Тела людей вечность не живут. Да и монстры тоже не бессмертны. Но последние уходят гораздо позже. Наверняка это из-за решимости. Плотский сосуд создан из крови, мяса и костей. А мясо и кровь гниют. Один только скелет остаётся нетронутым. Наверняка из-за того, что в нём нет решимости.
У Папайруса её тоже нет. И быть не может. Но на черепе ярко сверкают её капли в обрамлении вечно зелёных листьев. Фриск обожала остролисты.
На предпоследнем мысленном слове по костям пробегает дрожь и он не понимает от чего. В душе кипит слишком много чувств и все они одновременно затопляют его сознание. Он не хочет говорить, мыслить о ней в прошедшем времени. Но теперь единственное, что можно сказать о ней в настоящем — она лежит.
Снова дрожь.
Фриск давно перестала быть похожа на ту девочку, которая упала в Подземелье так давно. Тогда Папайрус ничего не знал о людях, и первое его самое большое открытие заключалось в том, что люди со временем меняются гораздо сильнее монстров. Сначала Фриск была девочкой. Затем — девушкой. Женщиной. Старушкой. А в итоге стала всего лишь телом.
Теперь дрожи нет, но почему-то по костям пробегает тепло. На мгновение Папайрусу кажется, что Фриск одобрила бы эти мысли, если бы… Если бы жила.
Папайрус вновь переводит взгляд на тело и качает головой. Касается неподвижными пальцами мёртвой кожи. И почему он до сих пор любит её? В её теле больше нет души. Теперь это всего лишь пустышка, которую совсем скоро зароют в землю. Фриск зароют в землю. И её больше не будет.
И опять дрожь. В последнее время его часто трясёт. Папайрус оборачивается с зарождающейся надеждой и… Не видит ничего. Ничего. И никого. Стоит смириться с мыслью о том, что Фриск больше нет. Её дух покинул этот бренный мир. Наверняка она не хотела этого. Не хотела оставлять Папайруса одного…
По костям, словно кровь, бежит тепло и он улыбается сквозь слёзы. Почему-то храм, в котором он остался совсем один с телом возлюбленной кажется ему прекрасным. Стеклянные окна переливаются всеми цветами красного и в этом свете решимости он видит…
Фриск.
Папайрус невольно закрывает глазницы, протирает их руками и даже не чувствует, как с его черепа падает венок остролиста. Как только красные ягодки касаются земли, Фриск, хмурясь, исчезает.
«Всего лишь видение», — разочарованно думает он и тут же в очередной раз чувствует дрожь. Но на этот раз его не мучают сомнения — то гнев Фриск. Папайрус хороший друг: он больше не будет испытывать её терпение. Он оборачивается и поднимает упавший венок и дух Фриск вновь проявляется в красном свете.
Она улыбается и Папайрус со слезами на глазницах тянет к ней руки. Фриск отвечает на его объятия, пусть даже он не способен ощутить её касаний. Но он чувствует нечто большее — тепло. Словно Фриск вновь жива, словно душа её полыхает решимостью пуще прежнего и она готова идти в бой ради монстров…
Папайрус роняет остролистный венок на голову тела Фриск… Но она сама не исчезает.
На похоронах её тела Папайрус плачет больше всех. Но остролист в его руках немного уменьшает скорбь. Но когда приходит пора передавать его дальше, он не может сдерживать ещё больший поток слёз. Ему очень хочется вновь ощутить её тепло, но он не желает прерывать остальных.
Когда Папайрус наконец-то вновь получает остролист, Фриск улыбается ему вновь. Она улыбается всем, но ему — особенно. И именно он кладёт венок на могилу. По его телу, как и по телам всех остальных, пробегает волна тепла и Фриск исчезает.
Монстры и люди плачут в унисон, но Папайрус знает, что Фриск всегда будет с ним. Её дух останется в этом венке, и покинет его лишь затем, чтобы встретиться с родными и друзьями на том свете. А до тех пор Папайрус будет хранить остролист. Символ вечности. Символ Решимости. Символ неугасающего света.