Школа всегда была жутким местом для школяров всех возрастов. Исключение — лишь первоклассники, но лишь из-за того, что они не понимают, в каком аду им придётся вариться одиннадцать лет подряд, а некоторым, особо удачливым — всего лишь девять. Впрочем, это совсем не мешает ни тем, ни другим, ни третьим, слагать о школе множество слухов.
Наиболее известной была та, в которой преподавал Балдуин Аркадьевич Лысенко — главная звезда всех слухов, догадок и домыслов, что ходили вокруг обычной, в общем-то школы. Единственное, что отличало её от остальных — крайне малый бюджет, благополучно распиленный чиновниками ещё на стадии строительства, из-за чего казалось, что стены её сделаны из картона, лампы — из двух чёрт знает каким образом светящихся трубок, да и сам внешний вид её напоминал не настоящее здание, а какую-то наскоро слепленную в базовом графическом редакторе игровую локацию.
Балдуин Аркадьевич выгодно выделялся на её фоне: вечно одетый в ядовито-зелёный пиджак и синие штаны, он здорово способствовал в украшении её интерьера, а сияющая лысина с единственным торчащим волоском только довершала образ эдакого чудачка, безумно обожающего собственный предмет. Чтобы донести это обожание до учеников, он пользовался линейкой — главным символом математики. Ну и что, что она длиннее обычной раз эдак в три. Балдуин Аркадьевич считал, что такая линейка будет служить хорошим проводников для тёмных душ в мир знаний.
Впрочем, некоторые учащиеся, до которых любовь к ней ещё не дошла, считают, что он вставляет эту линейку в задний проход тем, кто постоянно делает ошибки на его уроках. Конечно же, не смазывая, чтобы учащиеся прочувствовали всю ту боль, что он испытывает, когда они делают хотя бы малейшую ошибку. Быть может, именно поэтому их ошибки столь редки, хотя ритмичные хлопки линейки о кожу совсем не помогают сконцентрироваться.
При воспоминании об этих хлопках юный ученик невольно вздрагивает и оглядывается по сторонам. Нет нужды беспокоиться: школа очень, очень далеко и зловещий Балдуин Аркадьевич тоже. Вокруг ученика — лишь друзья, такие же учащиеся-жертвы в знакомой атмосфере гораздо более приближённого к реальности двора. Дышать тяжеловато, дым дешёвых сигарет отравляет лёгкие изнутри с каждым вдохом. Хочется сплюнуть, но густая слюна может попасть в согнутые колени одного из товарищей. Хочется взглянуть в их лица, но из-под опущенного козырька кепки ничего не видно. Приходится довольствоваться созерцанием их согнутых коленей. Ученик отмечает про себя, что пятки их опущены, и осознание этого факта вызывает у него неподдельную гордость и уважение, пусть даже их не хватает для того, чтобы перебить секундный, гаденький страх перед ныне отсутствующим учителем.
— Да харэ уже трястись, — кто-то трогает ученика за плечо и тот возвращается в реальность, умудрившись отметить сильную руку тронувшего. Это — главный школьный хулиган, по совместительству являющийся лидером их небольшого собрания. В любой другой школе его окрестили бы тем, в чьём теле содержится слишком много жиров и поместили бы на самое дно социальной пирамиды, но за жиром скрывались внушительных размеров мускулы. В школе это увидели, поэтому никому ничего другого не оставалось, кроме как признать этого детину негласным лидером. В обычное время ученик боится пересечься с ним и взглядом, но сейчас все равны. — То, что ты здесь, доказывает твою ахуенность.
— Те никакой Лысый не должен быть страшен, ежжи, — поддакивает один из соседей. Голос ничего не говорит опешившему ученику, лишь то, что он принадлежит одному из главных прихлебателей хулигана. Все здесь собравшиеся — его прихлебатели, так что ученик не должен радоваться тому, что он обладает гораздо более тонким слухом, нежели остальные.
— Ты тот, кто смог от него свалить, — добавляет другой. — И смог стать тем, кого он не отымел в очко.
