Артюр в последнюю секунду успевает убавить огонь плиты, прежде чем закипевшее кофе в турке начало бы переливаться за её стенки. Настенные часы, освещаемые тусклым светом кухонной лампы, показывали одиннадцать вечера, и кому-то позднее желание отведать бодрящего напитка показалось бы странным, но для Рэмбо это давно уже стало привычным делом; ведь назначенное время сдачи рукописи уже следующее утро, а ему ещё предстоит всё перепроверить и отредактировать, но, по правде говоря, мужчина совершенно не был продуктивно настроен, и те немногие задатки рабочего настроения искоренились окончательно с возвращением супруга с работы. Нет, сказать, что Поль испортил ему настроение, было бы отвратительным заблуждением: Рэмбо был несказанно рад, наконец, увидеть его, спустя, казалось бы, вечность, хоть и не виделись всего сутки; но стоило ему, сидящему за столом с мрачным видом затронуть одну «щепетильную» тему, тут же радостное настроение Артюра и сошло на «нет». Верлен же, в отличие от Рэмбо, на предстоящий разговор настроен был решительно, и, нахмурив брови, сверлил спину супруга задумчивым взглядом, выжидая от него ответа. Артюр сглатывает, натянув на лицо слабую улыбку, дабы не выдать своего беспокойства, и всё же оборачивается, прислонившись к столешнице.
— Извини, можешь повторить? — голос Рэмбо спокойный и тихий, не то от усталости, не то от непонятно откуда взявшегося страха. Поль подмечает резкое изменение в поведении супруга, пусть он и пытался это скрыть, но беспокойный взгляд обычно отреченных янтарных глаз и усилившаяся бледность лица лишь окончательно выдают его. Тем не менее, Верлен решает идти до конца.
— Я говорю, что хочу ребёнка, — его голос звучит ровно, даже с ноткой холода, руки на столе скрещены в замок, а сам он изучающе продолжает всматриваться в лицо Рэмбо, в попытке выяснить, что не так. — Но твоя реакция меня тревожит. Я… совершенно не такой ожидал.
Со стороны Артюра слышится изнурённый вздох. Он под встревоженным взором Верлена наполняет кружку горячим, свежезаваренным кофе, и, взяв ту в прохладные ладони, больше даже, чтоб те согреть, а не отпить напитка, присаживается на свободное место напротив мафиози. Поль тянет к тому свою руку, не отвлекаясь от Рэмбо ни на миг, словно тот в любой момент может испариться; Артюр же, в свою очередь, охотно сжимает её, тёплую, в своей, чуть поглаживая тыльную сторону ладони большим пальцем. С минуту — Полю же кажется, что целую вечность — он раздумывает над своим ответом, и, облизнув пересохшие губы, наконец, подаёт голос.
— Понимаешь, дорогой… — Артюр чувствует, как Верлен напряжен, пусть тот и старается не подавать виду (непригоже, всё-таки), ощущает его обеспокоенный взгляд на себе, пока собственные глаза продолжают гипнотизировать его кисть — несмотря на специфику работы — аккуратную и ухоженную, с тонкими длинными пальцами и небольшой группой маленьких родинок в разных местах; смелости смотреть в небесно-голубые глаза пока не достаёт, и Рэмбо уже думает, что и чёрт бы с этим всем! — подбирать «правильные» слова сейчас совершенно нет сил, и что сказать откровенно, даже если это будет звучать чересчур прямолинейно, уже не кажется такой паршивой идеей.
Но огорчать дорогого своей глупостью совершенно не хочется. Особенно, когда дело коснулось чего-то настолько для него важного.
Воздух на кухне словно начал сдавливать грудную клетку, раздражающее тиканье часов подливало масло в огонь и играло на и так натянутых нервах, подобно на струнах, а в затуманенный разум наотрез отказывались приходить хоть какие-то адекватные и связанные между собой по смыслу предложения.
Рэмбо понимает, что пора сорвать этот пластырь с души. Сейчас, или никогда.
