Им оставалось всего-то двое суток пути до Драконьего Моста — места, где Вальдемар хотел остановиться и откуда было рукой подать до той старой крепости в горах. Идти на запад от Морфала было сплошное удовольствие: дорога прямая и ровная, нет пробирающих до костей ветров, как в горах на востоке Скайрима, порой попадаются встречные путники или нагоняющие со спины всадники (чем больше сокращалось расстояние до Солитьюда, тем оживлённее становились тракты). Вальдемар любил эти края и хорошо знал их. Раньше он часто охотился в здешних лесах и рыбачил на озёрах близ Морфала. Он тут вырос и до сих пор среди этой высокой тёмной травы, болотистых моховых кочек и тоненьких деревцев чувствовал себя особенно хорошо.
Впрочем, похоже, не ему одному здесь нравилось. Оказавшись в Хьялмарке, Айоллонве тоже как-то преобразилась. Расправила плечи, подняла подбородок, её походка стала лёгкой. Вальдемар не видел Айоллонве такой окрылённой с того самого дня, когда на них напали охотники. И что с ней случилось? Правда Хьялмарк так влияет?
Когда в полдень они пересекали реку Хьял, эльфийка увлеклась созерцанием природы и свернула с дороги, чтобы пройти немного вдоль течения и собрать морошку, которая здесь устилала оранжевыми бусинами весь берег. Вернулась совершенно счастливой с полными карманами ягод. Судя по её внешнему виду, она успела влезть в заросли репейника и разросшихся кустарников, и Вальдемар не смог сдержать смеха. В её волосах был целый лес из сухих веток и коры, а к полушубку прицепилось больше десятка колючек. Вальдемар насчитал четырнадцать, пока пытался их снять с неё. От его неуклюжих попыток вытащить из косы Айоллонве последствия её маленького путешествия вдоль реки причёска только растрепалась, и теперь эльфийка совершенно точно выглядела так, словно безобидный лесной дух из детских сказок. Старания Вальдемара были награждены гостью спелых ягод.
Вечером, встав лагерем в мирном тихом месте, окружённом старинными елями, Вальдемар достал из поясной сумки небольшой тёмный шарик, положил его в миску и плеснул немного тёплой воды из котелка. Айоллонве тайком наблюдала за ним, но ни о чём не спрашивала, пока он сосредоточенно разминал субстанцию обухом своего ножа. Потом он зачерпнул немного получившейся массы ладонью и провёл по лицу, оставляя широкую синюю полосу.
Она позволила ему провести обряд в тишине, но, когда он отставил миску в сторону и вымыл ладони чистым снегом, всё-таки не выдержала.
— Зачем ты это делаешь?
— Это ещё одна древняя традиция нордов, а вовсе не бессмысленное украшение, как думают многие южане. Если норд оставил на своём лице синий след — это всегда что-то значит для него. Чаще всего, что он дал какую-то клятву. Толщина линий, их расположение, направление тоже символичны.
— И что же это значит для тебя?
— Разве это не очевидно? — Айоллонве медленно помотала головой. — Я закрашиваю правую половину лица, чтобы помнить, что эта часть меня принадлежит зверю.
— Тогда почему именно справа?
Вальдемар улыбнулся её прозорливости. Такого точного вопроса он от неё не ожидал.
— Но ведь сердце слева.
На лице Айоллонве тоже появилась улыбка. Она вдруг попросила:
— Расскажи, как ты стал оборотнем.
— Ты же видела шрам.
— Получается, достаточно лишь укуса?
— Может быть достаточно и малейшей царапины клыком. Проклятье попадает в кровь вместе со слюной вервольфа, и этот процесс, насколько я знаю, остановить нельзя.
— Жаль, — неестественным голосом сказала Айоллонве. — Значит, целоваться с тобой мне не стоит.
— Только когда я в облике зверя.
Айоллонве наверняка приготовила какую-нибудь шуточку и даже приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но так и замерла в растерянности. Вальдемар уверенно наклонился к ней. Её губы оказались невозможно сладкими от морошки, которой она столько съела, что его давно бы начало мутить, но в данную секунду ему нравится этот вкус ягод.
В какой-то момент Айоллонве стала наклоняться назад, вероятно, в попытке отстраниться, но Вальдемар не отпустил её. Надавил, вынудив упасть в заснеженный мягкий мох, склонился над ней и продолжал целовать, будто он, выросший в Хьялмарке, в жизни морошки не пробовал.
