Скоро декабрь

В тёплом взгляде серых глаз нет ни грозовых туч, ни стали, ни водянистой пустоты. Её улыбки, нежные, робкие, радостные, могли бы согреть каждого, если бы только людям не было всё равно. Она — бабье лето, угасающее благоухание праздника жизни.

Вот только за солнечным сентябрём всегда следуют мрачный октябрь и промозглый ноябрь.

Лилит семнадцать лет. Она читает глупые бульварные романы со смешными названиями, искренне сопереживая несчастным героиням, страдающим разве что из-за своей наивности, и радуясь однотипным хорошим концовкам. Скромные барышни, роковые обольстительницы, жертвы рока и прочие клишированные образы прочно закрепляются в её сознании, как и их романтические сюжетные линии. В чистой душе Лилит рождается мечта, чтобы у неё всё было так же: и встреча с загадочным незнакомцем, и любовь с первого взгляда, и страсть, и нежность, и заветное «долго и счастливо». О последнем она ещё мало думает, но внутренне для себя давно решила — хочет дочку.

Обсуждать сюжеты дешёвых книжек ей не с кем. Как-то так повелось, что близких подруг у Лилит нет, да она сама и не стремится их заводить. Ей хотелось бы, но как можно отвлекать людей от важных дел одним своим существованием?

Лилит немного странная.

Лилит эмоциональная.

У Лилит в медицинской карточке — букет генетических предрасположенностей к неврологическим заболеваниям.

Зачем обременять кого-то этим?

Но она любит людей. Она вообще многое любит. Тихие и спокойные вечера, природу, выпечку, редкие попытки написать что-то своё в порыве вдохновения.

Легче перечислить то, что Лилит ненавидит: грубость, подлость, насилие, войны… Список, конечно, можно продолжать и продолжать, но каждый новый пункт в нём будет очевидно однотипен, наивен и в чём-то идеалистичен. Вот только Утопия ей не нужна — девушка давно смирилась с реалиями этого мира.

А ещё она до ужаса не любит своё имя. Созвучное с названием ароматных цветов, оно несёт в себе тяжёлый смысл, никак не соответствующий жизнелюбивой натуре самой Лилит. Ни во внешней красоте её, — простоватой, естественной, очаровательной, — ни в душе нет ни намёка на что-то демоническое, разочарованно-озлобленное, обречённое на вечное одиночество во тьме. Она — не та, кто будет брошена Адамом, и не та, кто станет матерью всех демонов.

Легко предположить, что на самом деле Лилит задумывается об этом редко. Её больше волнует окружающий мир.

Поступить в институт — не такая уж и трудная задача, особенно для «хорошей девочки», не тратящей лишнего времени на всякую ерунду. Не самое престижное заведение, не самая престижная должность. Но разве Лилит следует каким-то ненужным амбициям?

Она допоздна засиживается в библиотеке за учебниками не из-за стремления быть лучше всех. Лилит не перфекционистка. Она просто чувствует, что должна, вопреки учащающимся головным болям и стремительно растущей утомляемости.

Что́ она должна (и кому) — неизвестно.

Но учёба приносит не только проблемы. Впервые у Лилит появляются подруги, она начинает довольно мило и тепло общаться с некоторыми однокурсницами. Близкой дружбой это не назовёшь (не может же она «вешать на других свои проблемы»!), однако и этого девушке хватает с головой.

Годы идут, но Лилит не меняется. Всё то же тёплое сентябрьское небо в глазах, всё та же нежная улыбка.

Скоро пойдут дожди.

***

Зарядило так зарядило! Всю неделю синоптики клялись, что осадков не будет, но погода, по-видимому, решила иначе. Ливень хлестал так, что в первые же минуты пребывания Лилит на улице её волосы насквозь промокли вместе с тонкой кофтой — первые сентябрьские дни правда были удивительно летними, так что жители этого маленького провинциального городка позволили себе, — на свою же беду, — окончательно расслабиться в плане выбора гардероба.

— За тобой заедет кто-то? — втайне надеясь на предложение подвезти её до общежития (просить прямо не хотелось), поинтересовалась Лилит у своей однокурсницы, с которой они совсем недавно устроились подрабатывать в один и тот же магазин.

Студентам, как известно, приходится выбирать между смертью от голода и героической гибелью по причине усталости. Это было ясно и на первом курсе, а на четвёртом стало восприниматься как прописная истина.

