Рассветные всполохи едва тронули дремлющее небо, а рыцарь и принц уже давно были в седле. До замка оставалось меньше лиги, следом надвигалась гроза, буквально следуя за ними по пятам, как вестник злого рока, так что стоило поспешить. Призрачные кружева облаков сплетались в чудовищные сети, травы лихорадило ветром, и на сердце было так же неспокойно, как и вокруг.

      Замок, в который они направлялись, был вотчиной предков Корина с незапамятных времён. Неприступная цитадель, плоть от плоти гранитной скалы, на которой она возведена. Единственный путь к ней — узкий каменный мост, соединяющий скалу и другой берег. А внизу — грохочущая по каменистому ложу река.

      Земли в здешнем уделе были не слишком плодородны, так что скоро зелень сменилась порыжевшей на солнце травой, вытянувшимися нелепыми пугалами деревьями и неровными лоскутами полей, на которых крестьянам всё же как-то удавалось собирать урожай. Основной доход приходился на каменоломни: камень, выработанный в них, расползался по королевству мостовыми, городскими стенами и дворцовыми колоннами.

      В первой же попавшейся деревеньке Корин чиркнул пару строк и отправил человека, чтобы тот предупредил об их приезде смотрителя замка и чтобы устроили торжественный приём, как и подобает при встрече царственной особы. Этим рыцарь хотел хотя бы немного отвлечь принца — и себя самого — от грядущей юдоли. Когда мужчина сообщил об этом Ристану, лицо принца осталось беспристрастным, но рыцарю показалось, будто тени ещё глубже залегли под глазами юноши.

      — Вам нездоровится, ваше высочество? — обеспокоился рыцарь.

      — Я устал, — ровно ответил принц.

      — В замке вы сможете хорошенько отдохнуть.

      — Не сомневаюсь.

      Каким тоном это было сказано! Никогда за всю дорогу рыцарь не слышал в голосе принца таких холодных ноток! Отчуждение как будто только возросло между ними. Обескураженный этой внезапной переменой в настроении, Корин ехал оставшийся путь молча, изредка поглядывая на принца, но не решаясь сказать ещё что-нибудь, и раскрыл рот лишь перед самым въездом на каменный мост:

      — А вот и замок, ваше высочество.

      Ристан заслонил глаза от солнца ладонью щитком, губы его сложились в тонкую чёрточку, лишённую всяких эмоций, и он проронил:

      — Вот как.

      На том конце моста загрохотало. Это открылись ворота, выбежали и выстроились встречающие прибывших стражи, высоко поднимая древка узких флагов, и Орион, распоряжавшийся замком во время отбытия Корина на королевскую службу в столицу. Корин и Орион были дальними, но единственными родственниками друг у друга, и рыцарь перепоручил ему свои владения, не думая, что вернётся сюда когда-нибудь. А вот сейчас возвращался.

      Корин первым въехал на мост, приглашая принца следовать за ним. Копыта зацокали по камням, ускользающее эхо отдавалось в скалах и укатывалось вниз, чтобы затеряться в плеске воды. Оглянувшись, рыцарь увидел, что Ристан остановил лошадь и спешился на середине моста.

      — Ваше высочество? — удивлённо окликнул его рыцарь.

      — Нет, — чётко произнёс принц.

      — Что?

      — Ты думаешь, я не знаю, что ты собираешься сделать? — Ристан высоко вскинул голову, ветерок всколыхнул его волосы, и они светлыми всполохами взвились в воздух.

      — Ваше высочество… — Мужчина спешился и подбежал к нему.

      — Нет выбора, знаю, нет иного пути, но… хотя бы это я могу выбрать? — Принц раскинул руки в стороны. — Сделай это прямо здесь. Не в каменных застенках, где стоит сумрак, где пахнет сыростью и плесенью. Здесь, где всё ещё солнечно, где я могу чувствовать тепло этого дня, дыхание этого ветра… Хоть это-то мне позволено?

      Горло рыцарю пережал горькой спазм.

      — Ваше высочество… я…

      — Лгать ты точно не умеешь. — Ристан запрокинул голову, глядя в готовое в любой момент обрушиться вниз небо. — Не составило большого труда догадаться, почему ты поехал со мной. Делай что должен. Ты ведь знаешь, что должен сделать.

