Я не слишком люблю лето. В этот сезон вокруг всегда много людей, и в эти моменты ещё острее чувствуешь собственное одиночество. Как-то так сложилось, что все мои отношения почему-то заканчивались к лету. Но есть несколько дней, которые я люблю: когда у реки появляются сотни светлячков, и я ночами пропадаю там, лёжа на траве и смотря на их мерцание. Нет, мне так же одиноко, как и до этого, но их свет меня успокаивает и дарит какую-то надежду. И в то самое лето было точно так же.
Я посмотрел на окно больничной палаты. Отсюда не видно светлячков, но я знаю, что они где-то там, прячутся в траве и дожидаются ночи, чтобы начать свои танцы…
А я здесь и снова один.
Прошлым летом всё было точно так же, как и позапрошлым, и я оказался у реки, с разбитым сердцем и с солью в глазах, и единственным утешением были светлячки. Я сидел и смотрел, как они поднимаются отовсюду, озаряя зеленоватыми огоньками мрак ночи.
Кто-то бухнулся рядом со мной, едва не задевая меня плечом. Я присмотрелся: это был Уилл. Мы не были знакомы, но учились в одном университете, и я был о нём наслышан. Слухи о нём ходили разные. Он вёл свободный образ жизни, часто меняя партнёров и не придавая значения отношениям. Но его фотография висела на университетской доске почёта: стипендиат, едва ли не образцовый староста на своём факультете. Даже не верилось, что он на самом деле такой, каким его расписывали. Он не казался развращённым или ветреным. В университете он появлялся вовремя, всегда был спокоен и собран, форма была с иголочки, волосы всегда уложены. Но говорили, что в свободное время он совсем не такой хороший, каким кажется. Верить или не верить — я об этом не задумывался: с какой стати мне думать о совершенно постороннем парне? Но сейчас всё это вспомнилось, как и предостережения, что от него лучше держаться подальше.
Я отодвинулся немного. Река была общественным местом, и я не мог ему запретить сидеть тут и тоже смотреть на светлячков. Он сидел молча, не обращая на меня никакого внимания, и смотрел на реку. Я расслабился, и зря. Неожиданно он развернулся ко мне, схватил за плечи и опрокинул на траву поцелуем.
— Пусти! — Я укусил его за губу.
Уилл дёрнулся, зажал рот рукой и отпустил меня. Я сел, чувствуя, что сердце выпрыгивает из груди и виски просто взрываются от стука крови. Эта неожиданная атака выбила меня из колеи.
— Ты чего удумал? — сердито спросил я.
— Ты просто казался таким… — после молчания отозвался он.
— Каким?
— Потерянным.
— И поэтому ты решил меня изнасиловать?
— Что? Изна… Нет, я о таком не думал! — поспешно возразил Уилл.
«Ну, конечно», — мысленно хмыкнул я. Всё-таки слухи о нём не зря распускают.
— Ты уже несколько дней сидишь здесь в полном одиночестве. Тебе плохо? — вдруг спросил он.
Я вздрогнул.
— Ты что, следил за мной? — подозрительно спросил я.
— Нет. Я прихожу сюда каждый вечер, чтобы посмотреть на реку… и всё время вижу тебя.
Больно резануло по сердцу осознание собственного одиночества. Уилл вдруг схватил меня и прижал к себе — крепко-крепко.
— Ты что?
— Не надо, — сказал он.
— Чего не надо?
— У тебя такой тоскливый взгляд. Но ты не волнуйся, теперь всё будет хорошо.
— Почему?
— Потому что я с тобой.
Горло у меня перехватило. Потому что он со мной? Что бы это ни значило, я махом пересмотрел своё отношение к этим объятьям: теперь они казались мне тёплыми и нежными. Появилось забытое чувство защищённости и уверенности, что теперь действительно всё будет хорошо. Я вжался в него, стискивая его спину руками. Так мы сидели довольно долго, вдруг появилось чувство, что с ним мне нечего бояться, и его тоже нечего бояться. Потом он отпустил меня и лёг на траву, закладывая руки под голову и как бы говоря этой позой, что не собирается ко мне приставать. Я тоже лёг на траву, чуть поодаль, и уставился в небо, где теперь вместе со светлячками сверкали и звёзды.
