– Жан?
– Привет, Армин.
– Ты вернулся! – в голосе Армина слышится явное облегчение. У Жана замирает сердце. Голос Армина может приобретать эту интонацию только по одной причине.
– Да, я приехал около часа назад. Даже моя мать еще не знает, что я здесь.
— Конни думал, что ты будешь на станции. С возвращением, чувак,– дело спешное, и Армин больше не тратит времени на то, чтобы ходить вокруг да около.
– Надо бы его найти.
Жан вздыхает.
– Армин, я тоже рад тебя слышать. Как прошло твое лето? Хочешь зависнуть где-нибудь, наверстать упущенное, поделиться мыслями и все такое?
– Жан, ты знаешь, мне всегда приятно твое общество. Но у нас тут небольшая проблема. Эрен исчез, и мы не знаем куда.
– Разве это не обычная проблема Эрена? Разве нет? Я уверен, что с ним все в порядке.
– Ну, может быть. Но можешь помочь с поисками? Ты всегда знаешь, где его можно найти.
Жан знает, что поиски – безнадежное дело, и что чем быстрее он согласится, тем скорее сможет пойти спать. В настоящей постели. Впервые за все лето.
– Ладно, – ворчит он, – где вы уже искали?
– Мы проверили все в городе.
– Ладно. Я поеду на север.
Чушь. Жан знает, где Эрен, и это не север. Это через три города на западе. Место, куда он всегда уезжает, когда хочет сбежать. Видимо, Армин и Микаса еще не узнали об этом месте. Кирштайн оставляет матери короткую записку на тот случай, если та проснется и увидит, что машины нет, и сразу же уезжает.
Он подпевает радио, чувствуя себя одновременно странно, потому что вернулся в цивилизацию, и будто вместе с этим никогда не уезжал. Он рад, что, по крайней мере, успел принять горячий душ и заняться стиркой до того, как позвонил Армин. Жан стал довольно милым после десяти недель, проведенных в горах. Он делает все возможное, чтобы не думать о том, насколько сводит с ума ситуация. Ему удалось сбежать на все лето, сбежать в дикую местность, и в ту минуту, когда он возвращается в город, вынужден охотиться за единственным человеком, которого он хотел избежать.
***
– Жан, милый, иди сюда, – зовет Петра - тоже с облегчением - как только тот входит. Кирштайн не может отделаться от мысли, что люди всегда рады видеть его, когда он приходит за Эреном.
Девушка указывает на столик в углу. Эрен свернулся калачиком, его длинные волосы свисали до грязного пола, залитого пивом. Даже в таком состоянии, храпя в пьяном обмороке, пуская слюни на стол, с синяком на щеке, он выглядит как чертов ангел.
– Что случилось? – спрашивает Жан, когда подходит достаточно близко для того, чтобы не кричать. Сегодня вечером в баре кипит жизнь.
– Не знаю, – говорит Петра, пожимая плечами. – Пришел злой как черт, ругался. Ввязался в драку, прежде чем подошел Леви. Потом напился до одури.
– Я заберу его.
– Ты – чудо! – говорит она с искренней благодарностью. Петре нужен свободный столик, и она не хочет заниматься вырубившимся Эреном.
– Его машина может остаться на ночь?
– Без проблем, милый. Это наш участок, все будет нормально.
– Я потом скажу ему, – говорит Жан.
Он поднимает Эрена. Это не так просто, Эрен – тяжелый, почти мертвый груз, которым он и является. Жан чертыхается и ухитряется перекинуть его через плечо. Не самое удобное положение, но придется потерпеть. Несмотря на то, что Кирштайн устал и зол, он мягко пристегивает Эрена к переднему сиденью и опускает спинку так, чтобы Эрен мог откинуться назад, надеясь, что ему будет удобнее. Жан усаживается на водительское сиденье и звонит Армину.
– Нашел.
– Я знал, что на тебя можно положиться, Жан! У тебя невероятная сноровка. В прошлой жизни ты был почтовым голубем? – Армин не ждет ответа. – Встретимся за продуктовым?
– Буду там через полчаса.
Он убирает телефон и откидывается назад. Кирштайн смотрит на пьяного ангела, сидящего рядом с ним, и рассеянно опускает руку на голову Эрена.
– Ты такой идиот, – бормочет Кирштайн, убирая волосы Эрена с лица. Если Йегер идиот, то кто же Жан? Кто этот придурок, влюбленный в этого идиота много лет и не имеющий смелости сказать ему об этом?
К тому времени, как он добирается до продуктового магазина, он ужасно устал и удивлен, почему подписался на это. Дорога, кажется, двигается повсюду в темноте.
