Еще не поздно, день уже прожит Войди, прохожий, я тебе верю Сдирая кожу, входит луна В узкие двери…
Аукцыон — «Ещё не поздно»
Гермиона любила одуванчики.
Желтые солнышки только-только распустившихся бутонов и шарики белого липучего пуха. Гермионе нравилось, что они такие вот, двуликие.
Она их так называла.
Весной, как только становилось тепло, она, пользуясь расположением мадам Пинс, уносила книги на небольшую полянку у самого края Запретного леса, откуда открывался вид на Черное озеро и величественные башни Хогвартса.
Суковатый дуб, росший на ее опушке, раскидывал тень своих ветвей далеко вокруг.
Там она любила бывать.
Иногда они приходили туда втроем и такие дни Гарри запомнил лучше всех прочих. Солнце грело землю и Рон засыпал прямо на траве, прикрыв рукой глаза и ожидая появления новой россыпи веснушек, а Гермиона незаметно срывала травинку и щекотала ему нос. Рон отмахивался, чихал и просыпался. А после, долго и многословно жаловался Гарри, что его здоровый сон прервали, что если человек мало спит, у него котел на плечах не варит, «А ведь скоро экзамены, Гермиона, и кто теперь ведет себя безответственно?» Гермиона смеялась и дула на белый шарик, отчего по поляне разлетались мягкие зонтики семян.
Подхваченные ветром, они улетали к небу.
В то наступающее утро Хогвартс был тих.
А у его подножия, укрытые белыми саваннами, лежали сто шестьдесят три человеческих тела.
Гарри не видел, как она упала. К тому моменту, как вскочил, после оглушительно сильного удара в спину, ее тело уже лежало на земле. Он помнил, как окликнул по имени, но Рон уже спешил на помощь, а ему следовало устранить угрозу.
Тот недобиток, напавший на них, теперь сам глухо упал на землю парализованной куклой.
Он помнил, как закричал Рон. Хрипло, сквозь сбившееся дыхание и сжавшееся в ужасе горло.
Наверное тогда он и понял, что уже все.
Самое страшное случилось и поздно что-то менять.
Иллюзия безопасности этого места сыграла с ними злую шутку. Как позже узнал Гарри, она спасала ему жизнь. Лучшая подруга, сестра, которую он так никогда и не назвал сестрой, послала ему в спину заклинание, отталкивая с линии внезапного огня.
Вот только сама не успела уйти от последовавшей ей в грудь бомбарды.
«Потенциально смертельно» гласили Чары за четвертый курс.
Рон выл, страшно, по звериному, вжимаясь лбом в ее лицо. Солнце поднималось, и в его лучах подтеки красного на майских остатках белого пуха казались дикой картиной искусства.
Рядом горело тело. Тот самый недобиток вспыхнул живым факелом и только утренняя роса на траве не позволила огню распространиться дальше. Скоро, боль сбила окаменение и в замерший на поляне ужас вплелись крики горящего заживо человека.
Ни один из них не накладывал заклинания.
Но ни один не снял.
Примечание
Всем, кто ждал. А автор в трауре.