Сколько Хэлен себя помнила, Япония всегда казалась ей изумительной страной. Аниме, манга, дорамы волнуют молодую душу совсем не так сильно, как история взлётов и падений этого удивительного государства, которое принимает на себя удары жестоких волн океана, земельную тряску и, ко всему прочему, два огромных взрыва, один из которых полностью уничтожил японскую столицу. Но японцы очень, очень цепляются за жизнь и свою страну, так было раньше, так будет и впредь. И, конечно, они и на этот раз показали всем, чего стоит их народ: всего за десять лет они отстроили Токио, добавив к нему ещё и приставку «Нео» — «новый», «возрождённый», а лучше «переродившийся».
Старый Токио — ветхлый, древний и грязный. Блеск его улиц поражает воображение, заставляя думать очередного туриста о том, что он попал в настоящую сказку двадцатого века, где нет ни голода, ни болезней, а только торжество традиций и техники, богатство и блеск. Старый Токио умеет себя преподнести, и вот турист уже и не задумывается о том, чтобы покидать центр города и познавать обратную сторону этого великолепия. О нет, турист предпочтёт и дальше кружить себе голову. Он продолжит ходить по храмам, кланяясь богам и духам, которых он считает лишь порождениями странного японского разума, смотреть на американские автомобили, осточертевшими ему ещё на родине и любоваться многоэтажными домами, которые, не имея в себе ничего особенного, кроме надписей на странном языке, умудряются поражать неискушённое воображение.
Но Хэлен хочет большего. Хэлен плевать на внешнюю красоту, которая порядком мозолит ей глаза. Это не та Япония, которой следует восторгаться, но одна из многих стран, что получает доходы за счёт наивных туристов. Хэлен сворачивает в один из многих переулков, что не подвластны этому фальшивому блеску и погружается в истинную Японию с её настоящими людьми и традициями, не сошедшими со страниц блестящих буклетов.
Улицы истинной Японии не могут похвастаться светлостью и чистотой. Они, на самом деле, мало чем могут похвастаться, но уж точно не тем блеском, который слепит глаза на главных улицах Токио. Зато тут чувствуется особая атмосфера, со всеми её бранными словечками, запахами и многими-многими другими радостями и горечи жизни, от которой так бежит обычный турист. Он хочет остаться в «новом» Токио, и совсем не хочет познавать Токио старый и хиреющий, готовый в любую минуту свалиться от всех тягот и сломленных жизней. Но Хэлен всё равно почему-то его любит: возможно, из-за того, что он напоминает ей саму себя.
Хэлен не любит вспоминать о прошлом, и Токио тоже пришлось от него отказаться. Прошлое сметено взрывом, а спустя тридцать лет оно было обновлено ещё одним.
Нео-Токио — дважды обновлённый. Хэлен уже не успевает познать его прежним, зато теперь может насладиться Нео-Токио нынешним. И она не видит никакой разницы между ним и тем Токио, что был стёрт с лица Земли. Разве что неоновых огней стало гораздо больше.
Но сейчас это Хэлен не волнует совсем. Она приехала не как турист, и даже не как гость. Теперь она — волонтёр, в котором оказалось достаточно решимости для того, чтобы хотя бы попытаться помочь японскому народу встать на ноги. Второй взрыв был итогом кровавой революции, которая скосила население Токио практически вдвое, и теперь стране отчаянно нужны рабочие руки. А Хэлен не может остаться в стороне.
Любители манги и аниме среди волонтёров тоже хватает, и Хэлен не может отказать себе в удовольствии смотреть на то, как омрачаются их лица, некогда полные радости и счастья от погружения в давным-давно выдуманную приторно-сахарную атмосферу. Японию никогда нельзя было назвать страной сказок, но теперь она и вовсе непохожа на выдумку с экранов и страниц. Реальность всегда впечатляет гораздо больше каких бы там ни было фантазий.