— Тебе одиноко? — спросил Уилл.
— Сейчас нет.
— А до этого?
«До этого»… Мне вообще казалось, что «до этого» ничего не существовало. Если бы эта ночь не заканчивалась… и мы бы просто лежали вот так и смотрели на светлячков. Я сглотнул комок в горле и выдавил:
— Да.
— Пошли ко мне? — вдруг предложил он.
— Зачем?
— А ты как думаешь?
Успокаивающееся сердце опять взвилось, мешая думать трезво. Я резко сел.
— Не бойся, я тебя не обижу. — Уилл обнял меня сзади, привлекая к себе, и его тепло словно вдохнуло в меня новую жизнь. — Пошли?
Я кивнул. Он поднялся, вытянул меня с травы. Спугнутые светлячки взвились в воздух.
— Красиво… — выдохнул я, чувствуя, что сердце замирает от осознания хрупкости и недолговечности момента.
Мы постояли, глядя на них, и Уилл за руку потянул меня за собой. Я шёл за ним, глядя на его спину, и думал, что не должен так поступать.
— Мы даже не знакомы, — пробормотал я.
— Мы, кажется, учимся в одном университете, — не слишком уверенно сказал Уилл. — У меня впечатление, что я уже где-то тебя видел. Я Уилл. С юридического.
— Стивен. С экономического.
— А, значит, я не ошибся.
Мы вышли на освещённую улицу. Светлячков здесь уже не было, зато над фонарями вились сотни мотыльков. И я как мотылёк. Не стоило соглашаться.
Уилл потянул меня к одной из многоэтажек.
— Ты здесь живёшь?
— Купили квартиру на паях с друзьями. По комнате на брата, — ответил он, открыл дверь и втянул меня в подъезд.
Я почувствовал себя очень неуютно. Очарование момента, нахлынувшее на меня там, у реки, пропало. Зачем я вообще согласился пойти с ним? Что у него на уме? Я же совсем не знаю его, а то, что о нём знаю… лучше бы вообще не знал. Нет, точно не стоило идти с малознакомым парнем! Как бы это всё не закончилось групповым изнасилованием или ещё чем похуже. А то, что он наговорил мне у реки… Просто склеить меня хотел, у таких, как он, язык хорошо подвешен.
— Кажется, все дома, — пробормотал Уилл, отпирая дверь одной из квартир и глядя на ряды обуви у порога; он перевёл взгляд на меня и добавил: — Не обращай на них внимания.
Он затянул меня в квартиру и запер входную дверь. С кухни доносился запах кофе и жареной колбасы. Оттуда выглянул парень в очках (его я тоже видел в университете) и, посмотрев на нас, спросил:
— Опять кого-то притащил?
Эта фраза лишь подтверждала мои опасения: Уилл часто сюда кого-то «притаскивал».
— Пошёл ты, — не слишком дружелюбно ответил Уилл и втащил меня в одну из комнат. — Вот, это моя комната.
Он зажёг свет и подставил к двери стул (замка на ней не было), чтобы никто не вошёл. Я окинул его комнату быстрым взглядом, чтобы составить о ней общее впечатление. Составил я его быстро: полный бардак. На полу валялась одежда, из-под кровати торчали разношёрстные носки, на окне стояла переполненная окурками пепельница. Видно, Уилл не слишком утруждал себя уборкой. В дальнем углу я заметил использованный презерватив. Судя по отпечаткам рук на обоях можно было предположить, что в последний раз он здесь занимался с кем-то сексом стоя. Но кровать была чистой и застелена свежими простынями.
Пока я озирался, Уилл задёрнул шторы и включил радио.
— Стены тонкие, — объяснил он, хотя я и не спрашивал, — всё слышно, так что приходится приглушать музыкой.
Что приглушать — он не сказал, но и так было ясно. Я вспыхнул и подумал, что ещё не поздно свалить отсюда, пока ничего не произошло. Я попятился к двери, но Уилл перехватил меня за руку, привлёк к себе и завалил на кровать.
— Подожди! — начал я было, но он перехватил мои губы своими и прервал мой протест поцелуем.
