— Эй, Уил, пойдём туда.

— Нет, Томми, там болото. Мы не пойдем туда.

— Но, Уииил, там стрекозы. И камыш. Я хочу камыш.

Уилбур вздыхает. Очень тяжело вздыхает. Это то, о чем он говорил — Томми на его плечах. И он всячески издевается над ним. Без малейшего сожаления.

— Мы так никогда не дойдем до города.

— Но я не хочу в город. Я хочу в болото. Хочу камыш.

— А, боже мой, ладно! — Уилбур закатывает глаза и сердито направляется к болоту, — Это даже не камыш! Это рогоз!

— Камыш! Камыш! — Томми хлопает в ладоши. И Уилбур проклинает это несчастное болото, которое попалось им на пути.

— Уилбур, стрекозы, — Томми резко дёргает старшего в другую сторону.

И, конечно, они идут за стрекозами.

После нескольких минут непрекращающегося смеха, который распугал всю живность, наверное, в миле от них, и, по ощущениям, пары вырванных каштановых прядей, Уилбур ставит Томми на землю и тут же ловит его за шиворот, когда он направляется прямо в болото.

— Нет, — отвечает он на искреннее непонимание в глазах Томми, — ты сегодня уже плавал в речке, не хочу, чтобы ты попробовал утонуть ещё и в болоте.

Томми ожидаемо дуется, бормоча себе под нос, что он всего лишь зашёл по щиколотку в воду, и топает по направлению к рогозу. После нескольких бесплодных сражений с толстым стеблем он сдается и возвращается к Уилбуру.

— Уил, Уил… помоги мне.

— Неа, разве Большой и Сильный Томми не может этого сделать?

— Но я хочу камыш, — не дождавшись реакции от Уилбура, он продолжает более плаксивым жалобным голосом, — Я был не прав, прости. У меня не получается, помоги.

— Кхм, — опустим то, что это звучало совсем неискренне, Уилбур правда хочет добраться в город до захода солнца, поэтому легко соглашается, — ладно-ладно, ты прощен.

— Отлично! — Томми хлопает в ладоши. Довольная улыбка вновь появляется на его веснушчатом лице, — Эта штука так просто не сдаётся, — он обвинительно указывает на безобидно раскачивающийся на ветру рогоз.

Уилбур вздыхает, достает из кармана плаща маленький складной ножик и легко перерезает стебель.

— Это не честно! — Томми кричит. Уилбур с широкой улыбкой кивает, признавая своё жульничество, и мягко подталкивает брата к дороге. Томми не замечает, слишком занятый рогозом.

— Знаешь, знаешь! Это сейчас он такой! А потом он сделает «пуф», — Томми широко раскидывает руки, — и превратится в много маленьких пушинок, представляешь?

— О, правда? — Уилбур приподнимает одну бровь в притворном удивлении, Томми за восхищением не замечает насмешки.

Местность постепенно начинает меняться.

Скоро вдалеке начинают виднеться маленькие домики, окруженные низкими деревянные заборчиками. Вокруг них грядки с тыквами. Уилбур осматривает все домики — куча грядок, на которых растут только тыквы и ничего кроме них. Ну, у каждого свои причуды. Подумаешь, город, жители которого помешанные на тыквах. Не так уж и странно.

Ладно, может быть, это странно. Домиков становится всё больше, тыкв тоже. Грядки с ними тянуться до самого горизонта, разбавляясь редкими строениями. Уилбур задумчиво оглядывает местность. Что, чёрт возьми, можно делать с таким огромным количеством тыкв? Использовать в качестве строительного материала? Можно ли делать из них одежду, какую-нибудь броню? Шляпы, обувь?

Тряхнув головой, Уилбур останавливается. Что за странные мысли лезут ему в голову? Хотя обувь, пожалуй, из них действительно можно делать. Очень грубую и неудобную.

— Аа! — это Томми. Он кричит. Почему он кричит? Что-то случилось? Он в опасности? — Я наступил в тыкву!

Уилбур вздыхает, успокаивая свое громко бьющееся сердце. Его младший брат — идиот. Который когда-нибудь доведёт его до инфаркта.

— Томми, — начинает Уилбур с лёгкой насмешкой, — Как ты вообще умудрился… — чмяк. Карие глаза недоуменно смотрят на ногу, застрявшую в тыкве. — Как <i>я</i> умудрился наступить в неё? — Уилбур возводит глаза к небу, с видом уже смирившегося со своей участью, но всё ещё терзаемого любопытством человека — что ж за херня такая в его жизни постоянно случается. И под звонкое хихиканье Томми аккуратно освобождает свою ногу из овощного плена. Младший с невозмутимым видом продолжает идти дальше.

— Тебе удобно? — всё-таки не выдержав, спрашивает Уилбур, косясь на тыкву, в которой Томми застрял почти по колено.

Младший пожимает плечами.

