Хэ Сюань на протяжении нескольких сотен лет верил, что все его цели, его мщение, его возмездие — единственное, что может принести облегчение. Он надеялся, что после того, как со всем разберется, когда сотрет с лица земли и небес тех, кто испортил его почти идеальную человеческую жизнь, он сможет почувствовать что-то кроме боли и ненависти. Ши Уду украл то, что ему не принадлежало, передарил своему брату его жизнь. Вот так просто, лишив его и шанса на нормальное будущее. Хэ Сюань ненавидит Ши Уду. Его смерть ничего не меняет — он не может вернуться туда, где его любили, где он был счастлив по-настоящему. Хэ Сюань ненавидит Ши Уду, но не его младшего брата. Как бы он ни пытался, как ни старался относиться к Цинсюаню так, как он этого заслужил — не выходило. Он до сих пор помнит полный ужаса взгляд и слезы, бегущие по белоснежной коже щек. Раньше он всегда заливисто смеялся, нервировал этим почти постоянно, но видеть его таким — совсем иное. Ни облегчения, ни удовлетворения, ни радости — только боль и ненависть, но уже к самому себе. И ноющее, раздражающее чувство где-то в том районе, где болело бы, будь он человеком. Он мотает головой, пытаясь отогнать непрошенные мысли. В конце концов он демон — Повелитель черных вод. Ему все это чуждо.
Хэ Сюань выходит из своей комнаты, и ноги сами несут его туда, где хотелось бы быть меньше всего. Он поворачивает ключ в дверной скважине и заходит. На полу в грязных рваных одеждах лежит он. Раздражающее чувство поднимается к горлу и душит. Цинсюань просил о смерти, много раз просил, и просит до сих пор, когда находится в сознании. Хэ Сюань всегда отвечает одинаково или делает вид, что не слышит, стоя по ту сторону запертой двери. Цинсюань лишь забивался в угол комнаты, отводил взгляд и молчал. Хэ Сюань был уверен, что делает это только потому, что кто-то должен расплатиться с ним сполна, раз Ши Уду мертв. Возможно, тогда придет и облегчение, и удовлетворение, и радость. Признаться самому себе в том, что он привязался и полюбил — проще умереть самому.
Он медленно походит к Цинсюаню, что свернулся калачиком на холодном полу, и присаживается на корточки рядом с ним. Его грудь медленно вздымается от слабого дыхания, некогда ухоженные волосы спутались, скрывая болезненный вид лица. Рука сама тянется к его голове. Он убирает грязные ломкие пряди с лица и ужасается, словно видит его впервые: лицо еще бледнее, губы потрескались и кровоточат, на впалых щеках блестят капельки невысохших слез. Снова плакал перед тем, как уснуть, думает Хэ Сюань. Смотреть на него в таком состоянии страшно, что еще хуже — больно. Он не привык видеть его таким. Лицо человека, лежащего сейчас перед ним, совсем не вяжется с жизнерадостным и щедрым Повелителем Ветра, которого все знали. Чтобы Цинсюань умер, совсем необязательно его убивать. Он умирает в эту самую секунду понемногу, теряя себя. Достаточно просто держать его в этой холодной комнате и дальше.
Хэ Сюань чувствует, как его руки дрожат. Ни облегчения, ни удовлетворения, ни радости. Он придвигается чуть ближе и сгребает тело Цинсюаня в объятия. Тот совершенно не двигается, когда Хэ Сюань все же решается и поднимает его на руки. За последнее время он слишком мало ел, у него совсем не осталось сил.
Он знает, что должен делать, иначе никогда себя не простит.
В Императорском городе шумно и людно. Жизнь, как обычно, кипит и не стоит на месте. Хэ Сюань находит безлюдный переулок и решает, что это отличное место, чтобы его оставить. Мысль о том, что скорее всего, они больше не увидятся, неприятно свербит в голове. Так нужно, так правильно, уверяет он себя. Хэ Сюань никогда не стремился быть его другом, но он им стал, и в этой роли он просто отвратителен. Ему не место быть рядом. Он осторожно усаживает Цинсюня на землю и прислоняет к стене, будто боится сломать. Он хочет подняться и бежать отсюда как можно скорее. Когда Цинсюань очнется, то сможет встать и идти, начать все снова. Это будет тяжелая жизнь, но лучше той, что может предложить ему Хэ Сюань.
— Выживи, — тихо говорит он и касается холодными губами его лба, — Цинсюань, пожалуйста, выживи.
Он возвращается в свою комнату, и его взгляд цепляется за веер, что лежит на столе — сломанный, совсем не пригодный больше для использования. Сознание совсем некстати напоминает, как Цинсюань, игриво смеясь, обмахивался им и попутно нес какую-нибудь очередную несвязную чепуху — не заставить помолчать хотя бы секунду. Губы сами по себе расплываются в еле уловимой улыбке. Вот же чудак, всегда таким был. Сломанный веер, такой же сломанный, как и его хозяин. Хэ Сюань садится за стол и берет его в руки, рассматривая с разных сторон. Очень хочется его починить. Возможно, однажды представится шанс его вернуть. Наверняка Цинсюань обрадуется.