Его язык мягко проник внутрь, щекоча моё нёбо и подхватывая кончик моего языка. Это было так приятно, что я сдался и зашевелил языком в ответ, стараясь перехватывать его шаловливые движения и не давать ему проникать слишком глубоко. Сладость разливалась по рту и по всему телу. Я подумал, что он потрясно целуется, и был рад, что он не торопится со всем остальным. Когда Уилл всё-таки отстранился, в последний раз трогая мои губы языком, я даже почувствовал сожаление, что это закончилось.
— Понравилось? — поинтересовался он, беря моё лицо в ладони и пальцами оглаживая мня по скулам.
— Ага… — выдохнул я.
Он вскочил с кровати, прыгая на одной ноге и стягивая с себя джинсы:
— Раздевайся. Я уже так возбудился…
В горле у меня опять появился комок, я нервно сглотнул, берясь за воротник рубашки и стараясь его расстегнуть. Уилл зашвырнул свою футболку на стул, туда же отправил и джинсы и вернулся на кровать, подгоняя меня нетерпеливыми прикосновениями. Разделся он не полностью: на нём остались белые плавки, но под ними так ясно вырисовывалось то, что в них было спрятано, что у меня пальцы задеревенели и отказались гнуться. Я беспомощно колупал пуговицы, не в силах отвести взгляда от плавок Уилла, и невольно думал о том, что сейчас за всем этим последует. Я не слишком любил секс, потому что никак не мог расслабиться и всё время думал о том, что я почувствую или, наоборот, не почувствую. Может быть, именно поэтому у меня никогда ни с кем не получалось нормальных долгих отношений?
— Стесняешься?
— Да не то, чтобы… — промямлил я.
— Я могу свет выключить, если хочешь, — предложил Уилл и, не дожидаясь ответа, приглушил свет, оставив лишь ночник.
В сумраке я почувствовал себя спокойнее и смог раздеться. Уилл заставил меня встать на четвереньки, подталкивая мне под колени и под живот подушки. Я замер, чувствуя его дыхание на своих ягодицах: он тронул мою спину ладонями, спустился к ягодицам и смял их. Этот массаж меня и разволновал, и успокоил одновременно. Разволновал, потому что, когда его ладони мяли мои ягодицы, анус оставался совершенно открытым и беззащитным. Успокоил, потому что от этих прикосновений стало тепло и приятно внутри, и лёгкие мурашки бегали по коже.
— А ты чувствительный.
Я почувствовал прикосновение и замер: его язык заскользил по ложбинке между ягодицами, забираясь туда, куда он точно не должен был забираться. Это в первый раз кто-то делал мне римминг. Я сбился с дыхания, ягодицы подёргивались нервным тиком, а по телу раскатывалась такая сладкая слабость, что я свалился животом на подушки, разъезжаясь ногами по кровати, и тихо застонал. Уилл, не отрываясь, перекинул мне презерватив. Я мял его ватными пальцами, стараясь разорвать упаковку, наконец открыл и перекинул его обратно Уиллу. Скомканная упаковка полетела на пол, и я почувствовал, как его член скользнул в меня. Никаких неприятных ощущений: римминг так расслабил меня, что я чувствовал лишь нетерпеливое томление. Скольжение его члена доставляло мне странное удовольствие. Презерватива я почти не чувствовал. Уилл налёг на меня сверху, его член неторопливо входил в меня, задерживался внутри на несколько мгновений, подавался назад и снова входил. То, что он не спешил, меня бесконечно заводило: внутри всё холодело негой, мышцы сокращались, стараясь удержать его член внутри. Я с упоением скользил руками по простыням, пока руки Уилла не сжали мои кисти и не прижали их к кровати. Его пальцы сплелись с моими, даря мне прежнее чувство успокоения и защищённости. Впервые за всё время я действительно получил удовольствие от секса. Кажется, я и сам кончил. Мой оргазм был такой же медленный, как и весь процесс: Уилл медленно брал меня, а я так же медленно кончал от этого, выплёскивая сперму небольшими порциями. Было немного стыдно, что я запачкал подушки. Когда Уилл отпустил меня, я был в полной прострации и едва мог шевелиться: я был переполнен ощущениями, истомлён медленной негой любви… Он высвободился, перевернул меня на спину, подталкивая мне под голову чистую подушку. Я слабо смотрел на него сквозь полуопущенные ресницы. Он обтёр меня, лёг рядом, стягивая презерватив и зашвыривая его куда-то на пол. Его пальцы прокатились по моему животу, лаская ещё не опавший член. Я чувствовал себя мороженым, тающим и плавящимся на тёплом летнем воздухе.