— Вальдемар, ты испачкал меня… — вдруг пропищала под ним Айоллонве, и он, отпустив её, увидел синий след на лице девушки. Она тут же попыталась его стереть, но лишь ещё сильнее размазала. Вальдемар рассмеялся.
— Что ты смеёшься? — обиженно укорила его эльфийка. — Я теперь… я теперь как…
— Как настоящая северянка, — подсказал он. — Я ведь говорил: традиции Скайрима тебе к лицу.
На её левой щеке высыхала небрежная голубая полоска. Интересно, какое значение Айоллонве придумает этой метке? Но сейчас она нервничала:
— Что это вообще такое? Это смывается? Или мне всегда так ходить?
— Со временем смоется, — успокоил её Вальдемар. — Это обычная синильная трава, мы ей ткани красим.
Оставшийся вечер Айоллонве упорно тёрла лицо снегом. Её кожа покраснела, но синиль никак не хотела исчезать. В итоге эльфийка сдалась и безнадёжно опустила руки.
Когда окончательно стемнело, Вальдемар отправил её спать, а сам, как обычно, остался сидеть у костра. Несмотря на ворох копошащихся мыслей, голова была лёгкой, сердце волновалось в приятном трепете, и поднявшиеся над Хьялмарком луны лишь придавали этой ночи некого особого очарования.
Вальдемар осторожно разминал раненое плечо. Где-то на болотах самозабвенно кричала выпь. Ароматный дым от костра стелился по земле, и лишь иногда в воздух выбрасывались искры от горящих сырых сучьев. Но вдруг раздался треск ветки под лёгкой ногой, и Вальдемар обернулся. В свете лун и с этой синей линией на лице Айоллонве выглядела пугающе. Вальдемар боялся не за себя, а за неё. Он понимал, что её что-то тревожит.
— Почему не спишь? — первым спросил он. — Что-то случилось?
— Не могу, — созналась Айоллонве. — Не могу выбросить тебя из головы.
Он бы мог усмехнуться и сказать, что он не самый лучший объект для полночных дум. Мог бы настоять и отправить её обратно в шатёр, потому что ночью рядом с ним ей совершенно точно не стоило находиться. Мог бы предложить сесть рядом и обнять. Но Вальдемар промолчал, глядя на неё, потому что знал: она ищет в сердце решимость, чтобы о чём-то ему сказать.
И она нашла её.
— Я с самого начала лгала тебе. Ты доверяешь мне, не держишь от меня тайн, а я…
— С чего ты решила, что у меня нет от тебя тайн? — Вальдемар улыбнулся, и Айоллонве фыркнула, то ли обиделась, то ли попыталась усмехнуться его шутке. Впрочем, он и не думал шутить.
— Вальдемар, я…
Он видел, что её глаза заблестели от слёз. Такого продолжения этой ночи он даже ожидать не мог. Пришлось признаться ей:
— Слушай, да мне и не важно, что ты там скрываешь. Хочешь — расскажешь. Не хочешь — это твоё право. Не стану же я из-за этого как-то иначе к тебе относиться?
— А если станешь?
Айоллонве подошла к костру, села рядом и, опустив взгляд, набралась смелости признаться:
— Вальдемар, я не настоящая чародейка. Не из Коллегии.
Её так мучило чувство вины из-за этой ерунды, что Вальдемар едва не улыбнулся тому, насколько забавно это выглядит, пока вовремя не вспомнил, что для самой Айоллонве крайне важно быть с ним честной. Так что он притворился, что его всё это тоже очень заботит, и попросил рассказать. Она объяснила:
— Я хотела учиться там. Но меня не взяли.
Ей было очень непросто говорить, она не знала, какие лучше подобрать слова, и подолгу молчала. Устав от тишины, Вальдемар успокаивающе произнёс:
— Поверь, то, что ты не из Коллегии, волнует меня в последнюю очередь. Разбираешься в зачаровании — и славно.
Айоллонве закивала, подтверждая, что сможет разобраться с теми рунами и Вальдемар встретил её не напрасно. Но всё же что-то её окончательно расстроило, и она шмыгнула носом.
