У Сарухико все еще был доступ к своим деньгам, но он легко втягивался в образ жизни Мисаки и во все сберегательные трюки, которым научила того мать. Совместное использование воды для душа, конечно, не было проблемой, а выключение света, когда он им не нужен, раздражало только тогда, когда Мисаки начинал ворчать. Теоретически, было бы неплохо выключить и обогрев на ночь, так как у обоих имелась куча одеял.

Однако это не казалось таким хорошим решением на практике.

Сарухико не осознавал, что замерз, пока не начал дрожать. Он сгорбил плечи, стиснул зубы и мысленно прикинул, как сказать Мисаки, чтобы предвосхитить многочисленные возражения, что они никогда больше не будут так поступать. Мисаки всегда называл определенно веские причины, исходя из которых он лучше Сарухико знал, как экономить деньги (на самом деле так и было).

Все это вылетело из головы Сарухико, когда сонный, взъерошенный Мисаки вдруг забрался на верхнюю койку и зарылся в одеяло Сарухико, словно это имело хоть какой-то смысл. Его руки обвились вокруг Сарухико, теплое дыхание внезапно согрело шею, и внезапно Сарухико даже не почувствовал холода — только каждое место, где их тела соприкасались.

Он сглотнул и навсегда отбросил свои возражения.