      — Знаю, — глухо выговорил Корин, кладя руку на меч, чтобы вынуть его из ножен.

      По телу принца пошла дрожь, плечи его дёрнулись, но он совладал с собой и, опустив лицо, спокойно взглянул на рыцаря и силился улыбнуться. Да, быть может, Корин не умел лгать, но и Ристан не умел: он отчаянно хотел жить и столь же отчаянно пытался смириться с уготованной ему страшной участью.

      Что до́лжно сделать… Лелеять это драгоценное чувство, упиваться обладанием им, обожать это самое дорогое существо на свете и… уничтожить его собственными руками?! Все эти бессонные ночи сомнений, бессмысленные вопросы без ответов, терзания смятенной души… и хватило лишь одной минуты, чтобы решить всё для себя.

      — Да, я знаю, что должен сделать, — сказал Корин, удивляясь, насколько быстро принял это решение.

      Рыцарь отвёл меч в сторону, развернулся и пошёл к воротам замка. Он не мог видеть, как меняется лицо принца в этот момент, но мог представить себе, как приоткрываются в удивлении губы, приподнимаются брови, округляются непониманием происходящего глаза… поскольку именно так вели себя стражи.

      — Корин? — с опаской произнёс Орион, делая шаг навстречу родичу; стражники расступились.

      Рыцарь прошёл мимо них к воротам замка. Там, на каменной притолоке, согласно традициям был укреплён барельеф — герб королевства и под ним герб семьи Корина, символ непререкаемого господства королевской семьи над вассалами и символ слепой преданности и клятвы перед Истинным Богом, — всё то, что теперь не имело никакого значения. Рыцарь занёс над барельефом меч.

      — Стой, Корин! — воскликнул Орион, сообразив, что происходит. — Ты в своём уме?!

      Но рыцарь уже ударил мечом по каменному барельефу, по нему пошла трещина, он ударил ещё раз — и барельеф раскололся и осыпался вниз, разбиваясь на ещё более мелкие осколки. Корин припечатал их сапогом, развернулся, не реагируя на вопли Ориона и не замечая настоящего ужаса на лицах стражей, и пошёл обратно к принцу.

      Тот всё ещё стоял на мосту, остановившимся взглядом следя за каждым шагом мужчины. Корин приблизился, встал на одно колено, кладя меч у ног юноши и склоняя перед ним голову:

      — Ваше величество, отныне и всегда этот меч и моя жизнь в вашем распоряжении, ибо для меня нет и не будет иного короля.

      Сзади послышалось бряцанье доспехов, это вставали один за другим на колени стражники, следуя воле своего господина и тем самым присягая на верность ошарашенному принцу.

      Колени Ристана задрожали, и он просто сел где стоял, дрожащей рукой пытаясь дотронуться до лежавшего перед ним меча. Потом юношу качнуло, и рыцарь едва успел подхватить принца, осознав, что тот теряет сознание.

      — Ваше величество! — обеспокоенно позвал Корин, придерживая его за плечи возле себя.

      — Что ты наделал, Корин! — невнятно сказал юноша.

      Корин поднял его, осторожно и бережно перекладывая руки принца к себе на шею, и понёс к замку, тихо приговаривая:

      — Вы устали, ваше величество, но это ничего, вы сможете хорошенько отдохнуть в замке. И не тревожьтесь более, я обо всём позабочусь. Теперь всё будет хорошо, непременно будет!

      Рыцарь прошёл мимо коленопреклонённых стражей, приостановился возле Ориона:

      — Ты ведь уже распорядился насчёт комнаты?

      — Как ты и приказывал, — не поднимая головы, ответил тот. — Я смею надеяться, что после ты объяснишь мне… это безумие.

      — Пришли слуг, — никак не отреагировав на последнюю ремарку, приказал Корин, — его величеству необходимо умыться и переодеться с дороги.

      Орион наклонил голову ещё ниже, но на его бледном лице проступили пятна прилившей к щекам крови: не барельеф сейчас обломками лежал возле врат замка, а весь их род!

