— Я готов.
Арсений плюхается напротив Антона, сидящего за обеденным столом в их общей квартирке и мирно поглощающего куриный суп. Попов краснеет слегка и мнёт в руках салфетку, которая каких-то несколько секунд назад ещё принадлежала Антону, но ничего — Арсу очевидно нужнее. Шастун смотрит на него, как всегда, нежно — он по-другому на своего парня реагировать, кажется, не может — и улыбается расслабленно.
— Готов к чему, мой капитан? — отправляет в рот ложку супа и вопросительно хлопает ресницами.
Попов, выглядевший очень уверенно, когда только сел, по крупицам теряет свою решительность: мнётся, закусывая губу и безбожно краснея — ну что за прелесть. Антон, прислоняясь грудью к столу, тянется к арсеньевским рукам, раздирающим бедную салфетку на кривые клочки, и накрывает одну из них своей тёплой ладонью, ободряюще сжимая. В его взгляде так и читается успокаивающее «ты можешь мне довериться», и Арсений неуловимо расслабляется, переворачивая свою руку и сплетая свои пальцы с антоновскими. Знает наверняка, что Шастун его не высмеет, а подхватит в свои уютные объятия и укутает пледом.
Они вдвоём — буквально олицетворение тренда в твиттере с саншайн и саншайн протектор, и главное, оба чередуются в этих ролях.
За то время, что Арсений успокаивается и возвращает в норму цвет лица, Антон доедает суп, не прекращая большим пальцем мягко поглаживать руку своего парня. Забирает всё же свою ладонь, чтобы наклонить тарелку и ложкой подчерпнуть остатки бульона, а Попов наконец подаёт голос:
— Готов к тому, чтобы… — замолкает, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха, и Антон видит, как тот снова начинает волноваться, — …заняться с тобой любовью, — на одном дыхании.
Шастун впадает в ступор: ему же не послышалось? Жесть, вот это заявочки, однако.
И что только подтолкнуло Арса начать этот разговор? Нет, понятное дело, что когда-нибудь это всё равно бы случилось, но неужели Антон своим поведением как-либо принудил парня к этому? Он ни разу не шутил пошло, даже не намекал на интимную близость между ними, так с чего вдруг?.. Возможно, Шастун тревожится понапрасну, но по-другому он не может.
— Ты серьёзно? — и вот теперь растерян уже Антон. Он не боится, просто это действительно неожиданно; так-то он не возражает — переживает только за моральную подготовленность самого Арсения, потому что выглядит тот сейчас не то чтобы напугано, но похоже на это.
— Да, — Попов собирает в метафорический кулак остатки своей решительности и смотрит на Антона в упор уверенным взглядом. Кивает, как бы подкрепляя свои слова, а Шаст улыбается почему-то умилённо, хоть ему и неловко прямо словами через рот разговаривать на эту тему.
— И когда ты хочешь?
— Сегодня? — с полувопросительной интонацией осторожно произносит Арс почти без паузы, слегка изгибая брови.
— В какой позиции? — Антон поднимается из-за стола и кладёт грязную тарелку в раковину — помоет чуть позже. — Мне, если что, в любой норм, но ты как хочешь?
Арсений снова покрывается румянцем и набирает полную грудь воздуха, чтобы произнести:
— Снизу, — и сдувается, словно воздушный шар (только без звука, подозрительно походящего на пердёж).
И вновь у Антона перед глазами картина выгибающегося под ним Арсения — его самая любимая фантазия во время дрочки, а если увидеть это вживую…
Чёрт, он уже, кажется, самую малость возбуждён; закрывает глаза и делает глубокий вдох-выдох (и мы опять играем в любимых). Поворачивается к Попову передом (к лесу задом), опираясь поясницей на столешницу, и смотрит на него. Тот упрямо выдерживает с ним визуальный контакт, что выглядит умилительно-забавно в сочетании с его несошедшим алым румянцем на щеках.
И всё же: что заставило его начать этот разговор? А может, подвоха, который Антон так усердно пытается нащупать, действительно не существует и он безосновательно подозревает своего парня непонятно в чём? Шастун перебирает в голове возможные варианты происходящего, и его внезапно осеняет. Он хитро щурится и склоняет голову в сторону:
— А это твоё желание, случайно, никак не связано с нашим недавним восемнадцатилетием?
— Нет, — произносит Арсений так уверенно, что сразу становится понятно: ещё как связано. Шастун улыбается и с мягкой снисходительностью во взгляде смотрит на него.
— Арс, нам не обязательно делать это, как только мы стали совершеннолетними. Это же не правило какое-то, — пожимает плечами и приподнимает брови, чуть качая головой.
— Но я хочу, — сопротивляется парень, и ему не хватает только встать в позу. Антон прям боится-боится.
— Это действительно твоё желание, а не стереотипы о том, что после восемнадцати оставаться девственником — стыдно? — Шаст показывает кавычки и кривит лицо, когда говорит об этом. Ему хочется, чтобы всё было по обоюдному согласию и желанию, а не с позиции «ну, восемнадцать, уже надо бы…» На Арсения Антон не хочет давить совершенно — да он и не давил и не собирается уж точно, не заговаривал об этом даже.
— Антон, — зовёт его Попов — сидит как нахохлившийся воробей. — Это моё желание, но если ты не готов или не хочешь, скажи мне. Прости, я не продумал этот момент, — поджимает губы, улыбаясь неловко, и смотрит на него снизу вверх, а Шаст лишь кивает с улыбкой.