— Тебе хорошо? — Его дыхание тронуло моё ухо, губы прикусили мочку.
— М-м-м… — отозвался я.
Его пальцы заскользили по внутренней стороне моих бёдер, лаская ставшую невозможно чувствительной кожу. Я слабо двинул ногами, стараясь приподнять колени, но у меня не получилось.
— Хватит? — шепнул Уилл.
— Да… больше не выдержу, — честно выдохнул я.
Он засмеялся, покусывая моё ухо, и прекратил ласки, притягивая меня к себе и прижимаясь всем телом к моей спине. Его влажная кожа приятно охладила моё разгорячённое тело, я расслабленно обмяк. Губы мои шевелились какими-то невнятными слогами.
— Что-что? — переспросил Уилл.
— Ну и бардак у тебя в комнате, — пробормотал я.
— Можешь прибраться, если хочешь.
Его подбородок ткнулся в моё плечо, и мы погрузились в дрёму.
Я проснулся рано утром, не вполне понимая, где я. Когда вернулись воспоминания, я вспыхнул. Уилл ещё спал, раскинув руки, его член торчал утренней эрекцией. Я стыдливо прикрыл его простыней, но потом поддался искушению и посмотрел на него, приподняв ткань. Вчера была просто волшебная ночь. Его член ничем не отличался от моего или чьего другого, но удивительно, как много удовольствия он доставил мне вчера. Я покраснел, припоминая, как стонал в экстазе, принимая его.
Жутко хотелось пить. Я выполз из-под руки Уилла, поставил ноги на пол и едва не угодил пальцем в наш презик. Я переступил его, подобрал свои трусы, натянул их и решил, пока он спит, хоть немного тут прибраться. Я нашёл мусорный мешок, собрал в него всё, что не должно было валяться в приличной комнате (чужие презики собирал согнутой бумажкой, а презервативов под кроватью было полно!), и, тихо прокравшись в коридор, выкинул мешок в мусоропровод. Дверь одной из комнат скрипнула, оттуда выглянул вчерашний парень. Он сонно посмотрел на меня, протёр глаза, цепляя на нос очки, и сказал:
— А, это ты… Доброе утро. Кофе тебе сделать?
Я чувствовал себя неловко: почти голый, не считая трусов и следов засосов по всему телу. Парень поманил меня за собой на кухню, не обращая на мой вид внимания; видимо, и полуголые незнакомые парни в этой квартире тоже были обычным делом. Парень представился между делом (его звали Уве, он учился вместе с Уиллом).
— Для него сделать кофе? — предложил он, ставя передо мной дымящуюся чашку.
— Он спит ещё.
— Поэтому и спрашиваю. По утрам он как кролик.
— В смысле? — не понял я.
— Узнаешь, если не захватишь с собой кофе, — засмеялся Уве.
Я пожал плечами, допил кофе и вернулся в комнату. Уилл уже проснулся: лежал на боку, протирая глаза. Ко мне вернулась неловкость: переспали вчера, а дальше что?
— Ты и вправду прибрался, — пробормотал он, зевая.
— Как можно жить в такой помойке? — вполне справедливо возмутился я.
Уилл засмеялся и за резинку трусов притянул меня к себе на кровать. Я и охнуть не успел, как оказался под ним, а он оттянул мои трусы и пристроился сзади, подхватывая и приподнимая мою ногу.
— Прекрати! Ты что…
— Обожаю секс по утрам! — И он повёл бёдрами, заталкивая в меня член.