– Спасибо, Жан, – горячо говорит Армин, – а где он был?
– Недалеко, – неопределенно отвечает Жан. Он не знает, почему чувствует себя обязанным хранить секреты Эрена, но он это делает.
– Напомни ему, чтобы он забрал машину утром.
Армин не настаивает на ответе насчет Эрена и его местонахождения.
– Еще раз спасибо. Не знаю, что бы мы без тебя делали.
– Все то же самое. И в следующий раз можешь не вмешивать меня в подобное? Я не хочу, чтобы кто-то связывал это, – Жан с отвращением указывает на Эрена, – со мной. Это погубит мою репутацию.
– Конечно, – говорит Армин, осматривая взглядом Эрена на предмет скрытых травм. Жан делает паузу.
– Что с ним такое? Обычно он так не пьет.
Наступает тишина. Теперь Армин следит внимательно. Он отпускает Эрена и встает.
– Ты еще не слышал?
Холодок скользит по спине Жана.
– Не слышал что? – спрашивает он ровным голосом. Снова тишина.
– Не слышал что? – холодным тоном повторяет он. Он слишком устал для подобной ерунды.
– Его мама умерла.
– Что? – Жан ожидал чего угодно, но только не этого. – Миссис Йегер умерла?
– Да. Пьяный водитель. В начале лета.
– Да ну нет! – парень не может в это поверить, но Армин явно не шутит.
– Да. Честно говоря, Эрен не просто потерял голову. Он сам потерян.
– Черт возьми!
Армин вздыхает.
– Ага.
***
До начала учебного выпускного года осталась неделя. Жан откладывает поездку к Эрену так долго, насколько только может. Но когда остается один день, и он не сталкивается с Йегером мимоходом, то идет. Независимо от того, какие конфликты лежат между ними, Жан чувствует, что не должен уйти, не выразив сочувствия его потере.
Дом выглядит запущенным – даже жутковатым. Лужайка заросла, и виноградные лозы начинают обвиваться вокруг забора. Как будто за лето он превратился в дом с привидениями. Жан вздрогнул. После звонка он долго ждет на лестнице. Кирштайн уже готов сдаться, когда Эрен открывает дверь. Его волосы сальные, глаза налиты кровью, на нем грязная пижама с дырками и потертые тапочки, и он великолепен, как и всегда.
Сердце Жана замирает, поэтому он напускает на себя самое мрачное выражение, проталкиваясь мимо ошеломленного Эрена в дом. Внутри пахнет затхлостью.
– Мне жаль, – говорит Жан слишком громко, в комнате горит тусклый свет, – насчет твоей мамы.
Это выводит Эрена из оцепенения. Его глаза вспыхивают гневом.
– А что, Кирштайн? Из-за чего ты жалеешь? Да и какое тебе дело?
– Мне не все равно, я просто забочусь о тебе.
– Это не так.
– Именно так, мудак!
– Правильно. Приходите, танцуйте в доме траура и называйте скорбящего члена семьи мудаком! Это твое типичное дерьмовое поведение, Жан Кирштайн.
Жан сделал глубокий вдох. Он не знает, что делать. У Эрена внутри пропасть. Вот почему он никогда не говорил ему. Это и его собственная трусость, конечно. Но Жан попробует еще раз поступить правильно и скажет то, о чем думал по дороге, а потом уйдет.
– Твоя мама была...
– Заткнись нахер, Кирштайн.
– Можно мне закончить мое сраное предложение? – почти кричит Жан. Его руки дрожат от напряжения. Но он не собирается бить Эрена. Он не собирается вступать с ним в драку. Как бы ни бесил Эрен, Жан будет спокоен. Он не будет драться. Он этого не сделает. Все, что Жан собирается сделать, так это поговорить.
Отца Эрена нет дома, потому что их никто не останавливает, и ничего не происходит, когда настольная лампа падает на пол и шумно разбивается.
Жан пытается прийти в себя и отдышаться. Отдышаться так, чтобы получилось встать, тяжело дыша, и оглядеться. Внимательный взгляд на Эрена, который теперь обнимает сам себя, и его лицо было залито слезами. Черт возьми.
Почему он дерется с Эреном? Просто потому что это так привычно, но неправильно. Особенно когда Эрен так расстроен. Жан никогда не видел ничего подобного. Да, он уже видел, как плачет Эрен, но только из-за ярости. Но не из-за этой выворачивающей наизнанку боли. Ужасное зрелище: сломленный жалкий человек. Жан протягивает руку и притягивает Эрена к себе, обнимая его.
