Очнулся Глетчер от ощущения, что его куда-то тащат — прямо по земле, волоком. Ему удалось приоткрыть глаза, но видел он смутно, практически ничего не смог различить, только неясные тени. Обоняние тоже притупилось, он не чувствовал запахов.

      «Жив ещё», — неуверенно подумал вампир.

      Он глухо застонал, тело пронзила страшная боль. Тут же движение прекратилось, он почувствовал, как чья-то рука коснулась его лба, и на этом всё: он опять надолго забылся.

      Сколько длилось беспамятство, эльф не знал. Когда он наконец очнулся, первым делом подумал: «Только бы не рассвет!»

      По времени и ощущениям рассвет должен был давно наступить.

      Юноша приподнял веки, они были непривычно тяжёлыми, и даже это незначительное усилие его утомило. А ведь вампирам усталость неведома. Означать это могло лишь то, что жить ему осталось недолго.

      Глетчер повёл глазами. За окном была глухая ночь. Сам он лежал на кровати в небольшой опрятной комнатке, в углу горел камин, горько пахло высушенными травами. Он был полураздет, и рука и плечо его были заботливо и умело перевязаны. Кто-то спас его?

      Вампир попробовал пошевелить раненой рукой, ничего не вышло, лишь слабо задрожали кончики пальцев. Похоже, он надолго (если не навсегда) потерял способность двигать ею. А впрочем, непривычная слабость не давала ему двигать и левой рукой, да и вообще двигаться. Эльф сдался, закрыл глаза и слабо вздохнул. Да, он умирал, но кому-то было не всё равно, кто-то пытался его спасти…

      «Глупые люди!» — подумалось ему.

      Слабость плавно перешла в дрёму, привиделось что-то из живой, эльфийской жизни. Пронеслись перед глазами все Праздники, зашумело в голове от смеха и песен. Привиделись бескрайние луга Эльфриса, синева неба, прожилки сияющих от солнца облаков. Промелькнул быстрой тенью порт, откуда началось его несчастливое путешествие. Умиротворение сменилось болью: возвращались воспоминания вампирские. Будто вся жизнь пробегала перед глазами. Наконец привиделась ему и Сэнна.

      — Сэнна… — пробормотал он и вздрогнул: чья-то рука легла ему на лоб.

      Глетчер с трудом открыл глаза, увидел подле себя темноволосую кареглазую девушку. Подумал сначала, что из вампиров, но потом почувствовал, что флюиды, которые она излучала, живые. Девушка приподняла его голову и поднесла к его губам чашку с ароматным травяным настоем. Юноша плотно сжал губы: вампиры ничего, кроме крови, пить не могли.

      — Выпей, это поможет, — ласково сказала девушка.

      — Ничего мне уже не поможет, — выговорил эльф и сам не узнал своего голоса: тот был глухим, прерывающимся, по-вороньи хриплым.

      — Не упрямься, эльф! — рассердилась она и вновь попыталась его напоить.

      — Я не эльф, — возразил юноша и снова сжал губы.

      — Как же, конечно эльф, — уверенно кивнула она.

      — Да посмотри ты на меня, коринна! — раздражённо отозвался Глетчер.

      — Откуда ты знаешь, как меня зовут? — удивилась она.

      — А как тебя зовут? — в свою очередь удивился эльф.

      — Карина. А тебя?

      — Ками… Глетчер. Меня зовут Глетчер, — едва слышно ответил он.

      — И почему же ты, Глетчер, утверждаешь, что ты не эльф? Обыкновенный эльф, как и все в Блэкдейле. Выпей, тебе легче станет.

      — А что такое Блэкдейл? — поморщившись, спросил он.

      Её глаза удивлённо вспыхнули.

      — Или ты не помнишь, откуда ты родом? Здесь я тебя и нашла.

      «Значит, — понял Глетчер, — я куда-то перенёсся… в какую-то далёкую страну…»

      — Скажи-ка, — вслух промолвил он, — далеко ли отсюда до Вудденстона?