— Я тоже хочу, Арс, — прикусывает губу, даже не стараясь выглядеть сексуально, потому что это скорее от нервов, нежели из-за желания соблазнить Арсения. Тем более из него соблазнитель, как из аквалангиста тяпка, хотя Попов и так, по всей видимости, сражён им наповал. — Только мне в душ нужно тогда…
— И мне, — тот улыбается дёргано и хлопает пышными ресницами.
— Не вместе, — Антон отрицательно качает головой и предупреждающе смотрит на Арса, потому что это банально травмоопасно, но парень, спасибо Иисусу и Христосу, с ним соглашается:
— Не вместе, — он отзеркаливает шастовские мотания головой и улыбается уже почти без напряжения, а в глазах появляются столь любимые Антоном смешинки. — Что ж, попа-прутик-унитаз?
Проигрывает в итоге Арсений, но не расстраивается, а предлагает:
— Бля, а презиков и смазки у нас же нет… — как хорошо, что они заметили это заранее, а то во время прелюдии отвлекаться и бежать в аптеку — такое себе удовольствие. — Так, ты иди мойся тогда, а я сбегаю.
На том и порешили: Антон полез в душ, а Арсений, накинув их общее худи, что когда-то, давно-давно, принадлежало Шастуну, идёт в аптеку, где усердно делает лицо кирпичом и отчаянно старается не краснеть перед фармацевткой, произнося то самое «можно мне, пожалуйста, вот эти презервативы и вот эту смазку». Последний раз парень такой стресс испытывал, когда признавался Антону в чувствах несколько лет назад.
Попов возвращается домой и обнаруживает, что Шаст уже вылез из душа и сидит сейчас на их кровати, положив ладони на колени.
Неловко.
Арсений растягивает губы в кривой улыбке, когда протягивает ему обычную смазку на водной основе и упаковку презервативов с двенадцатью штуками в пачке — что ж, будет про запас. Шастун сильно сомневается, что, стоит им переспать, они не будут вылезать из постели. Смазка у них есть — общая и стоит обычно в ванной, — потому что обычную дрочку никто не отменял, но она уже заканчивалась, поэтому эта покупка была очень даже полезна и нужна.
Кстати, о дрочке.
Когда они оба находятся в квартире, безопасным местом для удовлетворения самого, где тебя точно никто не тронет, становится ванная комната.
Антон иногда, когда сидит в их спальне, которую с ванной разделяет буквально одна стена, слышит тихие арсеньевские стоны. Зачастую он возбуждается — а что вы от него хотите? — он подросток, который заводится с пол-оборота, — и приспускает штаны с боксерами, проходится широким мазком языка по ладони и опускает её на член, толкаясь бёдрами вверх.
Прикрывая глаза, представляет, как Арсений стоит в ванной, облокотившись спиной на холодную плитку и разведя ноги в стороны, как дрочит быстро правой рукой, а ребро левой ладони прикусывает зубами в тщетной попытке заглушить стоны удовольствия, как жмурится от приятных ощущений до трогательно подрагивающих ресниц и цветных пятен под веками, как его грудь приподнимается часто-часто, а сердце бьётся так, будто с минуты на минуту пробьёт грудную клетку, как он кончает, приоткрыв рот в немом стоне, как дрожат его ноги, как он приходит в себя после оргазма, и кончает сам от этих картинок перед глазами.
Антону так стыдно за эти мысли: кажется, что он не имеет права думать о его любимом в таком порочном ключе, не имеет права желать близости с ним, пока сам Арс ему это не предложит, потому что давить на него Шастун не хочет совсем, но вместе с тем ему так хорошо от этих фантазий, что он наверняка не сможет от них отказаться. Загоны с нихуя — зачем жить нормально, если можно загнаться?
Тем не менее ему интересно, о нём ли Попов думает в эти моменты? Антон надеется, что да.
Они с Арсением искусно притворяются великими слепыми, которые не догадываются, что каждый дрочит на другого.
Арсений смущённо уходит в ванную, где проводит не меньше пятнадцати минут. Пока он моется, Антон дышит глубоко, отпихивая непрошенные воспоминания на задний план, после чего стягивает с постели одеяло, чтобы, если сперма попадёт на простыни, было не так обидно.
Сердце ускоряет свой ритм, а ладони позорно потеют, выдавая всё его волнение — он только с виду кажется ничуть не переживающим, но на самом деле это далеко не так. Он боится сделать что-то не так, боится случайно сделать больно или неприятно Арсению, боится, что не сможет довести его до оргазма, боится спустить за секунду, как только войдёт в него.
Пиздец, он реально сегодня, буквально через несколько минут, займётся сексом с Арсением. Прям вот настоящим сексом. Охуеть.
Антон успевает пройти все пять стадий принятия, когда Попов наконец выходит из душа и идёт к нему в комнату, замирая на пороге.
У него красиво взъерошены волосы, влажные на кончиках, и Шастун залипает на появляющийся на арсеньевских щеках румянец. Сглатывают оба громко, и Антон поднимается с кровати, подходя к Арсу неспешно, и с такого расстояния видит, как часто приподнимается и опускается его грудная клетка. Наверняка сердце у него стучит так же быстро, как и у самого Шастуна.
— Могу я тебя поцеловать? — спрашивает полушёпотом: своему голосу он сейчас не доверяет. Арсений смотрит ему в глаза загнанно, закусывает нижнюю губу и всё же кивает.
