– Вот. По старой дружбе с тебя чуть меньше обычного, всего лишь на пару тысяч.
– Мог бы тогда вообще скидку не давать, жлоб.
Со вздохом второй протягивает несколько рыжих купюр, так приятно шуршащих и так болезненно уходящих. Но ничего не поделаешь, посреди вечной суеты хочется наконец почувствовать себя спокойно, так, словно все проблемы собираются сдвинуться на второй план, так, словно сегодня самый лучший день в жизни.
– Дотторе, пошли в комнату, – зовёт его Панталоне, проходя мимо по коридору к сейфу, чтобы спрятать полученные деньги, и заодно ставя швабру на место. Он ещё с момента прихода Дотторе возился с тем, что тот наследил по всей прихожей. – Только хватит разбрызгивать здесь всю уличную грязь, раздевайся уже.
С небольшим хмыком тот вешает шубу и следует за Панталоне, который уже удобно уселся на небольшом чёрном диване. Плюхнувшись рядом, будущий врач вопросительно смотрит на, заполненный таблетками, небольшой зип пакет в руках у экономиста.
– Что это?
– Ксанакс. Как ты и просил, успокаивает, дарит чувство эйфории, но заставляет чувствовать себя немного сонно.
Дотторе тянется за пакетом, недоверчиво открывая. Берёт одну таблетку и, проверяя её на свету, неуверенно подносит ко рту, всё ещё в раздумьях стоит или нет.
– Ничего с тобой не будет. Не умрёшь, зато в кои-то веке почувствуешь себя спокойно. – Панталоне специально выделил последнее слово. Врач вечно находился в каком-то агрессивно-настороженном состоянии, не подпуская к себе никого, кроме тех, кому он безоговорочно доверял. Дотторе ему не говорил, но экономист был уверен, что и часы сна у него находится в ужасном недостатке.
За стёклами изящных очков блеснул интерес, а руки сами потянулись к рукам Дотторе. Под обеспокоенным взглядом, экономист отобрал у врача таблетку, и, привстав для удобства, властно произнёс: “Открывай”, приподняв парня за подбородок.
И Дотторе послушался, просто выхода у него не было. Он сам на это подписался, а сдаваться в последний момент было не в его стиле, это удел слабых. Тех, кто боится зайти за рамки позволенного. Но как же можно понять и изучить что-то новое будучи скованным?
– Запишешь за меня все эффекты, если я забуду? – просит он
– Конечно.
– Сколько времени потребуется для..?
– До тридцати минут. – перебил Панталоне, уже знающий все вопросы наперёд. подработка диллером была для него уже практически, как основная работа. Может и не стоит тогда выучиваться на экономиста?
Наконец убрав руки с лица Дотторе, Панталоне расслабленно сел рядом, хитро наблюдая за выражением лица врача. Тот выглядел всё ещё нервно, хотя трясущаяся нога понемногу стала замедлять свой темп. И через несколько минут совсем остановилась.
Компания сидела молча, Панталоне наблюдал за действием эффекта, Дотторе же пытался его прочувствовать, не совсем понимая, что именно должно произойти, пока в его голове не родилась идея облокотиться на Панталоне. И она сразу же была исполнена.
Сначала удивившись, а потом ухмыльнувшись, экономист запустил пятерню в спутанные мятные волосы, аккуратно почёсывая в разных местах. Дотторе от таких взаимодействий прикрыл глаза, сильнее прижимаясь к тёплому плечу Панталоне холодной щекой. Казалось, единственное, что ему оставалось, это замурчать. Такое ошеломительное спокойствие парень чувствовал крайне редко и уже практически забыл, как это ощущается, не думать ни о чём, не злиться ни на кого, а просто быть счастливым в моменте. Выждав пару минут, экономист останавливается и освободившейся рукой тянется проверить время на телефоне.
Почувствовав, что такое невероятно приятное и успокаивающее действие прекратилось, Дотторе недовольно приоткрыл глаза, одними губами произнеся “верни”. Панталоне лишь тихо посмеивается, кладя руку на щёку врача.
– Может, так тебе понравится больше?
Мягко поглаживая суховатую кожу, Панталоне чувствует, как Дотторе тянется к его руке, как безмолвно требует больше ласки и как спокойно тот себя чувствует. Хоть один день без злобных выкриков и истеричного смеха. Дотторе жмурится, полу улыбаясь. Приятно. До быстро пробегающих мурашек по спине, приятно.
Панталоне поглаживает за ухом, немного зарываясь в короткие волосы. Видеть Дотторе в таком состоянии было непривычно. Обычно стойкий и холодный, сейчас, совсем растаявший, отчаянно, будто домашний пёс, жался к рукам, стремясь получить больше прикосновений, больше контакта. Очертив одной рукой линию челюсти, Панталоне провёл большим пальцем по губам Дотторе, поймав тёплый глубокий вздох. Аккуратно переместив вторую руку на затылок, всё ещё мягко почёсывая, экономист приподнял врача за подбородок, снова ловя большим пальцем тёплый выдох и, сдвинув палец, примкнул своими губами к шершавым, немного обкусанным губам Дотторе. Тот немного приоткрыв глаза от удивления, сразу же закрыл их, отвечая на поцелуй, медленно, с некоторой долей лени и маленькой искрой страсти. До ужаса приятно. В руках Панталоне Дотторе чувствует себя так, будто он в самом безопасном месте на свете, в месте, где ему ничего не угрожает и можно быть самим собой. Настоящим. Без осуждений.
Панталоне отрывается от Дотторе, чувствуя, что что-то не так, слишком пассивно, даже для действий под наркотиком. Со смешком, экономист наблюдает за размеренным дыханием и плавно поднимающейся грудью заснувшего Дотторе.
– Ну раз так, то засыпай, – тёплым шёпотом экономист произносит эти слова куда-то в приоткрытые губы, а затем, целуя в лоб, уходит. На кухню. Выбросить торчащую из кармана пачку совершенно обычного обезболивающего из любой аптеки. Слишком уж Панталоне дорожил Дотторе, чтобы ввязывать его в адский круг наркозависимости, которая скорее всего могла бы оставить на нём след до конца его жизни, полностью разрушив и так изрядно расшатанную психику.