      Рыцарь отнёс полубессознательного принца в подготовленную комнату, где уже ждали прислужницы, почтительно склонившиеся перед своим господином и его гостем. Это была лучшая комната в замке — спальня самого Корина. Так давно он не был здесь, что даже ему самому она казалась чужой, но как и прежде полыхал камин, языками пламени вылизывая каминную решётку, чуть покачивались занавеси на окнах, тяжёлые бархатные занавеси, и чуть поскрипывали половицы около кровати.

      Корин усадил принца на кровать, тот уцепился за его рукав, не отпуская. В глазах юноши был панический страх. Рыцарь осторожно высвободил руку, сжал пальцы принца в ладонях и ласково сказал:

      — Вам больше не о чем беспокоиться, ваше величество. Здесь вы под моей защитой. Отдохните пока в мягкой постели, смойте с себя дорожную пыль и тревоги. Я вернусь через несколько минут: нужно распорядиться насчёт ужина. Верьте мне, ваше величество.

      — Не называй меня так, — ужаснулся Ристан, как будто только что осознав смысл этого «ваше величество».

      — Я принёс вам клятву, ваше величество, — возразил рыцарь, почтительно прижимаясь лбом к руке принца. — Нет и не будет для меня иного короля. Клянусь вам, ваше величество, что верну вам ваше королевство, что бы ни пришлось для этого совершить.

      Принц побледнел как полотно и одними губами выговорил:

      — Тебя казнят за это… нас обоих. Это мятеж.

      — На победный пир или на плаху — я пойду куда угодно ради вас, ваше величество, — твёрдо сказал Корин. — Я дал клятву…

      — Ты давал клятву моему отцу, ты его паладин. И так легко нарушаешь её? Не нарушишь ли и данную мне? — Его глаза на мгновение застлала та страшная пелена, которая до недавнего времени терзала и самого рыцаря. — Могу ли я верить клятвопреступнику?

      — Прикажите мне — и я умру, — промолвил рыцарь, снимая с пояса меч и протягивая его принцу. — Я готов по первому же вашему приказанию лишить себя жизни этим самым мечом. Но только после того, как я посажу вас на трон Эстрагона. Моя жизнь ничего не стоит, жизнь рыцаря — разменная монета, но ваша… ваша жизнь бесценна, ваше величество! Клянусь памятью вашей матери, святой королевы, что буду предан вам до самого конца, каким бы он ни был.

      — Корин…

      Рыцарь оставил меч у ног принца и вышел. Голова у него кружилась. Принц был вправе сомневаться, да он и сам до сих пор не верил, что решился на такое. Не было ли опрометчивым обещание сделать Ристана королём? Не проще ли, не лучше ли для них обоих покинуть королевство, укрыться в одном из соседних государств, притвориться кем-то другим и прожить долгую, тихую, счастливую жизнь вместе? Предложи он это, принц, должно быть, согласился бы. Но смог бы Корин пойти против совести? «Нет, — сам себе ответил мужчина, — трон Эстрагона должен принадлежать Ристану, и он будет ему принадлежать!»

      Подкрепив свою уверенность этими мыслями, Корин спустился вниз, в трапезный зал, чтобы проверить, как выполняются распоряжения насчёт ужина. Орион ждал его.

      — Что, готово? — обронил рыцарь, проходя мимо него.

      Тот вдруг ухватил его за воротник, пригвоздил спиной к каменной колонне.

      — Ты с ума сошёл, Корин? — воскликнул он, и рыцарь понял, что его родич преисполнен ужаса. — Если о твоей выходке доложат королю, нас всех казнят по твоей милости! Что это ты выдумал? Мятеж против короля?

      — Принц Ристан станет королём Эстрагона, — чётко произнёс Корин. — Нынешний король утратил право на трон, гнусными преступлениями лишил себя этого права. Это лишь восстановление справедливости, а не мятеж. Впрочем, ты можешь покинуть замок: я не могу принудить тебя следовать за мной. Делай, что считаешь нужным, Орион.

      — Да ты шутишь? — воскликнул Орион, отпуская его и нервно вышагивая по трапезной. — Как будто король поверит, что мы не заодно! Он казнит меня только за то, что мы родственники, ты ведь знаешь порядок.