      — Никогда не слышала, — покачала девушка головой.

      Похоже, колдовство занесло его в совершенную глушь. Но он рад был умереть вдали от мест, причинивших ему столько боли.

      — Что со мной?

      — Ты сильно обожжён, — вздохнула Карина. — Как тебя угораздило?

      Эльф скрипнул зубами, ощутив, что притупленный болью голод вновь ожил, и жёстко сказал:

      — Не нужно было меня спасать. Мне всё равно недолго осталось.

      — Вот ещё, умирать он выдумал! — снова рассердилась девушка. — Мои снадобья тебя в два счёта на ноги поставят!

      Он отрицательно качнул головой и повторил:

      — Я умираю.

      — Замолчи же! — Её глаза неожиданно наполнились слезами. — Не смей так говорить!

      Юноша замолчал, не понимая, почему она может плакать по незнакомцу, попытался уклониться от питья, которое она настойчиво подталкивала к его губам, и глухо вскрикнул от нового всплеска боли. И эта боль была тем сильнее, чем острее становился голод.

      — Сам виноват, — заявила девушка. — Выпил бы лекарство, не было бы так больно. Тебе вообще шевелиться нельзя!

      Глетчер усмехнулся:

      — А ты неосмотрительно спасла того, кого спасать не следовало. Кто я такой — ты знаешь? Если бы знала, прошла бы мимо, даже не взглянув. Я и этого не заслуживаю.

      — Странно ты говоришь, — насторожилась Карина. — Ведь у нас, эльфов Блэкдейла, такое правило: коли кто нуждается в помощи, так помоги.

      — Так ты эльфийка? — поразился Глетчер, всматриваясь в её лицо и только теперь примечая её заострённые уши.

      — Странно, что ты сразу не понял, — сказала она. — Мы же одного роду-племени.

      Сказать, что эльф был удивлён, — ничего не сказать. Эта девушка утверждала, что она эльфийской крови, но в ней ничего не было эльфийского, исключая ушей. Это его обескуражило, и он растерянно спросил:

      — Как же так… Ты говоришь, что и ты из рода Оберона, но…

      — Оберона? — прервала его Карина. — О чём это ты?

      — Странно. Если ты эльфийка, как же ты не знаешь имени Первого Предка? — вполне обоснованно усомнился Глетчер.

      — Да ты бредишь, похоже, — огорчилась девушка, трогая ладонью его лоб. — Как будто не знаешь, что имя Первого Предка — Вернон? Каждый в Блэкдейле это знает.

      — Я не из Блэкдейла, — уточнил эльф, — я сюда случайно попал. Я из Эльфриса.

      Карина была удивлена не меньше его:

      — Да разве есть ещё где эльфы?

      — И я думал, что нет.

      По его коже прокатилась неприятная волна, голод требовал утоления, а добыча была так близко… Глетчер здоровой рукой вцепился в простыни, заскрежетал зубами.

      — Я… хочу пить… — проговорил он.

      Эльфийка потянулась за чашкой с питьём.

      — Нет, я не могу это пить. Принеси мне немного крови, — выдавил он, отводя взгляд. — Любой, хотя бы пару капель…

      — Что-что? — переспросила она.

      — Крови… — чуть громче сказал вампир. — Всё равно мне недолго осталось, не хочу отправляться в Последний Путь голодным.

      — Разве эльфы в Эльфрисе кровью питаются? — с сомнением спросила девушка.

      — Эльфы — нет, да вот только я больше не эльф. Сто с лишним лет уже не эльф.

      — Как это? — не поняла она.

      — Я… я… — Вампир замолчал.

      Она бы испугалась, узнав правду. Зачем отягощать ещё и её этим признанием? Но эльфийка потребовала, чтобы он договорил, раз уж начал.

      — Вампир, — промямлил Глетчер.