Ученик улыбается, но натянуто. Конечно же, благосклонный ко всем Балдуин Аркадьевич никогда не позволил бы себе даже пальцем коснуться чьего-либо анального отверстия, не то, чтобы погрузить туда линейку. Но он творит куда более ужасные вещи: особо отстающих учеников он заставляет проходить очень, очень сложное испытание. Пока прочие педагоги всего лишь дают задания и уходят по делам, Балдуин Аркадьевич подходит к этому вопросу с более творческой стороны. Он раскидывает тетради по кабинетам математики, а за неимением оборудования кабинетами математики могут считаться все кабинеты в школе, и велит ученикам находить их и решать написанные в них задания. Решил все семь и все правильно — можешь идти домой. Если допустил хоть одну ошибку, готовься к тому, что Балдуин Аркадьевич проведёт тебе очередную лекцию на тему важности математики и заставит решать всё с самого начала. Сбегать бесполезно: он пристально следит за каждым движением ученика и слышит скрип любой двери, что он открывает.
Никто не смог отвертеться от Балдуина Аркадьевича. Никто… кроме этого ученика.
— Так как ты свалил от него? — вклинивается в разговор третий и последний подпевала, а ученик чувствует, что пространства этого крохотного уголка совсем не хватает на них пятерых. Основную часть его занимает именно хулиган, но ученик боится пошевелиться, не желая толкать его и злить. Когда он предпринимал прошлые попытки сбегать от Балдуина Аркадьевича, то постоянно «забывал» о хулигане, который тоже тешил себя мыслями о побеге, но предпочитал их воплощение в жизнь поползновениями на шоколадки ученика. Приходилось мириться с его прихотями, иначе его немалое тело ни за что бы не сдвинулось с места. В тот раз всё было иначе: хулиган набил своё брюхо до отвала заранее и поспешил удалиться из школы, чем значительно облегчил побег. Впрочем, говорить при нём и его товарищах о том, что именно благодаря его отсутствию удалось сбежать, ученик стесняется и боится, понимая, что в этот раз сбежать у него не получится.
— Сломал его линейку о его смазливое ебало, — коротко отвечает он.
— Он тебя за это должен был отыметь по самую шею этим линеечным обломком, — ржёт хулиган. Остальные смеются ему в такт, но ученику совсем не до улыбок. Сломать кое-что ему всё-таки пришлось, но, конечно, это и близко была не линейка, но скакалка маленькой девочки — дочери директора. Ей было всего лишь где-то около пяти, и, как и всякий ребёнок подобного возраста, она обожала игрушки, а в особенности — ту самую скакалку. От прочих детей её отличала необыкновенная щедрость, и каждому прохожему она демонстрировала эту игрушку и очень настойчиво просила поиграть с неё. Даже не просила, а раскручивала — коли попал ты к ней, то должен сделать пять прыжков. Сделаешь ошибку — начнёшь сначала. А Балдуин Аркадьевич не дремлет, схватит за руку, и потащит в свой кабинет… Его-то, в отличие от ученика, совсем не трогают слёзы маленькой девочки. Ученика, впрочем, они не тронули тоже, когда ему хватило ума и бессовестности выхватить ножницы из кармана и разрезать ненавистную скакалку. Но впереди ещё много трудностей…
— Наверное. Смог съебаться, и отлично.
— Так какой он? — с каким-то приторным любопытством пытается заглянуть в глаза ученику один из прихлебателей. — Неужто такой ёбнутый, как о нём говорят?
— Он, говорят, живые носки видит. — Ученик многозначительно молчит, даже решает козырёк кепки немного приподнять, чтобы оценить реакцию товарищей, но, будучи не до конца удовлетворённый этим (почему-то они выглядят достаточно разочарованными) добавляет: — И со шваброй ебётся.