Девушки предпочли выбрать второе.

— Я на такси, — прозвучал слегка виноватый ответ. — А ещё нам в разные стороны ехать, мне к парню надо. Тебе же хватит на автобус, Ли? Могу дать в долг, если вдруг что.

— Д-да, хватит, — солгала та.

Ещё около десяти минут подруги стояли на крыльце магазина, с крыши которого громко капала вода, мешая разговаривать.

— Это за тобой, кажется? — Лилит указала на приближающееся чёрное авто. — До скорого?

— Пока-пока, Ли́ли!

Оставшись наедине с проливным дождём, девушка устало выдохнула.

Ничего не оставалось делать, кроме как отправиться пешком, прикрываясь кофтой, как плащом, и стараясь не отмерять оставшееся расстояние. Кожа покрывалась неприятными мурашками, а волосы уже можно было выжимать.

«Простуда мне обеспечена», — с грустью подумала Лилит, ускорив шаг.

Стоило ей остановиться, чтобы передохнуть, над девушкой, словно из ниоткуда, возник зонт. Лилит испуганно обернулась. Перед ней стоял высокий молодой человек, одетый, в отличие от большинства редких прохожих, в плащ. Худощавый и темноволосый, он напоминал какого-то абстрактного героя классической английской литературы. В чертах его лица было что-то хищное.

— Ну и погодка, не так ли, миледи? — прищурив сверкающие золотом глаза, спросил он. — Досадно, должно быть, когда такой ливень застаёт врасплох.

— Простите, я тороплюсь, — пробормотала Лилит, лишь мельком взглянув в лицо загадочного человека с зонтом.

— Позвольте проводить Вас.

Девушка издала нервный смешок.

— Не стоит, правда, спасибо.

Она ожидала, что подозрительный джентльмен, выглядящий как пришелец из другой параллели, будет настаивать на эскорте, но тот лишь сдержанно улыбнулся.

— В таком случае, не могли бы Вы подержать одну секунду эту скромную вещицу? — он протянул Лилит зонтик.

Девушка рассеянно взяла его.

«Тяжёлый», — отметила она про себя. Рукоятка зонта была украшена резьбой, но Лилит не успела рассмотреть узоры как следует — отвлёк опустившийся ей на плечи плащ из плотной тёмной материи.

— Так-то лучше! — оставшись в одной только чёрной рубашке незнакомец дружелюбно ухмыльнулся.

— Но я… Вы…

— Встретимся завтра в восемь на этом же месте, Лилит. Если, конечно, Вы не решите оставить мои вещи себе. Было бы весьма, весьма печально, — джентльмен театрально вздохнул.

«Откуда он?.. — Лилит начала паниковать. — Выслеживал меня?»

— У Вас бейджик на груди, — ответил человек-без-зонта на незаданный вопрос, разворачиваясь и исчезая за углом. В его голосе слышалась лёгкая насмешка.

— Стойте!

Однако незнакомец не откликнулся.

***

— Ли́ли! Это же так романтично! Наверняка ведь на свидание так позвал, — восторгалась соседка по комнате рассказанным случаем. — Он красивый?

— Красивый, — смутилась Лилит. — На вид старше меня, высокий брюнет… Знаешь, на кого похож? На того графа из «Рокового молчания любви»*. Только глаза не зелёные, а жёлтые.

— Брешешь?

— Вообще нет.

— Ох, божечки. Познакомься с ним поближе!

— Мы сегодня встретимся с ним, но я так сомневаюсь, — призналась девушка. — Я ведь и имени его не знаю. Любезные незнакомцы из воздуха не появляются. Даже жутковато. И вообще, какие там свидания? Я на чучело похожа была с размазанным макияжем и мокрым колтуном на голове.

— Да ладно тебе, как всегда скромничаешь. Вещи-то по-любому отдать надо. Если что, подстрахуйся: скажи ему, что за тобой отец заедет, упомяни там между делом, что он знает, где ты и всё такое, — посоветовала подруга.

— Не знаю даже… — как-то невпопад ответила Лилит.

Не встретиться с незнакомцем она не могла и прекрасно знала об этом: «Придёт, будет ждать, замёрзнет. Ещё и без плаща и зонта (дорогого, кажется!) останется. Нет уж, так я поступить точно не могу!»