      — Тогда у тебя нет иного выхода, как следовать за мной, — скрывая улыбку, заключил рыцарь. — Верь мне, и я приведу нас к победе.

      — Ты приведёшь нас на плаху! — выдирая себе волосы, причитал Орион. — Даже если мы вооружим и обучим сражаться всех наших крестьян, в чём я сомневаюсь, поскольку они бесполезны, у нас наберётся лишь две сотни воинов. Как ты думаешь пойти против тридцатитысячного войска короля?!

      — У меня есть план, Орион, вернее, у меня есть кое-что получше, — ободряюще сказал рыцарь. — Когда вернусь, всё тебе расскажу. Нужно проверить, как там его величество. Прикажи подавать ужин: мы не ели толком несколько дней.

      Орион издал обречённое восклицание ему вослед.

      Корин поднялся наверх. У дверей комнаты, ставшей опочивальней будущего короля, его ждали прислужницы, только что вынесшие из комнаты тазы с грязной водой и одежду и доспехи Ристана. Рыцарь распорядился, чтобы одежду постирали, а доспехи очистили незамедлительно. Свои он давно перепоручил слугам, переодевшись в чистое платье, но тело ещё пахло солёным ветром пыльных дорог и терпкими травами, на которых они спали ночами во время путешествия.

      Он вошёл. Принц, в длинной рубахе, сидел на подоконнике, обвив колени руками, плотно прижав босые ступни, висок прижав к кованой решётке открытого окна. Лицо его ничего не выражало, будто он был скован обречённостью или смирением перед Судьбой, какой бы она ни была. Должно быть, он ещё прокручивал в голове сказанное рыцарем или представлял себе, что выйдет из этой отчаянной попытки изменить предначертанное.

      — Ваше величество? — позвал Корин, подходя к окну.

      Лицо принца болезненно дёрнулось, он перевёл взгляд на вошедшего и обронил:

      — Я ведь говорил не называть меня так. Ты безумен, Корин.

      — Безумен… — повторил мужчина, усмехнулся слегка и подтвердил: — Да, должно быть. Но не сомневайтесь ни в моей искренности, ни в моих чувствах.

      — В твоих чувствах? — переспросил принц, приподнимая брови.

      Да, если подумать, то открыто он о них не говорил — не смел, да и не был вправе, — он привык говорить поступками, а не словами. Что лучше могло бы заставить понять! Корин подошёл совсем близко, силой раздвинул колени принца, задирая опущенную до лодыжек рубаху, и взял его. Ристан вскрикнул, конвульсивно ухватился рукой за кованую решётку окна, вжимаясь в неё затылком. Это была клятва верности, но не клятва рыцаря королю, а любовника любовнику. Мужчина зацепил ноги юноши за своей спиной, ухватился рукой за решётку чуть выше руки принца и ритмично вдалбливался в юное беззащитное тело, по́том и кровью вырисовывая нерушимый пакт. Ристан не просил его отпустить, не требовал быть нежнее, только часто дышал сквозь зубы и иногда, когда становилось невыносимо, вскрикивал, до хруста в суставах вжимая пальцы в оконную решётку.

      Из окна задувало, и рыцарь, опасаясь, что сквозняк пронзит распалённое тело принца — рубаха его была совсем мокра от пота, — решил, что стоит перебраться на кровать. Он заставил юношу обхватить его шею руками и понёс его — всё ещё нанизанного — в постель. Мягкая перина поглотила обоих, и если бы кто вошёл сейчас, то увидел бы, быть может, только вздёрнутое колено принца и торчащий локоть рыцаря среди шевелящихся барханов одеял, да шатающийся балдахин над кроватью выдал бы то, что происходило в этой постели. Крики становились громче, запах пота всё сильнее распространялся по комнате, звуки грохочущей по каменному полу кровати, вероятно, разносились по пустотам коридоров замка. Но Корин и десятой доли той страсти, что чувствовал, ещё не выразил.