Веер пылится на столе уже не один месяц, Хэ Сюань все не решается его вернуть. Он иногда приходит в Императорский город, чтобы посмотреть, как у него дела, и вздыхает с облегчением, когда видит, что Цинсюань хоть немного, но идет на поправку. Местные бездомные, к которым он прибился, немного откормили его. К лицу вернулся привычный здоровый румянец, синяки и ссадины затянулись. Конечно, это все еще не тот Цинсюань, которого он знал, — он никогда уже не будет таким беззаботным, но Хэ Сюань очень надеется, что однажды он снова сможет жить в полную силу, не оглядываясь назад. Наивно с его стороны желать подобного, когда все, что происходит с Цинсюнем, его вина и, конечно, Ши Уду. Хэ Сюань все еще ненавидит его за то, что он сделал с ними.
Возможно ли это вообще?
Он не уверен, когда видит, как группа людей избивает несколько бездомных из храма, в числе которых есть и Цинсюань. Он обещал себе больше не вмешиваться в его жизнь, обещал себе, что даст ему прожить самостоятельно, но слыша, как тот отхаркивает кровь, сдерживает стоны от боли, видя, как он пытается сопротивляться, Хэ Сюань едва может сдержаться, чтобы не разогнать их всех, убить на этом самом месте.
— Выживи, — шепчет он себе под нос и, делая усилие над собой, уходит прочь под еще доносящиеся до его ушей звуки ударов и ломающихся костей.
Веер все еще лежит там, где его оставил Хэ Сюань после того, как починил. Он старается даже в его сторону не смотреть, не то чтобы в руки взять.
— Время возвращать долги, — Хэ Сюань ждал, когда Хуа Чэн с ним свяжется, и у него почти заканчивалось терпение. Он хотел помочь Цинсюаню, но обещал себе не вмешиваться. То ли дело Хуа Чэн просит — Хэ Сюань действительно ему задолжал. Пусть он не будет собой снова, но по крайней мере он сможет оказаться рядом. Какая ирония, Хэ Сюань никогда не мог позволить себе предстать перед Цинсюанем настоящим, да и не сможет уже никогда. Он прячет веер в одежды и отправляется в Императорский город. У него появился повод.
Когда он оказывается в городе, то наблюдает, как сотни людей собрались, чтобы противостоять призракам, он без труда отыскивает среди них растрепанную макушку Цинсюаня. Его глаза снова горят, он улыбается так широко, ярко, привычно. Пышет энергией. Пусть он выглядит как бездомный калека, побитый жизнью щенок, но его улыбка снова искренна и пробирает Хэ Сюаня до самых костей. Чувство, которое он испытывал все это время, больше не раздражает. Он смиряется и делает шаг ему навстречу.
— Хуа Чэнжу! Ты вернулся наконец! — Цинсюань обращает на него внимание, и кровь стынет в жилах.
Я не Хуа Чэн, хочется сказать. Я всегда рядом, кем бы я ни был. Я присматриваю за тобой.
Но он молчит и просто смотрит.
— Чего стоишь? Видишь камни над нами? Помоги скорее, иначе люди погибнут!
— Ты и сам справишься, — говорит он ровным голосом, пытаясь не выдать себя.
— Не шути так, — Цинсюань по-детски надувает щеки. И это в такой-то момент. — Как я по-твоему должен это…
Он не успевает договорить: Хэ Сюань хватает его за шиворот и что есть сил бьет по спине, чтобы передать духовных сил. Этим движением он едва не разрывает круг из людей, но Цинсюань не отпускает их рук, даже когда падает на колени. Он морщится от боли, но тут же, через мгновение на лице появляется улыбка, когда он чувствует прилив сил — мягкий свет обволакивает все его тело.
— Спасибо конечно, — снова говорит он, поднимаясь на ноги, — но все же, Хуа Чэнжу, разберись с камнями…
Хэ Сюань запускает руку в одежды, медленно достает починенный им веер и небрежно кидает в сторону Цинсюаня.
— Я же сказал, разберись с этим сам! — раздраженно бормочет Хэ Сюань, уже давно выбившись из образа Князя Демонов. — Не перекладывай на меня!
Он замечает, как вытягивается лицо Цинсюаня от удивления, руки дрожат. Наверняка он и не надеялся уже увидеть эту вещицу вновь. Глаза блестят в предвкушении, и он уверенно сжимает свой веер, делая взмах рукой. Камни в тот же момент уносит порывом ветра на безопасное расстояние. Многие люди, что не верили болтовне Цинсюаня до этого момента, начинают перешептываться между собой, кто-то восторженно кричит ему, а тот злится и бурчит что-то о том, что он всегда был с ними честен. Он все еще глядит на свой веер, до конца не осознавая, что он снова смог воспользоваться им.
Хэ Сюань хочет улыбнуться, но не может. Цинсюань поднимает на него взгляд и смотрит с благодарностью. Тот же быстро отворачивается, потому что понятия не имеет, что может сейчас сказать выражение его лица. Много лишнего, наверное.
— А кто его починил? Я уверен, что он был сломан, — вновь подает он голос.
— Я, — тихо отвечает Хэ Сюань. И совсем уже не важно, как эта правда выглядит в чужих глазах.
Когда все закончится, он уйдет - и теперь уже навсегда. У Цинсюаня снова есть те, кто о нем позаботятся, а ему больше незачем крутиться рядом. Так будет правильно.
— Спасибо, Хуа Чэнжу, — его голос звучит мягко и признательно. Хэ Сюань уже и не думал, что услышит нечто подобное, обращенное к себе. Если бы только Цинсюань знал.
Если бы только знал.