Антон преодолевает разделяющее их расстояние в несколько сантиметров и мягко кладёт ладонь на арсеньевскую талию, гладит большим пальцем тёплую кожу и смотрит в глаза доверительно, стараясь мысленно ему передать, что всё будет хорошо и он может чувствовать себя в безопасности, потому что Шаст не сделает ему больно даже под страхом смертной казни.
Только после Арсового кивка и кроткой улыбки тянется к нему и касается его губ своими. Целует нежно, без языка, но Попов перенимает инициативу: самостоятельно углубляет поцелуй, разводя его губы влажным языком, и Антон послушно поддаётся, отвечая ему с тем же рвением. Арсений не стоит столбом: привычно обнимает его шею и зарывается пальцами правой руки в антоновские волны на голове.
Шаст аккуратно, идя спиной назад с закрытыми глазами, ведёт Арса к кровати и мягко давит на его плечи, заставляя сесть. Сам же Шастун опускается перед ним на колени — из такого положения будет очень удобно целовать Арсения в шею — и разводит его ноги в стороны, подходя ближе. Колени потом будут болеть, но ради Попова он готов и потерпеть.
А дальше в голове мартышка бьёт в тарелки и бегущей строкой маячит лишь один-единственный вопрос: а что, собственно, делать дальше? Выглядит Антон сейчас почти как котёнок из мема «как какать». Что ж, в эфире шоу «Импровизация», и мы начинаем.
Арсений замечает ступор своего любимого и зовёт его:
— Антон? Всё в порядке? — его руки, ласково перебирающие отросшие кудрявые волосы на Шастовом затылке, замирают, а сам Арс смотрит взволнованно. Напрягается невольно в его руках, а взгляд бегает по красивому лицу Шастуна, будто Арсений видит его впервые. Кажется, будто он сейчас сбежит. — Ты передумал? — с опаской.
— Нет-нет, всё хорошо, — спешит уверить его Антон и быстро клюёт того в губы. — Волнуюсь просто, — улыбается дёргано. — Говори мне, пожалуйста, если я сделаю что-то не так, хорошо?
Арсений кивает несколько раз, как болванчик, а Антон смотрит на него влюблённо, улыбаясь по-дурацки; выдыхает и решается наконец начать что-то делать: тянется к арсеньевской шее и касается той носом невесомо.
Пока Попов дышит прерывисто и нерешительно отводит голову назад, предоставляя парню больше пространства, Шастун водит кончиком носа по тёплой коже, опаляя её жарким дыханием, и только через полминуты решается поцеловать, а затем ещё и ещё. Выцеловывает всю левую сторону шеи, переходя на линию челюсти и к подбородку, а с них уже на правую; спускается дорожкой поцелуев к ключицам — растянутый ворот домашней антоновской футболки позволяет лизнуть яремную впадинку и легонько прикусить косточку ключицы.
Антон боится, что выглядит глупо и что Арсу не нравится, но тот аккуратно царапает его затылок и дышит вроде бы тихо, но так громко в тишине комнаты.
— Могу я снять твою футболку? — спрашивает Шаст, отлипая от целовательной кожи Арсения, и заглядывает ему в глаза. Видит, как Попов мнётся, и предлагает: — Хочешь, я тоже свою сниму, чтобы тебе комфортнее было? — его всё ещё настораживает, что Арс не выглядит слишком уж готовым, и он хочет было об этом спросить в очередной раз, но тот самостоятельно стягивает с себя футболку, отчего волосы на его голове забавно электризуются, и будто с вызовом стреляет в Антона глазами.
И всё же видно, как тот смущается: сутулится сразу же, хотя обычно и ходит, и сидит с выпрямленной спиной, а руками старается прикрыть топорщащиеся от холода соски. Антон ловит Арсовы ладони своими и переплетает пальцы; скользит восхищённым взглядом по его торсу и налюбоваться не может — он видел Попова и без футболки, и без штанов, когда они в школе переодевались в раздевалке на урок физкультуры, видел и в их квартире, но всё равно никогда не переставал восхищаться россыпью звёзд-родинок по его телу.
Арсений спит всегда в футболке, и Антон, конечно, обнимает его со спины или наоборот сам прижимается спиной к груди любимого, но в любом случае Шаст не имеет возможности прикоснуться рукой к целой галактике, что живёт с ним вот уже второй месяц (съехались парни во второй половине марта, когда родители Арсения подарили ему квартиру на восемнадцатилетие и любезно согласились её оплачивать первый год). А сейчас у Антона наконец-то появился шанс!
— Боже… — шепчет тихо Арсений, смущённый под взглядом Шастуна, в котором почти что можно рассмотреть сердечки, как в популярном нынче тренде в тиктоке, и откидывается на постель спиной.
Антон, сориентировавшись, стягивает футболку и с себя и нависает над Арсом, поставив колено меж его ног, а руки по бокам головы, и снова припадает к шее — засосы он ставить не хочет, поэтому просто нежно выцеловывает место под подбородком и вновь спускается дорожкой поцелуев к ключицам, говоря:
— Всегда хотел языком соединить твои родинки в созвездия, — Антон, находясь прямо над его солнечным сплетением, поднимает взгляд на парня, что краснеет от этих слов так, что даже шея алыми пятнами пошла, и смотрит на Шастуна, слегка наклонив голову. — Ты — целая Вселенная, Арс, — он целует его в место, где сходятся рёбра. — Прекрасная и удивительная.
