Проходит несколько минут, пока они оба не вспоминают, где находятся.

Лань Чжань двигается первым, выходит из обмякшего тела, вытирает остатки удовольствия Вэй Усяня краем одеяла и опускается рядом на кровать, принявшись развязывать узлы на руках.

Вэй Усянь будто на короткое время заснул и открывает глаза слишком резко, встретившись взглядом с лучами заходящего солнца. Тогда он чувствует, что руки наконец освобождены, и поворачивается в сторону Лань Чжаня.

Тот внимательно осматривает свою лобную ленту, которая слегка растянулась, и кладёт её рядом с подушкой, устало вздохнув. Когда Вэй Усянь касается затёкшей ладонью его щеки, Лань Чжань наконец-то улыбается. Такая редкая, но милая кроткая улыбка, полная неподдельного счастья, доступная только избранным. Избранному.

Вэй Усянь обнимает его и оставляет нежный поцелуй на губах, как благодарность за возможность увидеть это сокровище.

Через пару минут они укладываются удобнее рядом друг с другом: Лань Чжань, исцеловав все дорожки слёз на коже Вэй Усяня, притянул его ближе и начал чесать макушку, как одному из своих кроликов; Вэй Усянь задумчиво проводит пальцами по шраму и прячет чересчур счастливую улыбку у него в груди.

— Кстати, я выпрямил осанку, ты заметил? Видел, как я выгибался?

Лань Чжань отвечает не сразу:

— Мгм.

А потом добавляет:

— Для выпрямления осанки тебе нужна профилактика.

Вэй Усянь довольно хихикает:

— Я вовсе не против такой профилактики. Только давай в следующий раз возьмём нормальную верёвку, купи её в том секс-шопе, тебе же дали скидку на следующую покупку? Ха-ха-ха.

Вэй Усянь громко смеётся, и Лань Чжань удерживает его за лопатки, вздыхая как будто недовольно.

— Дали.

— Какой прекрасный магазин. В любом случае я порву твою ленту. Как бы мне ни хотелось это сделать, но это для тебя важная реликвия.

— Ты всё равно важнее.

Вэй Усянь останавливает узоры на коже и замирает, не поверив, что услышал. Не то чтобы Лань Чжань никогда не признаётся в любви: он всегда делает это в самые неожиданные моменты, отчего сердце Вэй Усяня предательски сбивается с ритма.

— Но я согласен. Верёвка нужна.

Вэй Усянь посмеивается, целуя его ключицы.

Проходит ещё пара сладких минут.

— Ммм, Лань Чжань, я должен зашить твою рубашку, — ему абсолютно не хотелось это делать, но обещания Вэй Усянь выполняет.

— У тебя есть время. Дяди не будет до завтрашнего утра.

— Что?! — Вэй Усянь приподнимается на локтях. — А ты не мог сказать раньше?!

— Зачем?

— Я волновался! И был готов в любую минуту собрать вещи и сбежать отсюда. Или ты…

Тут Вэй Усяню приходит в голову страшная идея, и он наигранно-обидчиво толкает Лань Чжаня в плечо.

— Ты всё это подстроил!

— Мгм.

— А не мог сказать мне напрямую «Вэй Ин, моего дяди точно не будет дома, позволь тебя оттрахать на своей кровати»?!

Лань Чжань ничего не отвечает. Вэй Усяню иногда и не нужна его реакция, потому что он начинает разговаривать сам с собой.

— А, ну да, это не в твоём стиле. Я бы всё равно этого захотел, когда ты бы привёл меня сюда. И как бы ты ни препирался, я всё равно заставил бы тебя это сделать.

— Мгм.

— Ну да, логично. Хорошо, Лань Чжань! Если ты так хочешь это услышать, ты огромный молодец, что так гениально всё продумал, подготовился, даже купил ленту и предугадал мои желания. Доволен?

Кадык Лань Чжаня едва дёргается, но Вэй Усянь с ухмылкой запоминает это.

— Можно было так не говорить.

— Но ты доволен?

— Мгм.

Вэй Усянь снова расплывается в улыбке и опускается на постель, уткнувшись носом в крепкую шею.

— Но ленту я купил не для этого.

— О, а для чего?

— Для школы. Ты слишком громкий. У нас могут возникнуть проблемы.

Вэй Усянь отодвигается и заглядывает игриво в глаза Лань Чжаня, улыбаясь одним уголком губ.

— Святые, я просто не могу представить, что бы сказал твой дядя, услышав такое от тебя — ау! — Лань Чжань щипает его за талию. — Ну хорошо, хорошо, не буду упоминать его. Меня тоже возбуждают мысли о том, как ты мне заткнёшь рот, я рад, что это взаимно, Лань-гэгэ.

Вэй Усянь поднимается и чмокает его в губы, но Лань Чжань не даёт ему уйти и углубляет поцелуй. На несколько минут в комнате наступает тишина, такая не свойственная местам, где есть Вэй Усянь.

После привычного укуса за губу Лань Чжань отстраняется, и Вэй Усянь довольно улыбается, как сытый кот, который готовится ко сну.