Впрочем, самой Хэлен редко когда удавалось увидеть это всё воочию: её потянуло поближе к усталому японскому народу. После катастроф таких масштабов люди редко показывают носы дальше улиц, которые каким-то чудом остались нетронуты и Хэлен решила обосноваться там. По разрухе ей ходить не хотелось, да и для прогулок сейчас не время. Сейчас стоит самоотверженно помогать выжившим, бороться за восстановление каждого здания, вкладывать деньги в фонды, в конце концов.
Но Хэлен идёт гораздо более простым путём: она всего лишь устраивается на работу барменшей в замызганном баре под названием «Харухия». Простенько, но со вкусом, зато вот клиентуру таковой назвать тяжело. Впрочем, чего ожидать от старого, чудом сохранившегося бара? Наверняка он ещё и единственный на весь город, или хотя бы район. Иначе как объяснить, что сюда приходит столько народу?
И каждому нужно помочь или хотя бы выслушать, хоть это совсем не входит в обязанности бармена. Ей, на самом деле, нужно делать совсем чуть-чуть: всего лишь смешивать напитки разной степени содержания алкоголя, да стараться не смотреть на лица японских пьяниц, которые отчаялись до такой степени, что единственное спасения видят лишь в алкоголе. Впрочем, Хэлен не может их осуждать: сама-то она тоже наверняка ударилась бы во все тяжкие, если бы её собственный дом испарился без следа, а все родные и близкие канули в небытие. Вот и добивают себя японцы, чтобы за ними вслед отправится.
Впрочем, впадают в отчаяние далеко не все, а только слабые. Сильные же заняты чем-то другим, им не нужна сомнительная помощь Хэлен. Но иногда даже они опускаются до простых смертных, заглядывая на огонёк и тут же исчезая: великие дела не ждут. Но их приход как будто осветляет всех остальных, даже Хэлен внушая уважение.
Но этот странный парень в красной куртке не вызывает ничего, кроме недоумения, зато японские забулдыги как будто с почтением расступаются перед ним, да ещё и перешёптываются друг с другом.
— Это же Канэда!..
— Тот самый, да?..
— Подвиньтесь, дайте ему пройти!
И многие-многие другие фразочки, которые выкрикивает толпа, едва завидев своего героя.
— Здарова, пацаны, — широко улыбается он, и толпа замолкает, восхищённо глядя на него. Да, понятие скромности этому парню мало знакомо, но Хэлен и не осуждает его: она сама бы вела себя не сильно лучше, если бы ей такой почёт оказывали.
— Что заказывать будете? — Хэлен старается, чтобы в её голосе не звучало и нотки любопытства. Она всего лишь бармен, а барменам не полагается общаться с посетителями, что, конечно же, не мешает Хэлен играть роль психолога.
— Нихрена себе ты страшная, — ржёт Канэда вместо ответа. Хэлен наверняка следовало бы обидеться, а то и послать его к чёрту, но ей всё равно: она уже давно смирилась с тем, что её внешность не вписывается ни в какие каноны японской красоты. — Но и так сойдёт, — вдруг подмигивает он.
— Что будете заказывать? — бурчит она, заранее готовя стакан.
— Без разницы, до чего лапа дотянется, — заливисто смеётся он.
Хэлен достаёт самое мерзкое пойло, которое не нравится никому из посетителей, и наливает Канэде. Он наверняка даже не интересовался, что будет пить, иначе не выпил бы залпом стакан. Сколько этому пацану лет вообще? На вид где-то около шестнадцати. Никто в здравом уме не станет продавать такому мальчишке настоящую выпивку, так что Хэлен специально для него выставила безалкогольное пиво. Его никто не заказывает. Она, между прочим, для Канэды из собственных запасов пожертвовала.
Но он подарка не оценивает.
— Ну и дря-я-я-янь, — только и протягивает он, морщась и глотая. — Ничё лучше дать не могла?
— Не-а, — смиренно отвечает она. — Сам же сказал, до чего дотянусь, то и дам тебе…
Позади Канэды раздаются сдержанные смешки, и Хэлен хочется улыбаться.
— Ладно, хрен с ним, Кэй всё равно орать будет, если я пьяный припрусь… Но я всё ещё хочу как следует нажраться.