Тот улыбается Антону ласково и снова запускает руку в его кудри — лежать бревном ему всё же не хочется. Шаст тем временем, как и обещал, мокро выцеловывает его грудную клетку, соединяя языком крошки-родинки, и всё же решается уделить внимание соскам. Вбирает правый в рот и чуть оттягивает, слегка прикусывая зубами, отчего Арсений выдыхает шумно, сжимает волосы на шастовском затылке и выгибает грудь навстречу Шастовой. Антон внутренне радуется, что Арсу понравилось, и продолжает, действуя по большей части интуитивно: кружит языком вокруг соска, лижет широким мазком и дует — где-то прочитал, что это должно быть приятно.
Заканчивает с одним, теперь массируя его двумя пальцами, и переходит на другой, так же вбирая его в рот. Сердце в груди прямо под антоновскими губами бьётся, кажется, слишком быстро и не успокаивается, даже когда Антон за талию приобнимает Попова, мягко успокаивающими движениями поглаживая кожу большим пальцем.
— Арс, — Шаст выпускает изо рта напрягшийся от ласк сосок и зовёт любимого, но тот будто не слышит. — А-арс, — требовательно повторяет обеспокоенный Антон.
— Ау? — отзывается наконец-то Арсений и смотрит на него, хлопая ресницами, дышит быстро, но Антону кажется, что это вовсе не от удовольствия.
— У тебя сердце бьётся, — кивает на его ходящую ходуном грудную клетку.
— Я знаю? — с вопросительной интонацией говорит Арсений. — У тебя тоже так-то.
— Ты волнуешься так? — Антон прикладывает руку к левой стороне его груди и ощущает, как жизненно важный орган часто-часто сокращается, гоняя кровь по арсеньевскому организму.
— Всё в порядке, Шаст, — Арсений переводит взгляд в потолок и прижимает голову несопротивляющегося Антона к груди, случайно тыкая того носом в мокрый от его же слюны сосок. — Продолжай, — шёпотом.
Антон щурит глаза подозрительно, но действительно продолжает выцеловывать грудь Попова.
Вставший член некрасиво (ему тоже не нравится) топорщит домашние треники, неприятно упираясь в ткань боксеров, и Шаст уже замотался поправлять их так, чтобы давило не слишком сильно. Хочется встать с плакатом «свободу письке», но этого он делать, конечно же, не будет, потому что ну не может он снять штаны, пока Арсений в них — не хочет его смущать. Сдерживается еле-еле, чтобы не тереться пахом об арсеньевские бёдра, что находятся в соблазнительной близости от него.
Наконец Антон скапливает в себе достаточно внутренних сил (перебарывает стеснение, то есть) для того, чтобы наконец опуститься ниже груди — к животу хотя бы, а там уже и дорожка волос к паху недалеко. Он дышит через нос, а то и вовсе задерживает дыхание вместе с Арсением — грудная клетка того совсем перестаёт подниматься.
— Можно снять штаны?
— Да, — выдыхает Арс после недолгой паузы — мнётся снова, и Антон смотрит на него обеспокоенно, но не говорит в этот раз ничего.
— Я тоже снимаю?
— Снимай, — вновь шёпот.
Антон тянет шнурок, развязывая аккуратный бантик, и берётся за верх штанов, начиная потихоньку стаскивать их вниз. Арсений приподнимается, помогая ему это сделать, а потом так и оставляет ноги согнутыми в коленях, пальцами на ногах сжимает простынь и дышит снова шумно. Шаст встаёт на несколько секунд, снимая с себя треники дрожащими руками, пока Арс перекладывается, чтобы его парню было удобно сесть рядом.
Антон садится у Арсовых ног и мягко трогает колени.
— Раздвинешь? — спрашивает тоже шёпотом и мягко смотрит на замершего Попова. Тот жмурит глаза и изгибает брови, но просьбу Антона исполняет. — Ты очень красивый, Арс, — целует его в правое колено.
Переводит взгляд на арсеньевский член и замечает, что тот находится в еле-еле возбуждённом состоянии — его боксеры даже не натянуты. Шастун невольно загоняется: он так безнадёжно плох в возбуждении своего партнёра? Надо хотя бы попытаться исправить положение…
Антон принимается медленно спускаться дорожкой поцелуев, тянущейся по внутренней стороне бедра, к паху. Целует, лижет чувствительную кожу, выбивая из Арса тихие вздохи. Мышцы его голени, обхваченные антоновской рукой, напрягаются, и, когда Шастун находится в пяти сантиметрах от арсеньевского члена, тот подаёт голос:
— Антон, — зовёт Арс будто бы отстранённо, и тот реагирует сразу же –поднимает голову и смотрит на любимое лицо в ожидании продолжения. — Я пошутил, мне не нравится секс, надевай штаны, пойдём пить чай.
— Ты щас мем из твиттера процитировал или серьёзно? — хмурится и непонимающе хлопает ресницами.
Попов принимает сидячее положение, чуть отодвигаясь от него. Подтягивает ноги к груди и обнимает их, утыкаясь взглядом в простынь рядом с антоновскими бёдрами. Выглядит сейчас таким хрупким, беззащитным и растерянным, что Антону хочется обнять его и долго-долго успокаивающе гладить по голове.