– Не трогай меня! – говорит Эрен, уткнувшись лицом в грудь Жана. Жан тут же опускает руки. Но вместо того, чтобы сразу отодвинуться, Эрен остается, его руки сжимают рубашку Жана. Теперь он плачет навзрыд, плечи с дрожью поднимаются.
– Мне так жаль, что все так случилось, Эрен, – бормочет Жан. При этих словах Эрен неловко цепляется за рубашку Жана, но тот не отстраняется. Вместо этого он поднимает руки, чтобы одной погладить Эрена по голове, а другой по спине. Жан ловит себя на том, что говорит то, ради чего пришел сюда.
– Твоя мама всегда была так добра ко мне.
Эрен несколько раз всхлипывает. Жан думает, что тот будет плакать до тех пор, пока из него не выйдут все слезы, не оставив глаза сухими, словно шелуха. Это так больно видеть, Жан так хотел бы снять напряжение и боль с плеч Эрена и нести ее сам. Но он не может этого сделать, поэтому просто медленно и нежно поглаживает спину и голову Эрена. Это все, что он может сделать.
– Она была таким теплым и веселым человеком, – шепчет Кирштайн. Новая волна рыданий, и Жан думает, что сейчас самое время заткнуться. Наконец рыдания переходят в сопение, а после и вовсе заканчиваются. Эрен остается на месте, прижавшись к Жану, глубоко дыша.
– Черт, – наконец говорит он, его голос приглушен. Голос усталый, пустой. Хотя это лучше, чем та злобная горечь, с которой Эрен говорил до этого. Жан очень на это надеется. – Черт.
Не подумав, Жан проводит губами по голове Эрена. Он тут же дергается назад – какого хрена! Сейчас не время выражать свои безответные чувства! Он действительно полный придурок. Но Эрен ничего не заметил. И он, кажется, нисколько не смущен тем, что выплакался в рубашку Жана. Это одна из вещей, которые Кирштайн всегда восхищали его в Эрене – то, что он так откровенен и честен во всем и всегда. С Эреном ты получаешь то, что видишь. Как правило, он горластый любитель разглагольствовать. Но не сегодня, когда его поглотило горе. Они больше ничего не говорят, стоя вместе в темной комнате, осколки лампы разбросаны по полу вокруг них. Молчание, однако теперь легкое, даже дружеское.
Эрен тяжело вздыхает и уходит. Жан слышит, как в ванной льется вода. Когда Эрен возвращается, его лицо чистое, хотя глаза все еще красные и опухшие.
– Спасибо, – говорит он, хрипя. Жан опускает голову.
– Нет проблем. В любое время.
Эрен тихо смеется.
– Приятно знать. В следующий раз, когда кто-то умрет и мне захочется поплакаться, я обязательно позвоню тебе.
– Заткнись, – беззлобно говорит Жан. Теперь, когда Эрен больше не плачет, он начинает чувствовать себя неловко. – Если ты хочешь, я могу составить тебе компанию еще немного...
Жан с надеждой смотрит на него, но Эрен глядит в окно.
– Нет, – рассеянно отвечает он, – спасибо, но мне нужно собираться к отъезду.
Жан кивает. Конечно, Эрен не хочет проводить с ним ни минуты больше. Он всегда очень ясно выражал свое отношение к Жану.
– Дай мне знать, если я смогу чем-нибудь помочь. И извини за лампу.
Эрен отмахивается.
– Все равно выбросить хотел. Ты прямо помог.
Жан улыбается.
– Хочешь, я помогу тебе убраться?
Эрен качает головой.
- Нет, спасибо. Я справлюсь.
- Ладно, тогда я пойду.
Эрен больше ничего не говорит. Когда Жан выходит из мрачного дома, его ботинки хрустят по осколкам разбитого стекла.
***
У Жана напряженный осенний семестр, и он с головой уходит в учебу. У него достаточно много дел: занятия, тренировки в команде по бегу, сдача всех долгов вовремя. Жан благодарен, что у него есть чем заняться. Нет времени думать о других вещах.
Однако как только он возвращается в город на День благодарения, его мысли сразу же переключаются на Эрена. Это только потому, что мать Эрена умерла, говорит Жан себе. Он и представить себе не может, что в этом мрачном доме будет веселый День Благодарения, а компанию ему составит только такой же мрачный доктор Йегер. Эрен, должно быть, очень подавлен, находясь там.
После того, как он вернулся домой и бросил свои вещи, он обнаружил, что направляется к машине. Он останавливается около местного цветочного магазина, а затем, прежде чем может дать себе слишком много времени, чтобы подумать об этом, возвращается в мрачный дом Йегеров. Дом выглядит лучше, чем летом. Двор ухожен, внутри горит свет.