      Воцарилось молчание. Карина уставилась на него едва ли не в ужасе. Глетчер закрыл глаза, сдаваясь накатившей слабости. Ничего, недолго осталось, она скоро забудет о его словах…

      «В первый раз я быстрее умер», — подумалось ему.

      А ещё почему-то нахлынуло сожаление, что он должен умереть. Эта эльфийка была очень красива, в неё трудно было не влюбиться.

      Тут он почувствовал, что на его губы закапала кровь. Клыки запульсировали, отзываясь, вампир приоткрыл рот, забывая обо всём и с наслаждением глотая кровь. Ему сразу же полегчало, но, должно быть, такое облегчение всегда являлось перед кончиной. Эльф открыл глаза и тут понял, откуда взялась кровь: эльфийка придерживала запястье у его губ, а из глубокого пореза текла кровь. Странно, что она это сделала. Зная, кто он, и всё равно стараясь спасти его хотя бы ненадолго… Жалеть чудовище? Сейчас эльфу показалось, что взгляд её был нежным и любящим.

      — Не нужно было… — Эльф отвёл её руку.

      Голос его прервался, и он опять надолго потерял сознание. Эти внезапные обмороки повторялись примерно раз в полчаса, бесконечная вереница забытья и прихода в сознание… Но всякий раз, открывая глаза и ожидая рассвета, эльф видел за окном лишь непроглядную тьму.

      — Как же всё ещё ночь? — пробормотал он.

      — Ночи здесь долгие, — объяснила Карина, меняя ему повязки, — по 168 часов, а дни ещё длиннее.

      «Здесь бы я жить не смог… — подумал он. — Слишком долгий день для вампира…»

      По словам эльфийки, ночь должна была закончиться завтра.

      — Вот тогда и умру, — заключил юноша.

      — Нет! — со страхом воскликнула девушка. — Я отыщу для тебя убежище…

      — Может быть, но я всё равно умру, — возразил ей вампир. — Эти ожоги не от простого огня, их не залечить даже колдовством. А перед смертью…

      — Да не можешь ты умереть! — воскликнула она с сердцем.

      — Почему?

      — Как ты можешь умереть, когда я тебя люблю? — всхлипнула она и убежала из комнаты.

      Глетчер опешил. За эти несколько часов он уже успел полюбить эту девочку, он мог себе это позволить, раз уж умирал и не мог причинить ей страданий. Но, похоже, причинял.

      «Как она могла полюбить меня? — думал эльф. — За что? Наверняка я обезображен этим ожогом. Я умираю и ничего не могу дать ей взамен. Как же она может любить меня, ничего обо мне не зная? Странно всё это…»

      Эльфийка вернулась. Она уже была совершенно спокойна, но ресницы ещё были влажны от слёз.

      — Ты хотел рассказать что-то? — вспомнила она, садясь рядом с ним и бережно накрывая его изуродованную руку своей.

      Глетчер промолчал. Незачем было ей рассказывать, пусть этот тяжёлый груз остаётся на его плечах. А он и до утра не доживёт.

      — Не нужно тебе знать, — ответил он. — Оставь меня, это пустое…

      Карина ничего на это не ответила, погладила его по здоровой щеке и отошла в другой угол комнаты, где на маленьком столике горела травяная свеча перед золочёной картинкой. Должно быть, алтарь, где она молилась предкам. Эльфийка опустилась перед столиком на колени и что-то зашептала. Расслышать её шёпот юноша не мог, но как бы он удивился, узнав, что в этих молитвах повторялось лишь одно имя. Его имя!