— Я, и правда, наверное, ещё не готов… Прости, — шепчет одними губами. Кажется, будто он сейчас заплачет. Шаст видит, как Арсений впивается ногтями в кожу рядом с коленом, и Антон перехватывает его руку.
— Хе-ей, — тянет он мягко и, касаясь двумя пальцами, приподнимает его подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Всё в порядке, Арс, тебе не за что извиняться, — целует тыльную сторону его ладони, надолго прижимаясь к ней губами.
— Но у тебя же встал… — Арсений неловко утыкается взглядом в топорщащий боксеры Антонов член и краснеет снова, и Шаст вместе с ним.
— Ничего страшного: как встал, так и упадёт, — Антон пожимает плечами и улыбается в попытке приободрить своё напуганное чудо. — Заварить тебе чаёк? — Арс кивает. — Шоколадку поломать? — снова кивок.
Антон подаётся вперёд, целомудренно целуя любовника в лоб, после чего цепляет на полу свои штаны, надевает их и спешит удалиться из комнаты, чтобы дать Арсению время побыть одному и переварить ситуацию.
Внезапно просыпается чувство вины, что, мол, это он виноват в том, что Попов настолько нервничал и боялся, что у него даже не встал, что это он якобы принудил своего парня к сексу с ним, хотя на самом деле это же совсем не так. Антон, пока чайник кипятится, загоняется до того, что думает, что Арсений сейчас выйдет из спальни и скажет о необходимости расстаться, и плакали все антоновские мечты об их совместном будущем с собакой и смерти в один день.
Арсений бесшумной тенью приходит на кухню, одетый в свои треники и футболку, что до этого была на Шастуне, сверху накинут плед, в который тот отчаянно кутается, хотя на дворе тёплый май и в квартире более чем тепло. Он подходит к Антону и обнимает парня со спины, льнёт к нему доверчиво. Глаза без надобности увлажняются, и Попов уже заебался смаргивать ненужную влагу: сам загнался до того, что Антон его бросит после такого номера.
— Прости меня, пожалуйста, мне так стыдно… — шепчет он куда-то в шею Шастуна, пока тот разворачивается и обнимает его за талию, прижимая к себе крепче и мягко целуя в висок. Арсений кладёт голову на его плечо.
— Арс, ты не виноват, не извиняйся, — Антон зарывается одной рукой в его волосы и массирующими движениями гладит затылок, а другой водит вверх-вниз по спине. — Всё хорошо, слышишь? — ласковый, почти невесомый поцелуй в шею.
Арсений крепче прижимается к нему, всё тыкаясь носом ему в ключицы и шмыгает им.
— Мне очень жаль, — тихо бормочет он, и Антон ему ещё раз повторяет, что не в обиде на него. — Но ты же хотел…
Шастун фыркает и, беря любимого за плечи, чуть отстраняет его от себя, чтобы иметь возможность смотреть в голубые глаза.
— Я много чего хочу, Арс, — добрая улыбка, отчего у него появляются обожаемые Поповым морщинки в уголках глаз. — Но самое моё заветное желание — быть с тобой, — Антон касается его кнопки своим кончиком носа и не может удержаться от того, чтобы не зацеловать его лицо. Арсений доверчиво подставляется под тёплые антоновские касания, прикрывая глаза, а на губах проклёвывается улыбка. — Скоро три года, как мы вместе, и ты думаешь, что я тебя только ради секса в восьмом классе обхаживал? Да мне вообще наплевать, когда у нас этот первый раз случится, Арс, да хоть когда мы старыми пердунами будем, какая разница, если я просто хочу тебя рядом? — голос под конец дрожит, и у Антона, как и у Арса, тоже стоят слёзы в глазах (спасибо хоть, что кое-что другое стоящее в штанах уже давно опустилось, а то было бы неловко). Вот это они сентиментальные, конечно.
Арсений слов найти не может, чтобы сказать в ответ что-то внятное — любит своего партнёра очень сильно и прекрасно осознаёт, насколько ему с Антоном повезло, у Попова не было ни одного шанса не влюбиться в этого чудесного человека — поэтому он лишь смотрит на своего парня благодарно и прижимается к его губам, чуть приподнимаясь на носочки.
Как же они любят их разницу в росте.
Шастун обхватывает губами арсеньевскую нижнюю и прикусывает слегка, с губ переходит к щекам, а там уже к глазу и к виску. Трётся носом о тёмные волосы и вдыхает их запах — любит до невозможности сильно.
— Это нормально не быть к чему-то готовым, не надо торопить события, Арсюш, — обнимает его снова, располагая руки на лопатках, пока Арсений вновь укладывается ему на плечо. — Всему своё время, знаешь? Мы обязательно займёмся, как ты сказал, любовью, когда оба, — делает акцент на этом слове, — будем к этому готовы.
— А если это займёт дохера времени?
— Случится, когда случится, хорошо, мой маленький? Пусти ситуацию на самотёк, — скребёт пальцами затылок и перебирает отросшие волосы.
— Хорошо, мой большой, — Арс улыбается ему в шею и жмётся ближе, будто врасти в него хочет.
И это случается через три месяца, когда на дворе уже середина последнего летнего месяца.
Экзамены сданы успешно, школа закончена, аттестат получен, выпускной отпразднован в самой лучшей компании — то есть, вдвоём, чтобы никого лишнего, — и настало время усиленно готовиться к поступлению: документы в желаемые вузы давно поданы, и, в принципе, это, наверное, вся их подготовка.