— Большая обувь для большого человека.

И не поспоришь же.

Дорога из обычной земляной с двумя глубокими бороздами от колес телег превращается в брусчатую. Маленькие, немного ровные камешки плотно прижимаются друг к другу. Другие дороги ответвляются от главной и уходят маленькими пересохшими речками в разные стороны.

Дорога расширяется, домов становится всё больше. Тыкв, в прочем, тоже. Может… они молятся тыквенному богу? И в конце года приносят ему приношения в сотни тысяч жертв. Маленьких, желтеньких тыкв. Отлучённых от семьи, сваленных в одну кучу в каком-нибудь амбаре, напуганных и отчаянных, оставленных в ожидании часа своей смерти.

А что? В странном месте — странные боги. Вон, его брату приходится терпеть в своей голове соседство кровавого бога. Неприятная личность, но что поделаешь? И жертвы ему тоже надо таскать. Зверушек всяких. Не так жестоко, как маленькие испуганные тыквы, но тоже не очень гуманно.

Уилбур останавливается на перекрёстке и вдыхает полной грудью с улыбкой на губах.

— Ах, цивилизация. Пора вернуться в общество.

По обе стороны стоят красивые каменные домики с кирпичными трубами на крышах и красивыми ухоженными клумбами на маленьких полянках перед входами. Впереди виднеется площадь. В центре фонтанчик. Шагов пятьдесят в каждую сторону и площадь заканчивается постройками и дорогами, расходящимися от центра, как солнечные лучи.

— Кажется, здесь никого нет, — говорит Уилбур, задумчиво оглядываясь по сторонам. Может стоит выбрать одну из дорог и пойти по ней?

— Может посмотрим в этом <i>совсем не подозрительном</i> здании? Там кто-то шумит. — Томми спрашивает беззаботно, часто моргая. Уилбур кривится, переводит взгляд то на брата, то на здание.

Здание старое, но вроде крепкое, с массивными дверями и занавешенными окнами. Полностью чёрное — то ли кирпич изначально был такого цвета, то ли со временем почернело. Выглядит оно конечно жутко и подозрительно, но ничего же страшного не случится, если они просто посмотрят? Правда?

Уилбур делает пару глубоких вдохов, собираясь с духом. И, уже занеся ладонь, слышит звонкий голос.

— Дурень! Совсем спятил? Ты бы ещё себя приготовил и подал под соусом.

— А? — Уилбур оглядывается, ища источник голоса.

— Я говорю — ты дурень, — довольно повторяет голос.

Уилбур с недоверием смотрит на маленькую птичку. Она ехидно чирикает — могут ли птицы ехидно чирикать, или у Уилбура едет крыша?

— Я, кажется, схожу с ума, — растерянно бормочет Уилбур.

— Тебе не кажется, ты действительно сходишь с ума, раз решил добровольно заявиться к ним на праздник. Они же сожрут тебя, — язвительно продолжает птица, потом придирчиво осмотрев Томми, добавляет, — вот ребенка трогать не будут. Оставят себе и будут откармливать какое-то время, но потом тоже сожрут.

Томми удивлённо раскрывает рот. Дёргает брата за рукав.

— Уил! Уил! Птица говорит! Говорящая птица! Уил!

Уилбур хлопает себя руками по лицу.

— Нет, Томми. Птицы не могут разговаривать, их мозг не достаточно развит для речи, — если я это отрицаю, значит этого нет, если я это отрицаю, значит этого нет, если…

— Что ты сказал?!

Уилбур нервно хихикает. И смиряется с происходящим. Ну птица, ну говорит, ну подумаешь. Он вот сейчас будет стучаться к каннибалам и просить, чтобы они отвели их домой. Уилбур замирает. Погодите-ка.

— П-подожди, ты говоришь, они едят людей?

Птица закатывает глаза:

— Именно это я и сказала.

— О, — говорит Уилбур с глупым видом, — н-ну тогда мы, пожалуй, пойдем отсюда, — и, развернувшись для спешного побега, врезается лбом во что-то твердое.

— Ну, — недовольно хрипит мужчина низким голосом, — чего толпитесь у входа?

Уилбур, недоумённо хлопая глазами, осматривает незнакомца. Выглядит он… странно. В соломенной шляпе, простой грубой рубашке, с корзинкой полной яблок. И — это что, тыква вместо головы? О, видимо об неё Уилбур и ударился.

Он отчаянно пытается придти в себя, под восхищенный возглас младшего брата: «мистер Тыква!», что, в общем-то, не очень способствует обретению душевного спокойствия.

— И почему вы ещё не в костюмах? — недовольно ворчит мужчина, — Праздник скоро начнётся.

— Так это костюмы, — старший с облегчением выдыхает.

— Конечно. Не могут же тыквы двигаться сами по себе, — насмешливо говорит мужчина и открывает дверь.

Уилбур подавляет нервный смешок.