Я издал слабый стон. Удерживая мою ногу в приподнятом состоянии, Уилл неторопливо задвигал тазом, всё теснее прижимаясь ко мне животом и всё глубже проникая в меня. Так вот о чём говорил Уве… Перед глазами поплыл вчерашний туман, я едва не отключился, погружаясь в эйфорию от горячего ритмичного биения внутри меня. И снова взрыв оргазма, срывающееся дыхание, летящие во все стороны брызги и шмякнувшийся на пол презерватив.
Будильник нудно запиликал. Семь часов. Обычно в это время я уже делал зарядку и собирался в университет. Сегодня вместо зарядки было кое-что покруче. Я заёрзал, стараясь выбраться из-под парня.
— Куда ты?
— Мне домой надо.
— Сначала обсудим кое-что.
Уилл не позволил мне вылезти из постели: перехватил за талию и плюхнул к себе на колени, его член устроился как раз вдоль моей ложбинки.
— Что? — Я залился краской, стараясь сесть как-нибудь иначе, но от этого он едва ли снова не ткнулся в меня, и я замер.
— То, что произошло… между нами…
— Что?
Голова у меня не соображала, все мысли и чувства были там, на уровне ягодиц.
— Хотел бы это и дальше продолжить?
— А как же…
— Что?
— Ничего.
Я подумал, что если спрошу у него насчёт всех этих слухов, то он обидится.
— Что скажешь? — Его губы уже трогали меня за шею, а пальцы подбирались к груди, щекоча соски.
— Хм… ладно…
— Не пожалеешь, обещаю.
Мы стали встречаться. Когда об этом узнали мои друзья, это было для них шоком. Они попытались убедить меня, что из этого ничего хорошего не выйдет, но я им уже не верил. Я знал, что Уилл не такой, каким его расписывают. Он был нежным и заботливым партнёром.
Едва ли не каждый день после университета мы шли к Уиллу домой и занимались сексом, и каждый раз я получал от него удовольствие. Секс поглощал меня полностью. Я готов был заниматься этим снова и снова, и не было смысла прибираться в комнате слишком часто: весь пол был закидан презиками после очередной ночи, и Уилл запихивал их под кровать, чтобы они не мозолили глаза. К концу недели я обычно собирался с силами и прибирался в комнате.
Что мы друг к другу чувствовали? Сложно сказать. В любви друг другу мы не признавались, мы просто были вместе, занимались сексом, и это было хорошо. Счастье бывает и таким, почему бы и нет?
Прошёл год, снова наступило лето. Время, когда я оставался один… Не думал, что и теперь всё повторится.
Так получилось, что я упал и сломал обе ноги. Мы просто шли с друзьями, я споткнулся и свалился на землю, а когда попытался встать, то почувствовал дикую боль. Вызвали скорую, меня отвезли в больницу, и там обнаружилось, что у меня сломаны обе ноги чуть выше щиколоток. Вот так, на ровном месте… Меня загипсовали и положили в больницу. Я попросил друзей передать Уиллу, что со мной приключилось, и стал ждать, когда он ко мне придёт. Но он не приходил. Я занервничал: дни шли, ко мне забегали приятели, а он не приходил. Я сто раз переспросил, говорили ли они ему о том, что со мной случилось. Они уверили меня, что он в курсе. Но почему тогда он до сих пор не пришёл?! Я лежал здесь уже целую неделю, через пару дней вообще была годовщина нашей первой встречи, а его до сих пор где-то носит! Не хотелось думать, что всё снова повторяется, и я теряю человека, который мне очень дорог. Но что ещё оставалось?
Я апатично смотрел в окно. Отсюда не видно было реки, вообще ничего не было видно. Где-то там уже должны были появиться светлячки. А я всё был здесь… в полном одиночестве. Губы мои задрожали.
Дверь скрипнула. Я оживился, но это всего лишь был Уве.
— А, это ты, — упавшим голосом сказал я.
— Ты как? — Он покачал головой, глядя на мои загипсованные ноги.
— Нормально.
Уве положил на столик фрукты, сел рядом со мной.
— А… Уилл?
Кажется, Уве смутился.
— Это то, о чём я думаю? — ещё тише спросил я.
— Не знаю. Он дома почти не ночует… или под утро заявляется. И ничего не говорит.