Разговор про их неудачную попытку заняться любовью больше не начинался — они всё для себя обговорили ещё тогда, а потому Арсений, походив один день отстранённым, снова не стеснялся лезть к Антону с объятиями и поцелуями, потому что точно знал, что его не оттолкнут.
И тихие стоны за дверью ванной не прекращались — нечасто, но каждый раз возбуждало, как в первый. Только теперь Антон вместо картинки, как Арсений дрочит в душе, представлял, как сам Шаст дрочит Арсению, который доверчиво лежит под ним, разведя ноги в стороны, а там уже по накатанной: дрожащие ресницы, ребро ладони, закусанное зубами, напряжённый пресс и мышцы ног и выгнутая колесом грудь. Упаковки салфеток на прикроватной тумбочке менялись слишком часто, но Попов тактично притворялся великим слепым.
Антон спокойно лежит в телефоне в их комнате, когда к нему из душа возвращается Арсений. Тот снова в антоновской футболке и домашних, пузырящихся на коленях трениках. Замирает на пороге на пару секунд, и Шаст хлопает по месту рядом с собой, чтобы тот тоже лёг. Попов улыбается ему и забирается на кровать, ложится, обнимая Антона, заглядывает в его телефон, вместе с ним читая ленту твиттера, улыбаясь на смешных твитах и умиляясь фотографиям котиков, то и дело говоря Шастуну, что этот кот на него похож или что это они на фотографии — Антон только фырчаще смеётся и целует Арса в лоб.
Арсений ластится доверчиво, обнимает его рукой поперёк груди и тыкается носом в шею, а позже и вовсе прижимается к ней губами.
Что ж, настала пора решительных действий.
Арс приподнимается на руках и перекидывает одну ногу через любовника, седлая его бёдра и упираясь руками в место, где сходятся рёбра. Антон его действия старательно игнорирует — поиграться хочет — Арсений щурится и ухмыляется.
— Шаст, — он кладёт руку на телефон, убирая его в сторону, а сам наклоняется близко-близко к антоновскому лицу. — Сделаем вторую попытку? — смотрит с надеждой, закусив губу, и хлопает ресницами, прекрасно зная, как Антона умиляет этот жест.
— Ты уверен? — тот блокирует телефон и откладывает его на другую сторону кровати; размещает нерешительно руки на арсовской талии, запуская пальцы под футболку.
— Абсолютно, — чмокает его в губы и трётся кнопочным носом о щёку, прикрыв глаза. — Ты хочешь? — в ответ кивок, и Арс улыбается довольно, проезжается своим пахом по шастовскому, выбивая из того удивлённое оханье. — В тот раз ты активничал, так что сейчас лежи и получай удовольствие, — целует в родинку на кончике носа, а пальцами ныряет под полу футболки и тянет её вверх, после снимая и с себя тоже.
— Ты смелее стал, — Антон ёрзает, укладываясь удобнее так, чтобы напрягающийся член в трусах хоть немного сменил положение, и смотрит на Арсения с необъятной любовью снизу вверх.
— Потому что в этот раз я точно готов. Мне всё ещё стрёмно немного, но желание сильно.
Наклоняется к его шее и целует тонкую кожу, иногда совсем чуть-чуть прикусывая её зубами, спускается к ключицам, кусая косточки и тыкаясь языком в яремную впадинку, опускается к груди, захватывая в горячий плен рта левый сосок Антона, отчего тот выгибает грудь навстречу и скребёт его затылок, выдыхая громко. Арсений не перестаёт тереться твердеющим с каждым мгновением всё сильнее членом об антоновское бедро, пусть через три слоя ткани это такое себе удовольствие и хочется оголиться уже.
Попов в этот раз куда быстрее преодолевает то же расстояние, что и Антон тогда, но на арсеньевском теле, и стопорится у резинки штанов, поднимая вопросительно глаза на парня. Шастун сам поднимается и стягивает с себя их, кивая Арсу, чтобы не тупил и тоже снимал свои — в предвкушении руки подрагивают у обоих.
Антон, стоя на кровати на коленях, как и Арсений, притягивает его к себе, располагая руку у того на затылке, и целует с напором, прижимаясь оголённой грудью к Арсовой и ощущая быстро бьющееся сердце. Свободную руку кладёт ему на талию, оставляет её там на пару секунд, после чего всё же решается опустить её ниже и огладить ладонью упругую ягодицу. Арсений мычит ему в губы и прогибается в пояснице, одобряя действия своего любовника.
Антон цепляет пальцами резинку арсеньевских боксеров и отстраняется от любимых губ, чтобы заглянуть в не менее любимые глаза и безмолвно спросить разрешение. Арс краснеет, закусывает губу, прикрывая глаза и делая глубокий вздох, но кивает, и Шаст прижимается к его шее, целуя невесомо и начиная стягивать трусы. Опускает их до колен, и дальше самостоятельно их снимает уже сам Попов.
— Встанешь в коленно-локтевую? — просит с полуухмылкой Шастун, когда тот снова выпрямляется.
— Пиздец… Господь святой, какой же пиздец… — бормочет Арсений, сильно жмурясь, и выглядит очень смущённым, отчего Антон улыбается и отстраняет от горящего алым лица арсовские ладони.
— Стесняешься? — заглядывает в глаза ему прозорливо, но вместе с тем поддерживающе. — Или боишься? — серьёзнеет. — Мы можем всё стопануть, Арс, в любой момент, ты только скажи, — гладит большим пальцем центр арсеньевской ладони.