— Я такой путь проделала… В Алиноре меня никто и никогда не взял бы учиться, потому что я была рождена вне брака. А там без семьи и репутации ты никто. И я воровала книги, чтобы хоть где-то узнавать о магии. Денег на них, конечно, не было. Откуда у простой служанки такие суммы? — Она говорила тихо, запинаясь от волнения, не глядя ему в глаза. А Вальдемар смотрел на сидящую напротив понурую эльфийку и не мог перестать думать о том, как же сильно она отличается от высокомерных самодовольных альтмеров с Саммерсета. И о том, как же сильно она ему нравится, такая чистая в своей наивности. — Я прислуживала одному из юстициаров. Когда он отправился с миссией в Скайрим, я… сбежала. Услышала, что здесь есть Коллегия Магов, где можно учиться, и сбежала от Талмора. Я добралась до Винтерхолда, — боги, ты бы знал, как это было тяжело! — но меня выставили за дверь. А потом пришёл ты, и я… я…
Вальдемару всё-таки пришлось её обнять, потому что смотреть на её мучения он больше не мог. Вот ведь нашла великую тайну.
— Да я же сразу понял, что ты не из благородных побуждений со мной увязалась. — Вальдемар легко гладил её плечо, хотя вряд ли она это чувствовала сквозь толстую одежду. — Ну и что? Если мы могли оказаться полезны друг другу, тем лучше.
— Когда ты сказал, что того мага уже нет в живых, а он оставил после себя огромное количестве никому не нужных манускриптов и магических формул, я подумала, что судьба наконец-то дала мне действительно стоящий шанс. Может, я бы нашла там что-то такое, что точно помогло бы мне присоединиться к Коллегии. А ещё, чтобы разобраться с зачарованием, которое ты мне принёс, мне нужна лаборатория. Но у меня нет лаборатории, в Коллегию мне путь закрыт. Поэтому я так хотела пойти с тобой. Может, в том месте нашлось бы необходимое оборудование, раз уж тот маг разрабатывал формулы. — Закончив размышления, она виновато добавила: — Прости, Вальдемар. Мне так жаль…
— По-моему, твоя тайна несколько несоразмерна моей, — недовольно заключил Вальдемар. — Так что давай, выкладывай, что ещё там у тебя есть?
Она засмеялась сквозь слёзы, и он тоже улыбнулся. Спорить с этим было трудно. То, что пытался скрывать он, никуда не шло с обычным детским обманом потерянной в Скайриме эльфийской чародейки-самоучки, которая всего лишь хотела, чтобы её признали.
Айоллонве воскликнула с возмущением в ослабшем голосе:
— Ты испачкал мне лицо! Разве мы не квиты?
Она положила голову ему на плечо, и Вальдемар решил: пусть остаётся этой ночью. Если в этот момент ей хочется быть с ним, а ему не хочется её прогонять, то какая разница, как всё обернётся дальше? Будь что будет.
На следующий день они добрались до Драконьего Моста, а утром, набравшись сил и оставив Эпатойвойнена в деревне, отправились в горы. Хребет Друадах, будто спина огромного спящего дракона, тянулся с юга на север, отрезая Скайрим от западных земель. Что там, дальше, Айоллонве знала только по картам, но увидеть те места воочию не представлялось возможным. Вершины Друадах укутывал утренний туман, сквозь который не пробивались солнечные лучи, и оттого на острых каменных склонах лежали мрачные тени. В горах шатались от ветра тонкие пики хвойных деревьев, ветер поднимал завихрения метели. У Айоллонве в горах всегда кружилась голова, но Вальдемар, будто специально желая ей досадить, настойчиво шёл вверх. Она мысленно благодарила его и Богов за то, что карабкаться им не приходилось. В нужное место вела узкая тропка, уложенная на склоне Друадах незаметной тёмной лентой.
Чем выше они поднимались, тем труднее становилось идти. Постепенно под ногами появился снежный покров, и сапоги скользили по нему, словно сами горы были против незваных гостей. Один раз Айоллонве оглянулась, чтобы окинуть взглядом пройденный путь, и перед глазами всё расплылось от высоты. Отсюда были видны голубая полоска реки, перекинутый через неё Драконий Мост и дома в деревне, но всё это оказалось неожиданно маленьким.
Видя, что Айоллонве уже на последнем издыхании, Вальдемар пообещал, что осталось совсем немного. А она привыкла ему верить.
Они и правда вскоре достигли неприметной горной расщелины, которая вывела их в небольшую долину. Айоллонве сразу заметила примыкающую к горной породе постройку из обработанного серого камня и, когда они подошли ближе, увидела металлическую дверь. Вальдемар с усилием открыл её.
Усталость как рукой сняло.
— Это же город двемеров? — трепещущим шёпотом спросила его Айоллонве, хотя не нуждалась в ответе.
Вальдемар такого восторга не испытывал.
