Примечание
Приятного прочтения✨
«В жилах Деймона и Рейниры — кровь дракона. Они неугомонны и взбалмошны».
— Визерис I Таргариен
____________________________________
В полночь небо — темный занавес, неумолимо тянущийся до самого горизонта, а Красный Замок словно пронзает его насквозь: мрачный страж с множеством глаз. Но даже они не способны видеть все. И чем дальше от Замка, тем смелее становятся люди.
Темные улицы Королевской Гавани казались Рейнире Таргариен карнавалом — кавалькадой достопримечательностей, звуков и запахов. Фейерверки, музыка и смех, шкворчащее мясо, кислый эль и танцы. Все это так и кипело жизнью, как никогда не бывало во дворце. Замок все чаще напоминал ей огромный каменный труп, внутри которого постоянно разыгрывались мелкие драмы. Здесь же билось сердце города, и Рейнира была пьяна от его жизни.
Деймон завел ее в мрачный дверной проем — очередная таверна, подумала она, но нет. Воздух здесь был совсем другим: дурманящая смесь духов, благовоний, дыма и пота; опьяняющий даже сильнее, чем сладкое ежевичное вино, красившее губы.
Но больше всего опьяняла рука дяди, властно схватившая ее.
Он сорвал с ее головы шапочку, со своей — капюшон, и девушка распустила серебряные нити своих волос. Они шли все глубже в зыбучую темноту, минуя комнату за комнатой, полные извивающихся тел, обнаженных и свободных, таящихся за тюлем — непроницаемой стеной, которая препятствовала лишь стыду.
— Что это за место?
Она знала, слышала сказки с самого детства. Рассказы о принце Деймоне и его пристрастии к Шелковой улице. О принце Деймоне и его аппетитах.
Конечно, она знала, но все равно спросила. Она хотела услышать ответ из его уст:
— Здесь люди берут то, что хотят.
Она улыбнулась, ярко и резво, потому что она хотела.
Хотела его с тех пор, как только смогла дать название своим сырым, неоформленным чувствам.
И она была намерена это заполучить.
Рейнира наслаждалась происходящими перед ней картинами, стараясь запомнить сцены, о которых раньше слышала только из досужих сплетен. Это невозможно было передать словами; они — лишь фарс, неуклюжий инструмент, с помощью которого можно попытаться выразить невыразимое.
Среди таких откровений у нее внутри рождалось нечто новое и дикое, распускающееся, как крылья дракона перед полетом.
Они остановились в комнате, пропитанной гвоздикой и развратно-экзотическими духами, названия которых она никогда не слышала. Вокруг них двигались тела, смутные и неясные силуэты, совершающие свои тайные обряды у огненной купели.
В этом, как она подозревала, и заключалась часть ее роли — быть одновременно зрителем и зрелищем. Кто может быть лучшим зрелищем, чем драконы? Все эти люди — лишь занавес, их соитие — лишь убогая преамбула к великолепию Таргариенов?
Они словно ни на секунду не останавливались, кружась, мысли помутнились, как в моменты погони друг за другом на Сиракс и Караксесе. Его ладонь касалась ее щеки, придерживая, позволяя крови стремительно нагреться. Если бы к ней прикоснулся кто-то другой, его плоть расплавилась бы, стекая с кости, как воск со свечи.
Но не Деймон.
Потому что в них обоих текла кровь дракона. Zaldrīzo ānogar [Кровь дракона].
Его язык обжигал, но не так, как она ожидала — Рейнира была уверена, что он будет на вкус как костер и дым, дракон во плоти. Вместо этого она почувствовала лишь соль и вино, тепло его тела, о котором раньше и не знала.
Его пальцы развязали завязки на ее рубашке. Его руки на ее груди словно выбили воздух из легких.
— Вожделение — это удовольствие, как видишь. Как для женщин, так и для мужчин.