Арсений открывает глаза и смотрит на Антона с укором расфокусированным взглядом с расширенными зрачками, будто разговаривает с малым ребёнком — с его красными щеками выглядит забавно.
— Если бы мне было страшно, у меня бы так не стоял, — указывает взглядом вниз, на свой член, который почти что касается живота неяркой головкой. Антон смотрит на него будто загипнотизированный и чувствует, как его дыхание ускоряется, а его собственный член в трусах возбуждённо дёргается. — Антон, не смотри так… — Арсений смущённо краснеет и дёргает руками в шастовской хватке в попытке прикрыться, но тот держит крепко и сглатывает слюну громко.
— Можно я?.. — спрашивает, не отрывая взгляд от щёлки арсеньевского члена, откуда выделяется капелька естественной смазки. Шастун не видит, как Арс с силой закрывает глаза — слишком пошло для него, но это не значит, что он не хочет — и кивает. — Ляг, пожалуйста.
Арсений ложится, держа ноги сведёнными, и Антон, как в прошлый раз, касается его коленей двумя пальцами и мягко разводит в стороны. Той же дорожкой поцелуев от колена по внутренней стороне бедра спускается к члену. Сердце с каждым мазком языка по Арсовой коже бьёт, словно отбойный молот, всё сильнее, и Шаст волнуется, как бы всё это не закончилось пердечным сриступом.
Антон доходит до мошонки и лижет аккуратно, на пробу, нежную кожу яиц и массирует чувствительное место под ними. Переходит на член, ведёт языком от самого основания до головки, чувствуя каждую набухшую венку и выбивая из Арсения несдержанные стоны — тот опускает руку на его голову, несильно сжимая волосы в кулак.
Шастун слизывает каплю естественной смазки и аккуратно, стараясь не задеть зубами, погружает член в рот — буквально на пару сантиметров, дальше не решается, потому что не хочет рисковать. Он с хлюпом выпускает ствол изо рта и теперь водит губами вдоль него, смазывая слюной, после чего собирает ту кулаком и дрочит, пока Арсений дарит ему мелодичные стоны — Антон слушал бы их хоть вечность — и выгибает грудь колесом, напрягает ноги, толкаясь в плотный Антонов кулак.
— Шаст, давай уже, пожалуйста… — Арс не договаривает, но Антон его без слов понимает: убирает руку и тянется к тумбочке, доставая оттуда те самые презервативы и…
Твою мать, смазка ж в ванной.
Шастун рычит себе под нос и встаёт с кровати, идя в нужное помещение, хватает заветный тюбик и возвращается в комнату, где ему открывается…
Лучший вид на планете Земля — иначе и не скажешь.
Арсений стоит в коленно-локтевой позе боком к нему с широко расставленными ногами и прогнутой поясницей, упёршись лицом с свои переплетённые пальцы, что всё вместе выглядит как пиздец.
Антон спешит избавиться от осточертевших ему боксеров и снова забирается на кровать, сразу же целуя Арса в две очаровательные ямочки на пояснице, оглаживая одной рукой округлую ягодицу.
— Ты такой красивый, Арс, мне с тобой так повезло, мой хороший, — Антон спускается дорожкой поцелуев к ложбинке и, подключая вторую руку, разводит ягодицы в стороны и смотрит завороженно на сокращающееся колечко мышц. Арсений выдыхает громко и почти что хнычет от стыда, а Шастун лишь улыбается — кажется, у него появилось новое любимое занятие: смущать Попова.
— Мне тоже с тобой, Антон, повезло, но, пожалуйста, хватит так смотреть! — приглушённо, потому что покрасневший Арсений утыкается в сгиб локтя и не хочет показываться. Шастун смеётся мягко и целует его в правую ягодицу; тянется за лубрикантом и выдавливает на пальцы, смазывая вход, отчего Арс шипит: прохладная.
Антон давит подушечкой среднего пальца на дырку, но не погружает, вопреки Арсовой попытке податься назад. Приставляет перст ко входу и спрашивает:
— Можно?
— Давай уже, — Арс нетерпеливо виляет задом, и Антон послушно погружает палец — сначала на фалангу, но нетерпеливый Арсений насаживается дальше самостоятельно. Он хмурится и не говорит ничего, и Шастун знает, что сейчас ощущения не из приятных, но потом они должны пройти, так что остаётся только ждать и выцеловывать арсеньевские лопатки в попытке отвлечь от неприятных ощущений.
— Скажи, когда второй можно будет добавить, — просит Антон, ведя носом вдоль шеи к затылку с отросшими смольными волосами.
Арс кивает и продолжает тихо мычать, пока Шастун то достаёт палец почти полностью, то погружает его обратно. Проходит не больше двадцати секунд, прежде чем Попов подаёт голос:
— Давай второй.
И Антон выполняет его просьбу: не сразу, правда, потому что ещё минуту он продолжает растягивать его лишь одним. Добавляет второй он так же медленно, по фаланге в несколько секунд — Шастун всё ещё боится сделать Арсению больно, но тот со стоном принимает его в себя и теперь постанывает на каждом слабом толчке: кажется, неприятные ощущения теперь его не беспокоят, и это не может не радовать.