А что, если дома только доктор Йегер? Что, если Эрен еще не пришел? Жан не очень хорошо все продумал. Но он уже здесь. И вполне может попытаться что-то сделать. Он перепрыгивает по несколько ступенек сразу и, нервничая, стучит в дверь. На этот раз Эрен открывает ее гораздо быстрее. Как и дом, он выглядит более ухоженным. Его волосы подстриженные, чистые и блестящие. На нем обычная одежда вместо пижамы, и она тоже чистая. Просияло ли лицо Эрена при виде Жана? Нет. Это невозможно. Эрен никогда не радуется встрече с ним.
– Какого черта ты здесь делаешь, Кирштайн?
Теперь больше похоже на правду.
– Да ладно тебе, придурок, – тянет Жан, вертя в руках ключи от машины.
– Что? – спрашивает Эрен.
– Мы идем гулять.
– Куда?
– Навестить твою маму.
– Что?
– Да ладно тебе, я не знаю где она, – вообще-то, Жан знает, но Эрену можно не быть в курсе этого. Эрен колеблется, и Жан не уверен, что тот ответит. Но потом Йегер кивает, берет пальто и спускается вслед за Жаном по ступенькам.
Жан не был уверен, какие цветы купить, но в конце концов купил те, которые видел в доме Эрена. По крайней мере, он думает, что это те же. Во всяком случае, у них один и тот же запах, и он напоминает ему улыбающуюся миссис Йегер на кухне. Когда Эрен вдыхает запах цветов, его тело напрягается. Оглянувшись, Жан видит, что глаза у парня мокрые. Жан занервничал. Это казалось хорошей идеей раньше.
– Я просто… Я думал… было бы неплохо принести цветы. Не так ли?
Эрен отворачивается от Жана и смотрит в окно.
– Жасмин был ее любимым цветком, – говорит Йегер. Оставшуюся часть пути они молчат.
У миссис Йегер есть небольшое надгробие, на котором выгравированы только ее имя и даты.
– На самом деле ее там нет, – говорит Эрен.
Жан кивает. Конечно же ее там нет. Она мертва. Но Эрен имел в виду другое.
– Ее тело кремировали, а пепел развеяли. Это всего лишь памятный камень. Но она действительно любила это место. Часто приходила сюда и гуляла.
У Жана неожиданно встает комок в горле.
– Хм, – говорит он, надеясь, что этого достаточно. Жан кладет цветы перед надгробием и уходит, давая Эрену время побыть наедине с воспоминаниями о матери. Здесь довольно спокойно. Жан бродит среди могил, пока Эрен не присоединяется к нему.
– Ты закончил?
– Ага.
Они молча едут обратно. Как и в тот раз, в доме воцарилась легкая тишина. Дружественная.
– Спасибо, Кирштайн. Мне это было необходимо.
– Я знаю.
Эрен качает головой.
– Ты такой самодовольный придурок, – но Жан слышит улыбку в его голосе.
– За это ты меня и любишь, да? – как Кирштайн сказал это, то сразу прикусил язык. Что за глупость он говорит. Жан оглядывается, но Эрен, кажется, ничего не заметил. В любом случае эти слова ничего для него не значат. Не значат того, что они значат для Жана.
Жан высаживает Эрена у его дома, и они больше не видятся до конца каникул.
***
Рождественские каникулы. Саша устраивает одну из своих гедонистических вечеринок, а Жан делает перерыв в танцах. Жарко, и он устал, но в хорошем смысле. Это здорово. Перед ним появляется Эрен.
– Кирштайн.
– Йегер.
Они чокаются бутылками.
– Завтра я собираюсь навестить маму. Хочешь пойти со мной?
– Конечно.
Эрен ничего не говорит, но он выглядит довольным его ответом. Жан отчаянно пытается подавить надежду, которая расцветает в его груди при виде этой эмоции на йегеровском лице. "Это ничего не значит", – говорит он себе.
– В одиннадцать нормально?
– Ага, пойдет.
– Увидимся, – Эрен поворачивается и исчезает в толпе.
Жан держит жасмин в руке, когда Эрен берет его.
– Раньше на кухне всегда были букеты этих цветов, – говорит Эрен, когда Жан садится в машину. – Ей нравился этот запах. Спасибо, – он улыбается. Немного грустная улыбка.
На этот раз на кладбище Жан не оставляет Эрена в одиночестве. Они почти вернулись к машине, когда Эрен схватил Жана за запястье. Кирштайн в замешательстве оборачивается, и Эрен притягивает его ближе.