Она дала волю своим пальцам огладить те места, которых раньше не смела и касаться: затылок, где волосы уступали место теплой, нежной коже; гордую линию челюсти, волевой подбородок, четко очерченные губы, застывшие в мягкой улыбке; высокий лоб, намекавший на то, что именно на этой голове должна быть корона.
— Брак — это повинность. Да. Но брак не мешает нам делать то, что мы хотим. Спать с кем хотим.
Его большой палец лег на ее губы, и она прижалась к нему в поцелуе в знак мольбы. Мир снова закружился вокруг, пока Рейнира не почувствовала спиной шершавую прохладную стену. Как только его рука накрыла ее, она больше ничего не чувствовала.
Он, такой тяжелый и близкий, всем телом прижался к ее спине.
Он, прокладывающий дорожки по ее телу ловкими кончиками пальцев.
Он, приносящий неизведанный доселе жар между ее бедер, его дыхание в ушах, его зубы на шее, движения и поглаживания, снова и снова, пока все, о чем могла думать Рейнира, это «да, да, да, боги, да!» Пока его имя срывалось с ее губ, как молитва, возносимая Семерым.
Задыхаясь, она развернулась и устремилась к его губам. Но он отшатнулся.
Первый раз — игриво.
Второй — дразняще.
Третий — с упреком.
Или…
Сожалением?
Впервые за ночь она почувствовала холодную хватку страха под ребрами, куда не мог добраться ее огонь.
Глупец!
Он видимо забыл, что в ней тоже текла кровь дракона. Ее похоть, разгоревшись, пылала слишком ярко, и ей нельзя было отказывать.
Настала ее очередь вести его за собой, схватить его за руку и утянуть в лабиринт из тюля и шелка, не обращая внимания на сквозняк, касающийся ее обнаженных ног, пока они не оказались одни — по-настоящему одни — окутанные дымом и стенами из мирийского кружева.
Какое бы временное помутнение ни закралось в разум ее дяди, она не потерпит этого.
Она не позволит ему оступиться.
Она напомнит ему, что они делят кровь дракона.
Одна кровь.
Одна плоть.
Одно сердце.
Она притянула его к себе, и на этот раз он не стал сопротивляться. Они раздели друг друга догола, и его обнаженное тело предстало перед ней во всей красе: румяная, сияющая кожа, открытая для ее исследований. Расположившись на ложе, полном мягких подушек, Деймон наблюдал за ней, его глаза не таили в себе никаких сомнений. Она взобралась на него со всей уверенностью Эйгона, сидящего на Балерионе, ликующего над Пламенным полем.
Их тела двигались синхронно, словно созданные богами именно для этой цели.
— Zaldrītsos [Маленький дракон], — прошептал он ей в волосы. Его маленький дракончик.
Они оба — всадники, рожденные для драконов. Поэтому она летала, когда хотела и брала все, что хотела. Она будет брать, брать и брать, пока поднимающийся внутри нее жар не раскалит ее до волдырей, и она не будет уверена, что весь остальной мир сгорит в очищающем огне вместе с ней.
Она не оплакивала свою дурную девичью голову; нет, она радовалась. Что свободно отдалась тому, кого выбрала. Единственному, кто ее достоин.
Это мог быть только Деймон.
Они лежали, потерявшись друг в друге, давно миновал самый темный час ночи. Им не нужны были слова. Пока он гладил ее по спине, она вспоминала все, что узнала этой ночью.
Брак — это повинность. Да. Но брак не мешает нам делать то, что мы хотим. Спать с кем хотим.
Что за ничтожная забота — муж, когда желание можно отделить от долга, вырвать из пучины обязательств, как сияющий цветок? Деймон не только открыл ее тело для наслаждения плоти, он преподнес ее разуму важнейшую истину:
Они — кровь дракона.
Zaldrīzo ānogar [Кровь дракона].
Кто мог надеяться…
Осмелиться…
Остановить их?