Антон сгибает внутри пальцы, старается развести их в стороны, выбивая из Арсения мелодичные стоны, и возвращается обратно к заднице Попова, прикусывая его ягодицу и свободной рукой сминая бедро, а Арсений лишь сильнее прогибает поясницу, а потом и вовсе ложится грудью на кровать и поворачивает лицо с прикрытыми от удовольствия глазами к Антону.
— Третий, — просит хрипло.
Шастун жмурится от сильного желания провести кулаком по собственному члену — не может, потому что сейчас для него важнее Арсений и его подготовка, своё удовольствие он ещё получить успеет, — выдавливает ещё смазки на ложбинку и только после этого добавляет третий палец. Ставит себе цель: найти наконец простату.
Справляется он с ней через полминуты, и тогда Арс несдержанно громко стонет и подаётся назад, насаживаясь на антоновские пальцы до упора.
— Прошу, сделай так ещё раз… — почти что скулит Арсений. Его брови просяще изломлены, а сам парень смотрит на Антона мутным взглядом с приоткрытым ртом, губы красные оттого, как часто Попов их кусает и облизывает — пересыхают от возбуждения слишком быстро.
Шастун, глядя ему в глаза, давит на простату ещё раз, а Арсений, так же не отрывая взгляд, громко стонет, выгибая брови, и его рот действительно приоткрыт идеальной «о». Антон пережимает член у основания, чтобы не кончить от одного только вида этого бесстыдства.
— Какой же ты… — шепчет он, но так и не может продолжить: слишком много чувств испытывает к Арсу. Таких, что всех слов мира не хватит, чтобы выразить их. Антон вгоняет в него пальцы быстро, со смущающими хлюпами смазки, что сопровождается громкими мелодичными стонами Арсения на каждом толчке.
— Анто-он, — тянет Арс просяще и сжимает простынь в кулак. — Я правда готов уже, давай, пожалуйста, Антон-Антон-Антон, — шепчет быстро, будто змей-искуситель, и Шастун безбожно ведётся.
Вынимает пальцы, обтирая их о постельное бельё — всё равно уже пора менять было — и разрывает зубами заранее оторванный квадратик презерватива. Раскатывает его по члену и щедро льёт лубрикант, потому что смазки много не бывает, пока Арсений переворачивается на спину и поднимает согнутые в коленях ноги, раскрываясь перед Антоном полностью.
Шастун проводит пару раз кулаком по члену, дыша прерывисто, и наконец приставляет головку ко входу. Смотрит Арсу в глаза и сплетает свои пальцы с его, когда Арс закидывает свои ноги на его плечи. Попов кивает доверительно, и только тогда Антон входит — медленно, сантиметр за сантиметром погружается в него до упора и замирает, давая Арсению привыкнуть. Тот дышит часто, стискивая шастовскую ладонь, и приятно сжимается на члене.
— Двигайся, — просит — почти умоляет — Попов через несколько секунд, и Антон подаётся назад, оставляя внутри лишь головку и снова толкается обратно, постепенно наращивая темп. В комнате раздаются стоны Арсения и скулёж на высокой ноте, когда Антон задевает простату, шастовские тихие выдохи сверху и пошлые шлепки тел друг о друга.
— Ты такой узкий, Арс, — шепчет Шастун, наклоняясь к влажному от пота виску и целует его там же. — Такой потрясающий… Так сладко стонешь, — Антон совершенно перестаёт контролировать, что несёт его отключившийся от мозга язык. — Самый лучший, Арс, я так тебя люблю, мой хороший, — водит носом по его коже, вдыхая неповторимый запах дома, к которому примешивается запах пота, что делает Арсения только лучше.
Тот обнимает одной рукой его спину, царапая ту короткими ногтями на особо сильных толчках, а другой зарывается в антоновские волны, притягивая того к себе для поцелуя. Хотя они по большей части даже не целуются — соприкасаются губами, деля воздух на двоих, иначе велика вероятность задохнуться. В чувствах, в удовольствии, в любви.
Арсений кончает внезапно без рук, когда Антон в очередной раз задевает простату, и сжимает его внутри, почти не позволяя двигаться.
Шастун замирает внутри, пока Арс приходит в себя после оргазма: выравнивает к чертям сбившееся дыхание, жмурится так сильно, что его ресницы очаровательно дрожат, и прижимает Антона к себе крепко, не желая его отпускать, по всей видимости, никогда.
И всё же отпустить приходится, чтобы Шаст со смущающим звуком вышел из него. Антон снимает презерватив и додрачивает себе, смотря на результат своих пыхтений: разнеженный Арсений с подтёками спермы на торсе, смотрящий на его движения на члене жадно. Мечется взглядом то с травянистых глаз, то на то и дело показывающуюся в кулаке малиновую головку. Антон кончает, смотря Арсению в глаза, и дышит часто, мышцы ног и торса напрягаются, когда струя спермы брызгает в кулак, и Шастун спешит вытереться салфетками.
Тянет новую и протирает Арсов живот, после чего падает обессиленно рядом со своим любимым и обнимает его, прижимая к себе.
— Я тоже тебя люблю, — отвечает на его далеко не первое, но всё такое же значимое признание Арсений и целует родинку на кончике его носа. — Больше всего на свете, — оплетает Антона всеми конечностями и накрывает их одеялом — почему-то клонит в сон, и Арс не в силах бороться с этим желанием.
Антон также обнимает его в ответ, улыбаясь счастливо, и в миллионный раз задумывается, насколько же сильно ему с Арсением повезло.