      Как будто те акты любви, что случались по дороге, были лишь этапами затянувшейся прелюдии происходящего сейчас. Так отчаявшиеся женихи отвоёвывали право первой ночи у жадных лордов, охочих до юных девственниц, торопливо и неистово внедряя первыми своё семя в агонизирующее страхом и похотью лоно. В скольких залитых кровью и по́том стогах постигали они тайком священнодействие любви!

      Когда рыцарь остановился, приподнимаясь на локтях над распластанным под ним принцем, Ристан едва ли понимал, что происходит. Он едва не лишился чувств, да и, должно быть, несколько раз лишался их в процессе, но быстро приходил в себя, вырванный из забвения болью, которую причинял ему безумствующий страстью мужчина. Но это была желанная боль, и принц терпел бы её бесконечно долго, лишь бы Корин был с ним, лишь бы не оставлял его.

      Как долго он ждал — жаждал! — этого, захлёбываясь слезами и ненавистью под грузным, дурно пахнущим телом короля-отца, насилующего его едва ли не каждую ночь! Лишь мысли о том, что Корин однажды вернётся, не давали сойти с ума или покончить с собой. Лишь воспоминания о тех случайных, мимолётных взглядах поддерживали в нём рассудок и жизнь.

      О, как сладка теперь эта боль! О, как невыносимо желанна тяжесть этого тела! И когда Корин навалился на него, леденея от экстаза, Ристан жадно впился пальцами в его широкую спину, и из-под них потекли по лопаткам мужчины тонкие струйки крови.

      Дикий, первобытный пакт верности был заключён и подписан кровью обеими сторонами. Что клятвы паладинов! Пустое бряцанье пустых доспехов.

      Пожалуй, оба они лишились чувств на какое-то время, когда утихли последние всполохи страсти в их изнурённых телах.

      Корин очнулся первым, обвёл взглядом комнату. Нет, это ему не привиделось: он был в своём замке, он делил постель с принцем.

      «Я должен вернуться к Ориону, — подумал рыцарь, упираясь рукой в кровать, чтобы вылезти из постели, — чем скорее мы приступим к исполнению моего плана, тем лучше. Нужно было предупредить его, чтобы он запретил людям покидать замок. Надеюсь, он сам догадался: кто-нибудь может донести в столицу о том, что здесь готовится!»

      Принц беспокойно шевельнулся ему вслед. Корин осторожно высвободил локоть, за который судорожно ухватилась тонкая, почти прозрачная рука, и поднёс пальцы юноши к губам. Лица Ристана не было видно: он лежал лицом в подушке, — но, вероятно, у него всё ещё были сомнения. Рыцарь достал кольцо королевы и надел принцу на палец, рука того дёрнулась, скользнула к подушке, юноша тут же вздёрнул голову и выдохнул:

      — Кольцо моей матери?!

      — Я сохранил его для вас, ваше величество, — скорбно ответил мужчина. — Если бы я был в замке тогда!..

      Ристан сжал окольцованную руку в кулак, в глазах его разлилась какая-то зелень, и он проговорил:

      — Они должны поплатиться за это.

      Корин внутренне вздохнул с облегчением: нужный настрой! Видимо, принц принял мысль, что станет новым королём Эстрагона. Но черты принца тут же окрасились едва ли не скорбью.

      — Это хорошая сказка, но вряд ли у неё будет счастливый конец, — усмехнувшись, произнёс принц и, заметив вопросительный взгляд Корина, пояснил: — Что мы можем противопоставить королевским войскам? Мы не дойдём даже до окраин столицы. Королевская темница и плаха — вот что ждёт нас в конце пути, а не трон.

      — Уверяю вас, ваше величество, — возразил рыцарь ласково, беря руку принца в ладони и прижимая её к груди, — мы войдём в столицу победителями. Не тревожьтесь о мелочах, отдыхайте, а я всё устрою.

      Он едва ли не силой уложил принца обратно в постель, укрыл его одеялами, подтыкая края, как заботливая нянька сделала бы заупрямившемуся ребёнку. Ристан уснул почти мгновенно. Корин полюбовался немного его спящими чертами, отвёл упавшие на лицо непослушные пряди, гладя дрожащей ладонью щёку.

      — Спите спокойно, ваше величество, — пробормотал он.