Он с напускной брезгливостью бросает несколько купюр на стойку, и Хэлен не решается отказать ему. Нехорошо спаивать совсем молодых ребят, но Хэлен просто нужно выполнять свою работу: дать забыться отчаявшимся людям. Впрочем, этот Канэда на отчаявшегося не тянул. Да и чёрт с ним. Пусть попробует алкоголь, поймёт, какая это дрянь и больше к ней в жизни не притронется.
Хэлен наливает очередной стакан, но на это раз там плещется кое-что покрепче, и Канэда выпивает его также быстро, как и первый. И, ожидаемо, чуть не сплёвывает на пол.
— Это даже хуже, чем в прошлый раз! — кривится Канэда, но на этот раз его реакция уже не вызывает одобрения. — Эй вы! — вдруг поворачивается он и кричит толпе: — Как вы можете пить эту срань, а?
— Ты бы заткнулся лучше!
— Нихрена не знает, а сам лезет!
— Малолетний дебил!..
Да, — ухмыляется Хэлен. Толпа легко меняет своё мнение. Особенно когда она пьяна.
Но Канэда не сдаётся.
— Могли бы и спасибо сказать тому, кто спас ваши задницы от всемогущего божка. Вас бы расхреначило по этим развалинам, как нехер делать! — кричит он, и Хэлен невольно переводит взгляд на толпу перед ним. На их лицах вдруг появляется уважение. — Вы здесь бухаете только благодаря мне, мать вашу!
Похоже, его уже разнесло, но эта пламенная речь способна их успокоить и даже немного отрезвить. Кто-то смущённо уходит, кто-то смиренно идёт в уголок. В итоге спустя совсем короткое время у стойки остаётся один Канэда, явно довольный собой.
— Мощно, — только и может выдавить из себя Хэлен. Ей становится немного жаль толпу, которая теперь ёжится по углам, не в силах противостоять могучему духу Канэды. Но потом она вспоминает, как сильно алкоголь снижает человеческое достоинство, и ей становится стыдно за то, что она как раз его и поставляет всем желающим. Ей заранее жаль, что и этого паренька придётся спаивать, но поделать нечего.
— Нормас, — лыбится Канэда. — Ставлю на то, что ты нихрена не поверила моим словам.
Она смиренно мотает головой, вдруг ощущая непривычное желание поболтать с этим странным, но по-своему неплохим малым.
— Ну, так я и думал, — смеётся он, жестом требуя ещё один стакан выпивки. — А я ведь правду говорил, слово пацана даю!
— То есть ты — тот человек, который смог одолеть бога? — спрашивает Хэлен, весело прищуриваясь. Она не поверит ни единому его слову, но пусть выговаривается. Пусть. Много кто из пьяниц ей выговаривается, и все их откровения она не задерживает в голове больше, чем на вечер. Своих хватает.
— А то! — Канэда хочет, чтобы в его голосе звучал задор, но на самом деле в нём слышна лишь горечь. А знаешь, что самое херовое? — Хэлен примеряет на лицо маску сочувствия: недостаточно хорошую для актёра, но годную для игры на публику пьяниц. — Им оказался… — он вдруг злобно щурит глаза, и чуть ли не выплёвывая слова, бросает: — А, впрочем, хрен с ним. Я вижу, что тебе до жопы мои проблемы.
Хэлен так широко раскрывает глаза, что Канэда невольно приоткрывает рот. Неужто кто-то всё-таки смог заметить? Надо этому пацану ещё налить, а то мало ли. Раз уж вызвалась играть роль недопсихолога, то надо играть её до конца.
Канэда не понимает намёка, выпивая всё одним большим глотком.
— А-а-а-ай, хорошо-о-о-о, — протягивает он, пьяно улыбаясь. — Знаешь, а ты не такая сука, какой я тебя посчитал… думаю, тебе можно рассказать, что дальше было.
— С радостью выслушаю, — прохладно бросает она, стараясь, чтобы он не заметил блеска в её глазах.