***

Не узнать его, даже издалека, было трудно, даже зная этого человека менее часа. Всё тот же чёрный костюм, всё та же идеальная осанка. Незнакомец стоял около стены, не опираясь на неё, со скрещенными на груди руками. Казалось, он глубоко о чём-то задумался, однако впечатление это было обманчиво: Лилит, направляющуюся к нему и встревоженно озирающуюся по сторонам, он заметил сразу же.

— Добрый вечер, мисс, — нараспев произнёс молодой человек. — Я как раз гадал, придёте Вы или нет, — он принял из рук девушки принадлежащие ему вещи. Всё в его движениях отдавало каким-то неуловимым пафосом, и это заставляло поневоле задуматься: а не актёр ли он?

— Я не могла не прийти.

— Почему же?

— Ваши вещи… — слегка растерялась девушка.

— Ну и оставили бы себе. Может быть, я серийный убийца, а это — западня? — в шутку предположил парень.

— Вы бы тогда так не говорили, — подумав, Лилит решила добавить, — наверное.

Человек с зонтом рассмеялся. На удивление тепло и искренне. Даже улыбка его теперь не казалась такой харизматично-обезображивающей, обезоруживающей и острой.

— Сэт Эйлер, — наконец представился он. — Лилит, могу я пригласить Вас на прогулку? Обещаю, ходить по тёмным подворотням мы не будем.

***

Лилит и Сэт продолжили общаться. Сперва немного робко, — что самое забавное, как позже заметила девушка, смущена была не только она одна, — затем смелее. Они узнавали друг о друге всё больше, проводя время за бесчисленными прогулками, и Сэт уже не казался настолько загадочным и мрачным, как это было прежде. Чертовски начитанный и обольстительно интеллигентный, он постоянно в своей речи ссылался на философов и писателей, на какие-то неизвестные Лилит трактаты, сыпал историческими фактами, при этом стараясь не давить на очаровательную спутницу своими познаниями, хоть она и без того не чувствовала себя глупой в его компании. Как считала сама девушка, каждому своё, ведь сам Эйлер, о ужас, совсем не разбирался в романтике, по её мнению.

Несмотря на свою невежественность в этой области, он дарил ей золото и бриллианты, какие-то купоны на процедуры, которые Лилит так и не решалась посетить, огромные букеты алых роз.

«Ромашек бы хватило», — смущённо шептала Лилит, внутренне сгорая от необъяснимого стыда под подсознательные песни ликования.

Они были абсолютно разными. Сэт стремился к жизни в большом городе, к блистательной карьере где-нибудь в правительстве, к славе и деньгам. Лилит хотелось просто создать семью и жить в уютном гнёздышке.

Кажется, и их первая ссора была из-за этого. Эйлер невозмутимо смотрел сверху вниз на маленький возмущённый силуэт, словно и не слушая вовсе. И так было каждый раз. И каждый раз Лилит было совестно смотреть ему в глаза после минутных слабостей в виде небольших срывов.

***

— Сэ-э-эт, — протянула девушка, которую явно клонило в сон после пары бокалов дорогого вина. — Ты меня правда любишь?

— Конечно, — мужчина прищурился. — А почему ты спрашиваешь?

— Капризничаю, — призналась Лилит, отставив алкоголь куда-то в сторону. — Прости.

Между ними повисло ощутимое напряжение.

— И ты никогда-никогда меня ни на кого не променяешь? — вновь подала голос она.

— Разумеется, — с незаметным для Лилит раздражением отозвался он.

Идеальной парой они никогда не были.

Будущая миссис Эйлер убеждала себя в том, что это нормально. Не все же истории должны копировать тропы любовных романов. Периодическая холодность и эмоциональная отстранённость Сэта совсем, совсем не нравились ей, но лучше было терпеть это, чем признаться себе в том, что они не были созданы друг для друга. Разрушать сказку не хотелось.

Тем более, когда они стояли рядом, молодые и влюблённые, Лилит всё представлялось совсем в ином свете.

У алтаря их различия казались чем-то романтически-волшебным. Исключительно очаровательная, миниатюрная, в белоснежном платье, своей воздушностью напоминающем цветы яблони, Лилит и сама была подобна розовато-белому лепестку, упавшему прямо на чёрную перчатку человека, в руках которого теперь была её судьба.