      Он оделся, с трудом расправляя одежду на всё ещё потном теле и, тихо притворив за собой дверь, вернулся к родичу, намереваясь рассказать ему о своих планах, но прежде протянул руку к кувшину с вином: мучила жажда. Орион схватил его за воротник, толкнул в сторону, пригвоздил спиной к стене.

      — Ты рехнулся, Корин? — прошипел он. — Что ты с ним сделал? Он жив ещё?

      Рыцарь выгнул бровь, но Орион не дал ему и полслова вставить.

      — Делать подобные вещи у окна, весь замок вас видел и слышал! — негодовал он. — Что за богомерзкие привычки ты привёз из столицы!..

      — Оставь, — холодно приказал Корин, отталкивая родича. — Что происходило в той комнате — тебя не касается. У меня для тебя есть другие заботы.

      Орион скривился:

      — Пойти вместе с тобой на плаху? Я лучше этим же вечером приму яд.

      — Подобное малодушие непростительно, — сурово возразил рыцарь. — Ты порочишь рыцарскую честь подобными словами.

      — Я не рыцарь, — возразил Орион. — Да и ты, похоже, уже нет.

      Корин раздражённо отмахнулся от него, выложил на стол пачку открепительных писем.

      — Вот, — сказал он, — смотри. Семьдесят тысяч мечей и копий. С ними мы разобьём войска короля в считанные часы.

      — Безумие! — воскликнул Орион, быстро перебрав конверты. — С чего ты взял, что они предадут короля и пойдут за тобой?

      — Пойдут, Орион, все как один пойдут, — уверенно возразил Корин. — Сочти письма и выбери столько же проверенных людей, чтобы были нашими гонцами. Созови писцов, пусть напишут для каждого лорда письмо от моего имени. До́лжно написать две вещи: королева Эстрагона была казнена по ложному обвинению, принц Эстрагона был изгнан и послан на смерть — и всё это происками обезумевшего короля-отца и его колдуньи-жены.

      — Что из этого правда? — сощурившись, спросил Орион.

      Корин вспыхнул:

      — Ты полагаешь, что я могу лгать насчёт подобных вещей? Или ты не знаешь, что я за человек, Орион?

      — Думал, что знаю, — пожал плечами Орион, — но то, что ты делаешь… Ты можешь поклясться мне, что твои слова — это не всего лишь отзвуки желания дать власть твоему любовнику?

      Лицо рыцаря вспыхнуло гневом, но он сдержался и ровно ответил:

      — Истинная королева была безвинно казнена, все в замке это знают. Что же до принца… Я собственными ушами слышал, как король-отец приказал его убить, едва принц покинет пределы королевства. Именно мне он приказал его убить.

      На лице Ориона выразился настоящий ужас.

      — И ты полагаешь, что я буду хранить рыцарскую верность такому чудовищу? — усмехнулся Корин, собирая письма и складывая их в стопку. — Пусть меня считают клятвопреступником, но я не допущу, чтобы оборвалась ещё одна невинная жизнь. Я не прошу тебя следовать за мной. Когда выполнишь мои распоряжения насчёт писем, можешь покинуть королевство. У тебя, я знаю, есть друзья в Лигере? Отправляйся к ним. А я испытаю свою судьбу до конца.

      Орион поклонился ему и отправился созывать слуг.

      Корин тяжело опустился в кресло, опрокинул кувшин с вином, жадно глотая кислую влагу.

      — Плаха или трон, — проговорил он, — плаха или трон.

***

      Три месяца спустя Корин в парадных доспехах стоял за принцем Ристаном, держа над его головой венец, в то время как архиепископ короновал юношу на трон Эстрагона.

      Развевались флаги, город был украшен праздничными гирляндами и цветами.

      Отрубленная голова старого короля, нанизанная на штырь дворцовой ограды, мёртвым взглядом вглядывалась в исполненный ликованием город; ветер трепал седые волосы, задувал на застывшее посмертной маской лицо; а по мерлонам уже подбирались вороны, чтобы выклевать мертвецу глаза, привлечённые их стеклянным блеском. За праздничными трубами их карканья не было слышно, а аромат разбросанных по улицам цветов заглушал смрад тления…