Сердце у меня сжалось. Не ночует дома… Пока я здесь, он развлекается с кем-то… и совсем про меня забыл. Глаза налились.
— Да не плачь из-за него! — всполошился Уве.
— И совсем не из-за него! Ноги больно. Очень! — И я зажал задрожавшую челюсть.
Конечно, Уве понял, что я вру, и попытался меня утешить, предполагая, что всё наверняка можно объяснить. Я покачал головой и сказал, чтобы он обо мне не беспокоился. Где-то в глубине души я всегда знал, что ошибался насчёт Уилла, просто не хотел себе в этом признаваться. Он увлёкся мной, может быть, пожалел меня тогда… А теперь всё кончилось. Переживу. Я всегда так делал: уходил в себя и ждал светлячков, которые бы успокоили меня.
Но здесь, в больничной палате, светлячков не было.
Ночью я спал плохо: ноги болели, сердце ныло, из глаз текло. А когда мне всё-таки удалось заснуть, меня что-то выдернуло из сна. Я открыл глаза и попытался понять, почему я проснулся. За окном что-то стучало. Наверное, ветки деревьев. Я прищурился и увидел, что в окошко лезет человек.
— Уилл? — в шоке воскликнул я. — Сдурел? Тут четвёртый этаж!
— Тихо ты! — Он приложил палец к губам и перекинул через подоконник вторую ногу. — Медсёстры сбегутся!
Сердце у меня колотилось. Он всё-таки пришёл. Но почему ночью и через окно?
Уилл дошёл до меня, сел на край кровати. Я всё-таки подумал, что выскажу ему: оставил меня одного здесь, целую неделю в больнице, а он… Его губы впились в мои жадным поцелуем. Я забыл обо всём, упиваясь их сладостью, и чувствовал, что прощу ему что угодно, лишь бы он продолжал меня целовать.
— Как ты тут? — Он придержал моё лицо, целуя его со всех сторон.
— Ты! — всё-таки начал я. — Где тебя носило? Ты хоть представляешь себе, каково это бревном лежать с переломанными ногами?!
— У меня для тебя есть кое-что, — перебил он меня, доставая из сумки коробку и кладя её мне на колени.
— Что это?
— Открой и увидишь.
Я открыл коробку, ожидая чего угодно. Палата озарилась мягким светом, и из коробки полетели светлячки. Десятки светлячков! Дыхание у меня перехватило, я раскрыл рот, не веря своим глазам. Одни кружились под потолком, ища дорогу на свободу, и улетали в окно. Другие вились над коробкой, поджидая своих собратьев.
— Это… — выдавил я.
— Я планировал, что мы пойдём к реке в этот день… но ты попал в больницу. Так что я подумал… Чёрт, их так сложно ловить! Они такие шустрые…
— Ты… ты ночами… ловил светлячков? — выдавил я.
— Ну… так днём их не найти?
— Дурак! — Я сжал кулаки, едва сдерживая слёзы.
— Ты что? — испуганно отозвался Уилл.
— Почему ты не сказал? Мог бы сказать…
— Тогда бы это сюрпризом не было. Ну, чего ты? — Он сжал мои руки, прижимая их к своей груди. — Тебе не понравилось?
Я потянул носом. Дурак. И я тоже. Как я мог в нём усомниться, когда он ни единого повода к этому не давал!
Уилл привалился на край кровати, кладя голову на подушку рядом с моей:
— Я просто подумал, что мы всё равно сможем вместе посмотреть на светлячков.
— Красиво… — прошептал я.
Их зеленоватое мерцание казалось сказочным в этой белой палате. Я совершенно успокоился, покрепче сжимая руку Уилла. Мы тоже как два светляка: наткнулись друг на друга, привлечённые светом…
Светлячки почти все вылетели в окно, осталось лишь несколько, и они кружились у потолка, исполняя свой собственный танец любви.
— Уилл…
— Что?
— Ничего.
Я просто подумал, что вряд ли я когда-нибудь буду счастливее, чем сейчас. Даже если мы однажды расстанемся, воспоминания об этом будут лучшими в моей жизни. Воспоминания о ночи, когда Уилл устроил для меня настоящее чудо.