В следующую секунду воздух сотрясается одобрительными хлопаньями и смешками. Теперь и ученику хочется улыбаться вместе с ними: шутка, хоть и не являясь до конца шуткой, получается успешной. Конечно же, Балдуин Аркадьевич — полностью психически здоровый человек. Или, по крайней мере, не такой чокнутый, как заявлял об этом ученик. Кое-какие отклонения, судя по всему, у него и правда присутствовали, ибо никто в здравом уме не станет делать швабру на радиоуправлении. Отсутствие денег здорово сковывало директора, не позволяя ему нанять нормальных уборщиков, так что Балдуину Аркадьевичу приходилось спасать школу от грязи самому. Ученик не знает, как простому учителю математики удалось построить то, что не всякий механик способен сконструировать, но результат на лицо: этот плод слияния прорывных технологий и школьной нищеты наводит ужас на всех, а его громогласное «Время уборки!» даже у хулигана вызывает неподдельную дрожь и неконтролируемое недержание собственных продуктов жизнедеятельности. Стоит благодарить всех известных богов за то, что Балдуин Аркадьевич своё детище выпускает на свет Божий крайне редко.
— А я говорил! — ржёт хулиган. — Говорил вам, идиотам! Этот Лысый пидор таки сует себе что-то в задницу!
— Дай-ка угадаю, — вдруг интересуется один из прихлебателей. — Ты смог ему дать в жопу, и он тебя отпустил?
— Не-а. Он на меня свою сраную куклу спустил.
Все замолкают, и ученик невольно любуется тем, какой фурор произвёл.
Одним из самых странных увлечений Балдуина Аркадьевича было создание кукол. Делал он их из собственных старых носков, прилепляя к ним пластиковые глаза. Если бы на этом всё и заканчивалось, было бы гораздо проще, но он, как всегда, пошёл гораздо дальше. Он решил создать что-то новое, что-то, благодаря чему он сможет следить за учениками гораздо лучше. И, поскольку у него уже имелся опыт по созданию машин, он решил и куклы с ними объединить. К счастью, на этот раз всё было гораздо проще: те немногие безумцы, которые осмеливались подобраться к кукле-носку и снять с неё «покрывало», обнаруживали там странного робота с камерой на колёсиках. Тех детей, которым это удалось сделать, больше никто никогда не видел, некоторые посчитали, что Балдуин Аркадьевич превратил их в таких же роботов. Ученик решил не разделять с ними судьбу, но избежать встречи с этим чудовищем ему всё равно не удалось. Хорошо, что человечество ещё не изобрело такого, от чего не могут спасти быстрые ноги. А если и изобрело, то в рамках школы это не сможет воплотить даже Балдуин Аркадьевич.
— Ну ты и молодец, — одобрительно хлопают его по плечам.
— Так-так-так, — вдруг раздаётся до боли знакомый голос и все замирают. Ученик вдруг чувствует, что на самом деле хулиган не такой уж и толстый, а значит, за него вполне можно пролезть. Он пытается просунуть руку в пространство между внезапно выпрямившейся спиной, и когда ему это каким-то чудом удаётся сделать, он стремится засунуть туда и ногу. Точно также делают и остальные три ученика, и теперь они вчетвером соперничают за место за могучим телом хулигана. Ему самому такое совершенно не понравилось бы, но он только и может, что во все глаза смотреть на внезапно нагрянувшего Балдуина Аркадьевича, совершенно не ощущая кипиша, что творится за его могучей спиной.
— Здравствуйте, Балдуин Аркадьевич, — только и может сказать он тихо. Где-то позади раздаются сдержанные маты ученика и трёх прихлебателей, и такая картина совершенно не нравится ни самому хулигану, ни учителю, так что наконец и он решает вступить в конфликт.
— Ну-ка, отойди, — голос его звучит тихо, но так похоже на приказ, что хулиган и вправду отходит. Что-то хрустит, должно быть, его туша прошлась прямо по пальцам особо невезучих, а значит, всех тех, кто решил, что спрятаться за ней будет правильным решением. — Какие люди у нас тут собрались! А что вы не приветствуете учителя?
— Балдуин Аркадьевич, — хрипит ученик. — А что вы здесь делаете?
— Я здесь живу, — невозмутимо отвечает тот, пригладив к голове единственный волос.