      — Повелитель Света, — шептала девушка, ломая пальцы, — знаю, что нет у меня никакого права просить за него, знаю, что он создание тьмы… Но никого я так не любила, как его люблю, и не полюблю больше. Ты ведь всесилен, спаси его, спаси Глетчера! Знаю, что он, должно быть, совершил много дурного, но посмотри, сколько страдания в его глазах! Я знаю, я чувствую, что он страдает. Спаси его и меня спаси. Что же со мной будет, если его не станет? Ты только спаси его, позволь ему снова обрести свет. А уж я позабочусь о том, чтобы он стал прежним. Если уж ему было суждено войти в мою жизнь, разве может всё закончиться так? болью, страхом и разлукой? Если хочешь, возьми мою жизнь взамен его, я отдам её с радостью, только Глетчера от мучений избавь! — И слёзы катились по её щекам, пока она шептала эту странную, но страстную молитву.

      Глетчер уже не помнил себя от боли. Он глухо застонал, забормотал что-то бессвязное, снова впал в забытье. Эльфийка бросилась к нему, придерживая его за руку, со слезами прикоснулась поцелуем к его потемневшим губам. Тут же она удивлённо вскрикнула: на её глазах эльф стал меняться. Ожоги медленно затягивались один за другим, кожа воссияла. Когда свет истаял, стало видно, что она потеплела, засияла солнечными оттенками, будто по венам его вместо крови текло расплавленное золото. Лишь на веках остался синеватый венчик. Волосы пошли золотыми искрами, выжгли черноту в пшеничный отлив, завились упругими кольцами. Как будто и лицо сразу же изменилось, окружённое эти золотым сиянием: исчезла хищная острота черт, сгладились складки в углах рта, от него повеяло покоем и умиротворением. Можно было подумать, что он умирает.

      — Глетчер? — дрожащим голосом позвала эльфийка.

      Веки эльфа дрогнули, он открыл глаза. Карина удивилась ещё больше: эльф смотрел на неё глазами перванш, быстро затухали в них последние чёрные искры. Глетчер бросил взгляд в окно, где начало светлеть, и глаза его потухли. Эльфийка, перехватив этот взгляд, поспешила закрыть ставни.

      — Нет, — остановил её эльф, — помоги мне.

      Собрав остатки сил, юноша встал. Это ему удалось, но он зашатался и едва не упал, Карина придержала его.

      — Куда ты?

      — Я умру, — спокойно ответил он. — Нет, не возражай, я чувствую, что так будет. Я прожил достаточно, испытал многое, а теперь моё время пришло. Я не боюсь смерти, теперь я это понимаю. Я бо́льшую часть жизни прожил во тьме, так хоть умру при солнце. Позволь мне увидеть солнечный свет, позволь впитать его в себя. Я истосковался по нему — каждый день видел во сне! Прав был князь, заклятье не снять, но в моих силах хотя бы умереть, как должно. Я лишь так освобожусь, понимаешь?

      Она кивнула через слёзы и помогла ему выйти из дома. Глетчер опустился без сил прямо на порог, но ему и этого было достаточно.

      Тихонько солнечные лучи преображали небо после долгого ночного забвения. Тёплый ветерок налетел, потрепал по волосам, утешая, погладил кожу. Увидеть настоящие краски дня, не омрачённые ночными кошмарами, — большего счастья он себе и представить не мог! Ему даже показалось на какой-то момент, что сердце забилось, — так он был захвачен тем, что видел.

      Широко раскрытыми глазами смотрел вампир, как исчезает тень, слизываемая солнечным светом, который всё ближе и ближе подбирался к нему. Он знал, что умрёт, как только свет коснётся его, но желания спрятаться, избежать этого у него не возникало. Увидеть Солнце, каким он его помнил, последний раз в жизни — как мучительно он этого жаждал!

      Эльф знал, что удовольствие продлится лишь секунду, а потом — ужасная боль и медленная смерть, но умереть он не боялся. Ведь он встретил последнюю любовь в его сломанной жизни, мысль о ней сопроводит его по Последнему Пути. Эльф знал всё это, но тогда ещё не знал, что солнечный свет не причинит ему вреда, потому что заклятие — вернее, проклятие — было снято с него навсегда.