— “Город” — слишком громко сказано. Я думаю, это был какой-то промежуточный пункт, вроде таверны или чего-то такого. Здесь почти не осталось ничего ценного. Может, разграбили, а может, тут и не было ничего.
То, как обыденно он рассуждает о таких вещах, заинтересовало Айоллонве. Она догадалась:
— Ты часто бываешь в таких местах, да?
— Доводилось, — подтвердил Вальдемар.
За дверью оказался освещённый древними магическими лампами коридор, уводящий в глубь горы. Айоллонве отметила, что в этом месте и правда всё хорошо сохранилось: мороз не разрушал камень, ветра в долине почти не дули, а мародёры, наверное, до сюда не добирались. Аккуратная кладка стен и большие квадратные плиты на полу лишь в немногих местах потрескались и начали крошиться. Бронзовые трубы, тянущиеся по коридору, тоже ничуть не испортились. Для чего они были нужны, Айоллонве не знала. Она прислушалась, но кроме шагов ничего не услышала, и это её успокоило. Если бы по трубам до сих пор что-то текло, она бы, пожалуй, испугалась, но всё-таки время взяло своё от этого места.
Свернув за угол, Вальдемар оказался перед ещё одной дверью, но он не торопился открывать её. Первым делом подошёл к стене, вытащил один из небольших камней и просунул руку в образовавшуюся нишу. Что-то щелкнуло, обезвредив механизм ловушки, и только после этого Вальдемар смог пройти дальше.
Айоллонве удивлённо спросила:
— Это ты сделал?
— Нет. Но я слишком хорошо знал жителя этого места.
Взору Айоллонве открылся просторный зал с высоким потолком, заставленный металлической двемерской мебелью, которая вся была занята книгами, свитками, стопками исписанных листов и различными предметами. Это высокогорное убежище служило магу научной лабораторией, в которой он мог уединиться и заниматься исследованиями, а вот предметов быта Айоллонве увидела немного: только лежанка у стены, небольшой мешок с личными вещами, немного посуды. Сразу становилось понятно, что маг не жил здесь постоянно, а лишь приходил работать.
Вальдемар приблизился к широкому столу, раскрыл тяжёлую книгу и, вынув из кармана записку с рунами, рассказал:
— Я нашёл это здесь. Мне пришлось пролистать сотни страниц, но кроме этого ничего не было. Может, тебе удастся хоть в чём-то разобраться.
Айоллонве, словно зачарованная, смотрела в толстую книгу. Листы были исписаны тонкими линиями красивого почерка, где-то чернели узоры рун, где-то всё было перечёркнуто чернильными штрихами. Она думала, что в Винтерхолде Вальдемар преувеличивал, когда сказал, что ему не хватит одного мешка для всех хранящихся здесь книг. Теперь она своими глазами видела, сколько документов осталось в этом месте. Вальдемар преуменьшил. Не хватило бы и телеги.
Она предупредила его упавшим голосом:
— Вальдемар, нам придётся здесь задержаться не на один день.
— Иначе я и не рассчитывал. Ладно. Развлекайся тут. А я обойду окрестности. Может, подстрелю кого-нибудь на ужин.
Сначала Айоллонве испугалась, что он собирается оставить её одну, но потом согласилась. Если бы он молча сидел где-нибудь в углу и всё время наблюдал за ней, было бы хуже.
— Будь осторожнее, — попросила Айоллонве.
Он оставил свои вещи рядом с той лежанкой и ушёл, с усмешкой пожелав ей удачи. Наверное, он считал, что для Айоллонве станет мучением исследовать записи работавшего тут мага. Но для неё это было редкой удачей.
Она разделила работу по степени важности. Листая исписанные монотонным почерком страницы, откладывала записи по алхимии и по зачарованию в разные стороны, добавляла к ним печатные труды других авторов, которые удавалось найти. Второй стопкой справа и слева возвышались материалы, которые были бы интересны лично ей, которыми она бы хотела заняться после того, как поможет Вальдемару. И, наконец, освободив центральный стол, она клала на него всё, что так или иначе было связано с ликантропией. На эту тему у мага имелось множество собственных соображений и наблюдений. Похоже, он длительное время наблюдал за оборотнями.
В той большой книге, которую Вальдемар показал Айоллонве, завершения формулы не нашлось, но зато там было немало попыток создать её. Всё начиналось неуверенными набросками, потом вариантов становилось больше, руны писались всё сложнее, и в конечном итоге Айоллонве добралась до того места, откуда Вальдемар вырвал страницу с частью формулы, несколько раз обведённой в круг. Значит, именно на таком варианте остановился исследователь. Но дальше снова шли неудачные попытки, пометки на полях, какие-то бессмысленные рисунки. Однако продолжения начатого зачарования не обнаружилось.