— Прям тут, что ли? — пытается пошутить хулиган, но шипение со всех сторон мгновенно затыкает ему рот.
— Твоя поистине математическая точность поражает меня! — Балдуин Аркадьевич смахивает с глаза невидимую слезу. — Но нет. В любом случае, это совершенно не важно. — Он достаёт из кармана пульт, а ученики замирают. — Один из вас, а именно ты, — он показывает пальцем на ошалевшего ученика, у которого, как кажется ему самому, начинают появляться седые волосы, — нарушил целый перечень школьных правил!
Балдуин Аркадьевич силой вытаскивает несчастного из импровизированной кучи-малы и удерживает его прямо, чтобы он не свалился от переизбытка далеко не самых положительных чувств к учителю. У ученика проносится вся жизнь перед глазами, а состояла она лишь в хождении в школу, побегах от швабр и носков, да встреч с друзьями, которые сохраняют остатки рассудка после обучения в этом филиале ада на земле. Но ученик крепится: сейчас Балдуин Аркадьевич на глазах у всех загонит ему свою чудо-линейку в анальное отверстие и на этом всё кончится. Но реальность оказывается на редкость милосердной.
— Ты заставил дочку директора плакать. Ты бегал по коридорам, и мало того, что бегал, так ещё и мусорил! — Балдуин Аркадьевич очень недоволен, если бы ученик не побоялся открыть глаза, он бы увидел, как поджимаются его губы и как трясётся единственный волос. Но за одно мгновение его голос меняется, теперь в нём появляются более мягкие нотки. — Но ты смог сбежать от моих изобретений!
Тут ученик находит в себе силы для встречного вопроса, посему, дрожа, он наконец нервно, будто по слогам, выдаёт:
— Так… какую оценку я в итоге получил?..
Где-то раздаются восхищённые вздохи. У него, у этого ученика, посмевшего пойти наперекор самому Лысенко, ещё хватает яиц для того, чтобы задавать ему вопросы! Впрочем, судя по необычайно довольному лицу Балдуина Аркадьевича, можно сделать вывод о том, что он ожидал именно такого вопроса.
— По физкультуре — пять, — на лицо ученика возвращается улыбка, но в следующую же секунду она гаснет, — по математике и ОБЖ — два. Ты совершил семь ошибок! Семь! И не стыдно тебе! И ладно бы только это, тебе ещё и не противно сидеть в такой грязи… Ну, ничего, я с удовольствием помогу тебе и твоим друзьям выбраться отсюда. Я вас даже прямиком до школы доставлю!
— Не на-
Но поздно. Балдуин Аркадьевич нажимает на кнопку невесть откуда взятого пульта, и из-за поворота выезжает та самая швабра. «ВРЕМЯ УБОРКИ!» — орёт она, невесть каким образом «выметая» хулигана и его приспешников из угла. Они пытаются отползти, откатиться, убравшись с пути этой чудо-машины, но у них ничего не получается. Ученик мог бы только посмеяться над ними, но всё, что он может — стать частью очередной кучи-малой, единственное отличие которой от первой состоит лишь в том, что теперь её основа — демоническая швабра.
Неизвестно, сколько времени прошло, неизвестно, сколько охов, ахов и матов было произнесено за это время, но одно можно сказать точно: когда швабра наконец прекращает орать громогласное «время уборки», учащиеся оказываются прямиком в кабинете математики, с уже поджидающим их Лысенко. И не только им: на огонёк заходит ещё и директор с его дочерью, да ещё и с новой скакалкой.
— Это он, папочка! Вот тот мальчик, что сломал мне её! — хнычет она.
— Ничего, милая, ничего, — гладит он её по голове. — Мы накажем его. — И он смотрит на ученика так презрительно, что тому начинает казаться, что он откроет завод по производству навоза прямо здесь, за стулом. Не прибавляет расслабленности ещё и Лысенко за учительским столом…
— Блять, — коротко, но тихо высказываются все, что хулиган, что его прихлебатели. Молчит лишь ученик, ему и без того огребать больше всех.
— Ну что? — улыбается Лысенко. — Начнём урок?