Спустя долгие и мучительные, по-настоящему наполненные стрессом, что никакие горящие сроки вместе с работой и рядом не стоят, минут, до слуха Поля, наконец, доходит мягкий и родной, чуть опечаленный голос.
— Наша с тобой работа совершенно не подходит для семейной жизни, — Артюр осмеливается отнять взор от их скрепленных на столе рук и поднять его на Поля. Тот, поджав губы, не смеет ему перечить. Потому, что и сам это понимает.
Несмотря на жизнерадостность и доброту, Верлен знает, через что Рэмбо довелось пройти, а потому просить любимого о таком серьёзном и ответственном шаге было тяжело и для него, и игнорировать тихий внутренний голос, твердящий, что это безрассудно и эгоистично, тоже.
Но вопреки всей той боли, что им обоим пришлось пережить, они ведь заслуживают шанса на новое счастье, верно? Стоит только попытаться.
Поль молчал, и Артюр, не находя, что сказать, тоже боялся прерывать тишину. Пусть Верлен и был его родным человеком, сейчас он чувствовал себя в его компании как никогда неуютно. Глубоко в груди легонько кольнуло чувство вины. Рэмбо ведь прекрасно было известно, что у Двенадцатого чёрного нет никого, кроме него, и никогда не было, и сейчас он своей же неуверенностью чуть ли не лишал его возможности, наконец, обзавестись собственной семьёй и почувствовать, какого это: быть уверенным, что ты любим, тебе есть, кого защищать, дома всегда ждут, а на глазах твоих растёт маленький человечек, зовущий тебя отцом.
В какой-то момент Верлен поднимается со своего места, заставив сердце Артюра забиться чаще. Его плечи были опущены, а лицо наполовину скрыто спадающими прядями светлых волос. Рэмбо был готов подняться за ним, но вместо того, чтобы уйти, мафиози подошёл ближе, и опустился на пол прямо у его ног, положив свою голову тому на колени. Артюр дрожащими пальцами коснулся его волос, убрав одну из прядей тому за ухо. Поль прикрыл глаза и глубоко вздохнул.
Его взгляд до этого не был ни опечаленным, ни разочарованным. Вопреки страхам Рэмбо, глаза супруга были абсолютно пусты и не выражали никаких эмоций, но тот слабый луч надежды, что просачивался в них, не покидал Поля никогда. Артюр продолжал ненавязчиво перебирать его волосы, чуть поглаживая голову, лишь вслушиваясь в размеренное дыхание мужа, погруженный в свои мысли. Словно боясь его вспугнуть, Рэмбо замер, затаив дыхание, когда Поль внезапно, но спокойно произнёс тихим, хриплым голосом:
— Обещаю, что буду лучшим отцом для ребёнка и самым надёжным мужем для тебя.
Почувствовав, что касания прекратились, он поднял голову, чтобы взглянуть на Рэмбо. Тот, опешив, не мог оторваться от глаз Верлена, которые горели решимостью, но в то же время беспокойство, что Артюр не поддержит его, не спешило его покидать. Ранее ласкавшую его руку, что сейчас повисла в воздухе, Верлен перехватил и, сжав в обеих ладонях, приложил к своей груди, прямо к сердцу.
— Только, пожалуйста… — услышав дрожь в его голосе, более противиться Рэмбо не мог. Лёд, окутавший сердце, словно барьер, защищавший его, стремительно таял. — Дай мне шанс. Я тебя не подведу.
Не сдержавшись, Артюр подался вперёд, и, приподняв свободной рукой голову Поля за подбородок, губами мягко коснулся его лба. Этого простого жеста Верлену хватило, чтобы всё понять. По щеке покатилась одинокая слеза.
Конечно, Рэмбо верил ему, и вверял ему свою жизнь. По-другому и быть не могло.
Что бы с ними ни случилось и через что бы им ещё ни предстояло пройти, оба были уверены: пока они вместе, рядом с другом, не страшно было ничто.
Ведь каждый на Земле заслуживал быть счастливым, и они — не исключение.