— Кстати, — он зевает, — выполнение домашнего задания по истории — тоже часть твоего гениального плана, и ты больше никогда этого не повторишь?

— Нет, я сказал правду.

— Лань Чжань, какой же ты хороший, — Вэй Усянь, вздыхая, целует его в подбородок и обнимает сильнее.

Лань Чжань прижимается губами к его макушке, и Вэй Усянь готов поклясться, что чувствует, как тот на мгновение улыбнулся.

— И поэтому тебе пора заняться биологией.

Лань Чжань оставляет последний поцелуй на лбу и отодвигается назад, вставая с постели.

Вэй Усянь усаживается на кровать, пододвинув ноги к себе, и возмущённо оборачивает голубое покрывало вокруг себя, не сводя взгляда с Лань Чжаня.

— Ах вот как мы поступаем? Затащил меня в постель, а теперь заставляешь работать? Верх бестактности!

В ответ Лань Чжань кидает ему учебник по биологии и тетрадь прямо на подушку.

— Можешь не выходить из постели. Только напиши как следует. Я проверю.

Вэй Усянь снова удовлетворённо улыбается и соблазнительно приоткрывает голое плечо из-под покрывала, словно модель на обложке журнала.

— Ты замёрзнешь. Надень мой свитер, — Лань Чжань не глядя кидает свой голубой свитер, который только недавно повесил на спинку стула, прямо в лицо Вэй Усяню.

Ранее тот хотел испытать Лань Чжаня на прочность и помешать ему выполнять домашнее задание своей наготой, но надеть одежду Лань Чжаня, которая пахнет сандалом, кажется намного большей удачей. Шансом, который выпадает так редко.

Вэй Усянь надевает на себя свитер, который оказывается ему совсем немного велик, и смотрит на Лань Чжаня.

Во взгляде того что-то промелькнуло, но Вэй Усянь не успевает уловить, что именно.

— Мне идёт?

— Мгм, — без каких-либо эмоций произносит Лань Чжань. Но его ушки предательски розовеют, несмотря на безразличное выражение лица, и Вэй Усянь понимает, что ходить в свитере Лань Ванцзи идея даже привлекательнее, чем ходить вокруг без ничего.

— Спасибо, — хитро улыбается он, запоминая предпочтения Лань Чжаня. — А что ты наденешь? Ты не замёрзнешь?

Лань Чжань начинает крутиться вокруг себя в поиске одежды. Вэй Усянь ещё раз позволяет насладиться себе красотой его изящного тела со всех сторон и невольно прикусывает губу, пока тот не видит.

Внезапно он перестаёт кружить по комнате и поднимает с пола скомканную чёрную футболку.

— Она оверсайз?

— Да.

— Я могу её надеть?

Вэй Усянь прикрывает рот ладонью, чтобы скрыть вырвавшуюся наружу улыбку.

— Да, но зачем тебе она? У тебя же много рубашек.

— Нет времени погладить.

Лань Чжань врёт очень плохо. Вэй Усянь прекрасно знает, что у него в гардеробе всегда заготовлено несколько поглаженных комплектов, не говоря уже, что он просто мог бы надеть порванную рубашку, у которой оторвались только две последние пуговицы.

Похоже, не один Вэй Усянь сходит с ума от запаха своего любовника.

Лань Чжань надевает чёрную футболку на себя. На ней красуются девять красно-белых кружков и логотип группы Twenty One Pilots. Лань Чжань в футболке Twenty One Pilots.

Вэй Усянь готов умереть прямо сегодня.

Он заливается громким смехом на всю комнату и падает спиной прямо на кровать, заглушая хохот подушкой. У него даже живот начинает болеть от смеха. К такой картине он никогда не был готов.

— Вэй Ин.

Недовольный тон! Но Вэй Усянь знает, что Лань Чжаню нравится, когда он так смеётся. Пусть громко и долго. Чем дольше — тем лучше.

Потому что в недовольном тоне чуть-чуть слышен намёк на маленькую улыбку.

— Ладно, ладно! Извини. Тебе просто потрясающе идёт, знаешь, Лань Чжань? Тебе так стоит заявиться на семейном ужине или в школе.

Вэй Усянь снова смеётся, а Лань Чжань опускает руки вниз и тянет за концы футболки, чтобы удобнее разместиться в ней. Она висит на нём свободным мешком, Лань Чжань выглядит в ней как типичный плохой мальчик с хорошим вкусом в музыке. Он задумчиво разглядывает рисунки и непонятливо смотрит на Вэй Усяня.

— Нам пора за работу, — не найдя в кружочках никакого смысла, Лань Чжань усаживается обратно за стол, бросив короткий взгляд на склянку с маслом.

— Хорошо-хорошо, — Вэй Усянь впервые открывает учебник за последние несколько часов и прячет счастливую улыбку за страницами. — О, Лань Чжань, раз так, сыграем в дуэте сегодня вечером? Ты на гуцине, а я на флейте.

Лань Чжань продолжает писать сочинение сосредоточенно, но в итоге отвечает:

— Хорошо.

— Ура!!!

Лань Чжань старается изо всех сил, но не может скрыть от Вэй Усяня довольную ответную улыбку.