– Спасибо, – шепчет Йегер. Жан вздрагивает от ощущения теплого дыхания Эрена на своем лице. Он делает шаг назад и, не глядя на Эрена, бормочет.
– Без проблем, – Жан прочищает горло и добавляет более твердо. – Я с удовольствием приду в любое время. Теперь я понимаю, почему твоей маме тут нравилось. Здесь спокойно.
Но Эрен не отпускает его руку. Вместо этого он притягивает Жана к себе и целует в шею. Жан застывает.
– Эрен. Какого хрена?
Не отвечая, Эрен подходит и целует Жана в щеку.
– Стой! – еле выговаривает Кирштайн.
– Почему? – шепчет Эрен.
– Ты не можешь, – Жан слышит, как слабо звучит его голос.
– Почему нет? – спрашивает Эрен, снова целуя Жана в щеку, на этот раз гораздо ближе к губам.
– Потому что, – раздраженно говорит Жан, отталкивая Эрена. – Потому что ты не это имеешь в виду. Потому что тебе просто грустно и хочется зацепиться за кого-нибудь. Потому что я тебе не нравлюсь. Никогда не нравился.
Эрен отступает назад и отпускает запястье Жана.
– Ты испортил момент.
– Момент? Какой момент? Не было никакого момента.
– Тот момент, когда я признался в своих чувствах.
– Я не слышал никакого признания, – парирует Жан.
– Я сказал жестами, –отвечает Эрен.
– Ты имитируешь свое признание?
– Нет, я не имитирую. Я выражал это через поцелуи.
– Нет, ты не выражал это через поцелуи. Ты был на эмоциях, потому что мы на кладбище, где находится надгробие твоей матери, и ты чувствовал себя сентиментальным из-за ее смерти.
– Нет, это не так, придурок. В смысле, да, я переживаю из-за ее смерти, но дело не в этом.
– В этом, – упрямо говорит Жан.
– Ты хочешь устроить драку прямо здесь, на кладбище, где находится памятное надгробие моей матери? – рычит Эрен.
– Нет, – сердито отвечает Жан, – перестань быть таким идиотом!
– Тогда заткнись и выслушай меня! – кричит Эрен. Он делает глубокий вдох и добавляет почти шепотом. – Поверь, я не хочу продолжать говорить об этом.
– Это ты все начал!
– Да, – раздраженно говорит Эрен, – я бы не начал без причины.
Эрен видит замешательство на лице Жана, потому что сердито добавляет.
– Я хочу сказать, что если бы у меня была возможность не влюбляться в такую несносную скотину как ты, то я бы так и сделал. У Жана получается только моргать. – Есть так много причин не любить тебя, что это просто поразительно.
Эрен поднимает ладонь, сжатую в кулак.
– Ты напыщенный, высокомерный придурок, – он поднимает указательный палец.
– Ты думаешь, что твои шутки смешные, – средний палец.
– Ты упрямый как осел, – безымянный палец.
– И ты слишком умен и используешь это в свою пользу, – мизинец.
Эрен машет в воздухе четырьмя пальцами.
– Вот. Четыре прекрасные причины.
– Это... Это должно убедить или завоевать меня? – выпаливает Жан.
Эрен игнорирует его. Жан раздраженно смотрит на него, готовясь к следующему оскорблению.
– Я не могу выбросить тебя из головы, – рука Эрена поднимается выше, и он проводит пальцем по щеке Жана, – что бы я ни делал.
Должно быть, на лице Жана было написано недоверие, потому что Эрен раздраженно фыркнул.
– Я так влюблен в тебя, мудак. Уже много лет.
– Но... но ты всегда был таким придурком со мной!
– А... – Эрен густо краснеет, – да. Прости за это.
– Ты... – заикается Жан, не в силах внятно ответить. – Ты – идиот! – к сожалению, это лучшее, что он может придумать во время откровения Йегера. Эрен усмехается.
– Рыбак рыбака видит издалека.
Но на этот раз, когда Йегер притягивает Жана, тот не сопротивляется. Он не сопротивляется, когда Эрен нежно обхватывает ладонями его лицо. Он не сопротивляется, когда Эрен приподнимается и целует его в губы. Он не сопротивляется, когда пальцы Эрена путаются в его волосах. Он не сопротивляется, когда Эрен становится обратно ровно, подтягивая его лицо вниз. Он не сопротивляется, когда Эрен открывает языком его рот в страстном поцелуе. Он не сопротивляется, когда Эрен скользит руками вниз, притягивая Жана ближе. Как он может сопротивляться? В конце концов, он был влюблен в этого придурка в течение многих лет.
Очень качественный перевод. Большое спасибо за вашу работу!!