— Так вот, этот божок оказался моим лучшим другом. Мы из одного приюта были, — коротко поясняет Канэда, и позади раздаются полные сочувствия вздохи. Хэлен вторит им почти одновременно, и Канэда вдруг ухмыляется. Фальшиво, или нет, определить трудно. — Потом мы пошли в училище, там было весело-о-о… Мы с Тецуо, а именно так моего дружбана звали, на учёбу забили огромный и толстый, всё равно потом батрачить пойдём, так что мы основали банду байкеров.
— Ставлю на то, что твой байк был круче, — вдруг решает вставить своё слово Хэлен. Канэда, впрочем, только рад её вниманию.
— Да, ещё какой! И почему сразу был? — прищуривается он с недовольством. — Он у меня и сейчас есть… лучше прежнего даже! И световая пушка тоже. Правда, полицаи потом отняли, козлы, ну и хрен с ними. Сам когда в мусора пойду, наверняка обратно выдадут.
«Прёт его, похоже. Сильно прёт. Больше ему наливать не надо», — решает Хэлен.
— Но она всё равно херня полнейшая. Не помогла она мне Тэцуо вытащить, не помогла!.. — его голос как будто немного дрожит, а на глазах выступают слёзы и Хэлен начинает искать носовой платок. — Хотя ему всё равно ничего не помогло бы… — Канэда вдруг начинает трястись, и Хэлен вновь ругает себя за то, что налила слишком много.
Она не может подавить желание выйти из-за стойки и обнять несчастного пацана, из-за чего пьяницы позади издают вздох умиления. Хэлен, конечно, Канэде не мать, но у него таковой всё равно никогда не было. Пусть хотя бы на мгновение немного отойдёт. Мысль о том, что всё, что он сейчас рассказал — чистой воды пьяный бред, она стремится засунуть куда подальше.
— С-спасибо… — наконец перестаёт трястись Канэда, но когда Хэлен наконец возвращается на место, он начинает громко, но фальшиво ржать. — Поверила! Поверила! Нахрен мне сдался тот, кто меня хотел убить и на части разорвать, а? Совсем материнский инстинкт мозги запудрил, а?
Где-то позади Канэду сквозь зубы называют ублюдком, а Хэлен хочется смеяться самой. Забавный он парень. Несчастный только.
— Обо мне девушка может позаботится, — наконец бросает он, отсмеявшись. — Люблю её донельзя! Хорошо вышло: друга просрал, а бабу нашёл, да ещё какую!.. — Хэлен думает, что сейчас он будет описывать огромную грудь и задницу своей подруги, но он успешно обманывает её ожидания. — Такую бой-бабу ещё поискать надо!.. Ни одна из тех куриц, которые со мной и Тецуо учились, даже рядом с ней не стояли! Мы могли бы поднять с ней революцию! Если бы, конечно, не было этого сраного взрыва. Мне, между прочим, крупно повезло: я в него попал, и остался жив, да-да!
Хэлен хмыкает. Его прёт слишком сильно.
Канэда наверняка мог бы и дальше травить свои интереснейшие истории, но тут неожиданно врывается какая-то незнакомая девушка. Врывается быстро, чуть ли не вышибая дверь ногой. Пьяницы начинают всё сильнее жаться к стенам, а самые трусливые из них так и вовсе начинают выбегать из дверей.
— Вот ты где! — гневно кричит она, хватая Канэду за шкирку как котёнка. Тот, кажется, вовсе не сопротивляется, с необыкновенным покорством падая со стула на потеху Хэлен. Он не издаёт ни единого звука: вот как на него действует алкоголь. — Чтоб ноги твоей больше здесь не было!
Она даже не смотрит в сторону Хэлен, а та только рада этому. Не хотелось бы ей попадать под горячую руку этой бой-бабы, но она уже выметается, а Канэда послушно следует за ней.
Пьяницы, ничего не понимая, в изумлении смотрят на Хэлен, а та бессмысленно пялится в пустоту. Так прошло минут пять, и когда наконец наступает время закрытия, все послушно покидают Харухию, так и не поняв, кто же такой этот Канэда. Но одно Хэлен может сказать наверняка: этого пацана можно считать настоящим японцем, как раз под стать тем нищим старого Токио.
Но одно волнует её до сих пор.
Вдруг всё, что он сказал, было правдой?