Снизу вверх она радостно и с видимым волнением смотрела на Сэта, обменивающегося любезностями с гостями. Траурно-чёрный костюм, вопреки опасениям Лилит незадолго до свадьбы, выглядел празднично, несмотря на строгость. А как она волновалась! Предвосхищение сменялось истериками, истерики — сомнениями; целый месяц ожидания и безумного круговорота событий.

— Теперь мы навсегда связаны, — пронеслась у девушки счастливая мысль, едва их с Сэтом взгляды встретились под тяжелеющим октябрьским небом.

***

В огромной квартире мистер и миссис Эйлер пересекались довольно редко. По сравнению с представлениями об идеальной семейной жизни — очень редко. Сэт проводил почти всё время в своём кабинете, как правило, запирая дверь. Отдаляться, уходя с головой в работу, он начал сравнительно недавно, полгода назад, и Лилит не видела в этом ничего предосудительного.

«Он просто хочет счастья для нас и наших будущих детей».

— Я пойду, встречусь с подругой, — крикнула миссис Эйлер из прихожей. Дверь кабинета медленно распахнулась. Сэт стоял, скрестив руки на груди.

— С подругой. Как же.

— И чего в этом такого? Мы давно не виделись, — край лёгкой ткани бежевого осеннего шарфа, который девушка держала в руках, коснулся пола.

— Откуда же мне знать, что ты пойдёшь именно к ней? — ледяной вопрос явно был риторическим.

Напряжение в воздухе нарастало, концентрируясь где-то в области шестой чакры Лилит. Собственно, номерами чакр все знания эзотерики той, вычитанные из дамских журналов, и ограничивались, поэтому становилось ясно: скандала не избежать.

— Неважно, — одёрнула она себя, — побуду дома.

Со временем отношения с немногочисленными подругами совсем сошли на нет. Кто-то понимал стремление Лилит посвятить себя замужеству, кто-то обижался, кто-то продолжал поздравлять с праздниками, несмотря на отсутствие общения. В какой-то момент миссис Эйлер удалось убедить себя в том, что она и так всем докучала, а Сэту она не надоест никогда. По крайне мере, не в этот дождливо-снежный ноябрь.

***

Ветер ожесточённо ревел свои нежные колыбельные. Какой-то другой ноябрь подходил к концу. Неустойчивый фонарный столб за окном угрожающе покачивался. Казалось, ещё немного — и он начнёт мигать, присоединяясь к зимне-осеннему мюзиклу. Непогода не давала сосредоточиться.

— У кого из твоих родителей были золотые глаза? — отвлёкшись от чтения, спросила Лилит.

— Ни у кого. Кажется, это от, — мужчина задумался, — прабабушки. Ещё пара поколений, и её точно сочли бы ведьмой, — Сэт усмехнулся. — Неплохой повод для сожжения, на самом деле.

Под сказанным подразумевалось его извечное «как глупы бывают люди». Лилит это понимала, но философские настроения мужа не поддержала: её мысли были заняты другим.

— Ну, получается, шанс того, что у нашей дочери будут такие же глазки…

— Дочери? — с какой-то странной холодной усмешкой переспросил Сэт. — Почему ты так уверена, что у нас будет девочка?

— Не знаю, — Лилит пожала плечами. — Если будет мальчик, я его, конечно, буду любить, но девочку воспитывать будет легче, да и передать я ей больше опыта смогу.

— Опыта из бульварных романов? — улыбка мужчины стала немного теплее. — Брось, Лилит. В них нет ни грамма истины. Их пишут ради лёгких денег. Более того, сами их авторы зачастую ни о какой «высокой и чистой любви» не слыхали. В особенности, когда речь идёт об аристократе и дурнушке, которая…

— Не говори так! — в глубине души понимая, что в чём-то Сэт прав, перебила его жена. — Что-то же вдохновляет писательниц на это… И мне знакомы подобные чувства! Я бы сама написала что-то подобное, если бы умела.

— О том, как кассирша ларька встретила потомка английских дворян? — в золотых глазах плясали чёртики.

— Хотя бы об этом, — согласилась Лилит. — Не писать же о том, чего не знаю.

Миссис Эйлер ожидала, что за этим последует огромный и запутанный монолог о том, как на самом проходит писательская деятельность и пишут ли люди вообще о неизведанном опыте, а потому предпочла вернуться к исходной теме:

— И всё-таки, Сэт, чего плохого в том, что может родиться девочка?

— Ты ещё спрашиваешь, милая моя. Во-первых, мы оба не хотим прерывать род Эйлеров. А дочь… Выскочит замуж за любого проходимца — и всё! Звучит ужасно. Настоящая трагедия, Лилит, — абсолютно не изменившись в лице, без лишней драмы или сарказма произнёс Сэт. — Во-вторых, ты точно не хочешь, чтобы твоей милой… Как там ты хотела назвать это создание?

— Не знаю, — слегка растерялась Лилит, несмотря на то, что над ответом на этот вопрос она размышляла едва ли не с юности. — Скарлетт или Шарлотта, наверное…

— Так вот. Ты точно не хочешь, чтобы твоей…

— Нашей, — поправила миссис Эйлер.

— Нашей милой дочери передались твои ментальные несовершенства, дефекты, проблемы и так далее. Называй как хочешь. А ведь женщины куда более предрасположены к этой гадости!

— Правда?

— Объективная истина, — уверил мистер Эйлер. — В-третьих, нам нужен здоровый и сильный наследник с аналитическим складом ума. Если твои гены уже сейчас ставят под сомнение здоровье ребёнка, мы хотя бы можем быть уверены в том, что он не вырастет легкомысленным и изнеженным. В перспективе сын должен занять моё кресло в мэрии. Думаю, ты способна подвести итог сама, дорогая.

«Сэт просто вредничает. Вот уверена, когда малютка Скарлетт родится, она будет окружена любовью и заботой».

Этого не произошло.

***

Первые месяцы беременности всё шло прекрасно. Сэт исполнял все капризы Лилит, возил её по докторам, старался баловать. Казалось, что ещё не родившийся ребёнок принёс какую-то гармонию в отношения, став залогом идиллии.

Всё разрушила лишь одна фраза, сказанная во время ссоры по какому-то пустяку.

— Ты ведь понимаешь, что я терплю все твои истерики не для того, чтобы потом выяснилось, что ребёнок — девочка? Её рождение в любом случае будет ошибкой.

Если в словах правда бывает яд, то этой фразой Сэт впрыснул полную дозу. Наверное, именно тогда до Лилит дошло чёткое осознание, что пришла зима.

***

Нервная система некоторых людей сравнима с карточным домиком. После каждого сквозняка Лилит достраивала пёстрое сооружение, изо всех сил стараясь придать ему прежний облик. Не ради себя. Семья и коллеги, как ей казалось, были важнее.

Увлёкшись складыванием карт на вершине этого домика, миссис Эйлер не заметила самого важного: основание было под контролем Сэта.

Он был тем, кто спровоцировал выкидыш.

Скарлетт Эйлер, ребёнок, нежеланный настолько же, насколько и желанный, осталась существовать лишь образом в голове Лилит и утилизированным куском мёртвой плоти наяву.

Карты разлетались по всему пространству вокруг, улетали в распахнутые окна, исчезали из поля зрения, когда Лилит билась и кричала, пытаясь разделить своё горе хотя бы с холодными стенами.

Наверное, если бы горе было общим, всё сложилось бы по-другому.

— Ты не спала, — заключил Сэт. — Выглядишь ужасно. Пора бы уже отойти от всего этого.

Миссис Эйлер что-то бормотала себе под нос.

— Скарлетт, Скарлетт, моя девочка… — смог разобрать её муж. Лилит не плакала, только повторяла что-то подобное охрипшим голосом снова и снова, как молитву.

— Оно даже не было ребёнком. Недооформленный комок всякой дряни. Даже рад, что ты так и не увидела эту мерзость.

— Замолчи! — Лилит закрыла ладонями уши, закричав. — Нет! Это не так! Скарлетт — самая очаровательная, самая милая, моя родная, моя…

Сэт снисходительно улыбнулся, не слушая всхлипываний жены:

— Тебе надо поспать. Надеюсь, тебе приснится тот, у кого точно есть будущее. Наш Чарльз Сэт Эйлер, который, я в этом уверен, — рука в чёрной перчатке легла на плечо Лилит, — унаследует самые лучшие черты, чего Скарлетт никогда бы не смогла сделать. А сейчас, — мистер Эйлер бросил взгляд на часы, — я на работу. Буду поздно, не жди.

Когда Сэт ушёл, Лилит встала, чтобы закрыть за ним дверь. Это было большим, на что хватило её сил: женщина сползла вниз по стене и осталась сидеть на полу до самого утра. Сперва — бездумно глядя куда-то в стену, затем — провалившись в тревожные сновидения.

К утру Сэт так и не вернулся.

Начался бесконечный декабрь.

***

Сэт резко швырнул исписанные неровным почерком врача бумаги на стол.

Лилит, молча сидевшая на диване, встала и шатающейся походкой подошла к нему.

— Издевательство. Скажи-ка, дорогая Лилит, что значит «предрасположенность к шизофрении»? — мужчина презрительно сощурил глаза. — А «слабовыраженная аутичность, подозрение на синдром Аспергера»?

— Он ещё слишком мал, Сэт, — слабым голосом ответила миссис Эйлер. — Ему всего лишь год.

— Так мал и уже отброс общества. Блестяще, — Сэт всплеснул руками в привычном остро-изящном жесте. — Поздравляю, наш сын — шизофреник!

— Это всего лишь предрасположенности и подозрения, основанные на генетике и поведении. Ничего более… — Лилит начинало мелко трясти.

— Ты бесполезна. Я только зря потратил время.

Белые мушки летали перед глазами Лилит, кружась в воздухе, словно снежинки. Комнату заметало снегом, пальцы рук и ног холодели. Женщине хотелось закутаться в тёплый плед и провалиться в зимнюю спячку, но она только устало вздохнула. Сил не было.

***

Зима всё не кончалась.

С тех пор, как Сэт ушёл, прошло пять лет. Маленький Чарли, казалось, был обычным ребёнком: ходил в детский сад, смотрел мультики, рисовал.

— Если будешь хорошо учиться, найдёшь своё место в жизни, милый, — объясняла ему Лилит. — Но для этого надо стараться.

Чарльз смешно наморщил нос.

— Почему это так важно, Мама?

«Я не знаю, Чарльз. Я ничего не знаю. Я просто устала, мне просто хочется спать».

— Потому что я так сказала, — неожиданно для себя грубо отрезала Лилит.

Этого объяснения мальчику было достаточно. Сосредоточенно нахмурившись, он что-то для себя обдумал, а затем, взмахнув чёрными кудрями, не по-детски серьёзно кивнул.

В такие моменты его золотые глаза очень напоминали глаза Сэта. Миссис Эйлер была уверена: мальчик вырастет точной копией отца. Это приводило её в тихое отчаяние.

«У него будет мой характер», — утешала себя Лилит и принималась объяснять сыну то, что считала истиной: любая жизнь важна, всё добро возвращается бумерангом, лишь о себе думать нельзя. И всё равно в моменты удивительно редких детских капризов в Чарльзе проявлялось что-то холодное и обособленное. Как из другого мира.

Чем старше становился мальчик, тем больше у него появлялось сходств с Сэтом. Обычно это можно было уловить в коротких мгновениях, мелочах вроде осанки, улыбки, лукавого огонька во взгляде. И Лилит срывалась. Она кричала, она била посуду и швыряла вещи, прекрасно понимая: лучше от этого никому не станет.

«Если бы ты только был Скарлетт…»

С годами становилось только хуже.

***

— Доброе утро, Мама. Как ты себя чувствуешь?

Это Скарлетт. Она прекрасно учится, ведёт домашнее хозяйство, играет на фортепиано и очень красиво рисует. Лилит жалеет о том, что не может проводить с дочерью столько времени, сколько хотела бы. Будучи фактически прикованной к постели, женщина может только изредка ужинать с ней, прилагая максимум усилий для того, чтобы вести связный диалог.

— Как и вчера, — признаётся миссис Эйлер, не высовывая головы из-под одеяла. — Я посплю ещё, хорошо? Проснусь, и мне станет лучше.

— Хорошо. Я зайду, чтобы напомнить о приёме лекарств.

Скарлетт такая красивая. В ней нет ничего, что напоминало бы Лилит о том, что Сэт вообще присутствовал в её жизни. Скарлетт выучится, станет врачом и всё будет хорошо. Она умная, она со всем справится.

— Спасибо… за заботу. Будь хорошей девочкой, ладно?

После этих слов следует короткая пауза.

— Я буду стараться, Мама.

Дверь за Чарльзом мягко закрывается. Высокий темноволосый юноша с золотыми глазами возвращается в комнату, где его вновь встретит жуткий образ нерождённой сестры.

Декабрь в этом доме вечен.