Из печатных изданий Айоллонве нашла только три книги на интересующую её тему. Первая оказалась совсем бесполезной. Автор путешествовал по Скайриму, расспрашивая местных об оборотнях, но никаких плодов это не принесло. Вторая выглядела ужасно древней и ветхой, в ней приводилась история нападения оборотня на группу нищих, подлинность которой уже не представлялось возможным проверить. Но из этой книги Айоллонве выписала важную зацепку о том, что, возможно, у ковена ведьм в предгорьях Гленпойнта есть лекарство.
А вот третья заинтересовала Айоллонве больше — это были научные наблюдения о проводимых над вервольфами физических экспериментах. Важной оказалась строчка об одном из испытуемых, который демонстрировал необычайно высокую степень контроля над превращениями. Когда она дошла до раздела, подробно описывающего происходящие в организме ликантропа метаморфозы, ей сделалось дурно, и она отложила книгу, решив дать себе несколько минут отдыха.
Она села на расстеленную у стены лежанку и вспомнила, что уже спрашивала Вальдемара, больно ли превращаться в волка. Он тогда не ответил ей ничего внятного, а теперь, хотя бы отдалённо представляя, как это происходит, Айоллонве не могла перестать думать о том, что приходится терпеть Вальдемару каждый раз, когда его настигает проклятие.
Устроившись на чужой мягкой постели на полу, Айоллонве случайно опустила руку на подушку и почувствовала что-то твёрдое. Она торопливо распотрошила спальник и обнаружила ещё одну книгу, совсем небольшую, в тонком мягком кожаном переплёте, такие обычно используют для полевых записей или для дневников.
Это и впрямь был дневник. Некая женщина описывала свои путешествия по Скайриму, приключения и передряги в которые попадала (причём, судя по её словам, намеренно). Из любой битвы она неминуемо выходила победительницей, даже если противников было больше и они были сильнее, и вскоре Айоллонве наскучили эти глупые истории. Если это мемуары, то зачем хвастаться и приписывать себе качества, которыми не обладаешь на самом деле? Она уже собиралась отложить это бесполезное чтиво, но перелистнула страницу, и наткнулась на знакомое красивое имя. Книга задрожала в её руках.
«Сегодня Вальдемар впервые одолел меня в схватке. Шоровы Кости, меня не могли победить сильнейшие воины и воительницы Скайрима, а этот глупый мальчишка, которого легко может сдуть морским ветром!.. До сих пор не могу поверить.
Я как обычно раззадорила его, рассчитывая, что он опять обиженно надуется и уйдёт плакать маме в юбку, но он вдруг гордо поднял голову, и по его взгляду я поняла, что это больше не мой младший брат-недотёпа. Теперь это взрослый мужчина, хотя ему пошла только восемнадцатая весна. В его глазах появилось что-то такое, чего я раньше не видела, и он спокойно мне ответил: “Ладно, Исольфимира, давай проверим, не растеряла ли ты хватку в своих странствиях”. Я была уверена, что одолею его голыми руками меньше чем за минуту, как всегда побеждала в детстве. Но он задал мне такую трёпку, что у меня до сих пор болит тело от этой битвы. Я даже не поняла, как он уложил меня на спину.
Никто этого не видел. Как и подобает честному воину, я признала поражение и хотела рассказать обо всём отцу, но что-то заставило Вальдемара отказаться. Он сам настоял на том, чтобы я молчала и по-прежнему оставалась главной наследницей нашего отца и сильнейшей из его детей.
Мне никогда не было интересно с Вальдемаром, я считала его недостойным внимания слабаком, а теперь понимаю, что время упущено. У меня мог бы быть брат, равный мне по силе, и вместе мы были бы несокрушимы, а теперь… теперь уже поздно что-либо менять. Хороших отношений между нами никогда не было и не будет.
Всё ещё не могу перестать думать о своём поражении. Я не верю в случайности, но всё-таки вызвала его на бой ещё раз. И Вальдемар опять одержал верх.
Мы сошлись с ним в очередной раз, и он опять победил. Да что же это…
Чтобы проверить себя, я решила уйти из дома и снова искать достойных соперников. Если, как и в прошлый раз, я не найду никого, кто был бы сильнее меня, то придётся безоговорочно признать то, что мой брат — самый сильный мужчина, которого я знаю. После нашего поединка мне стало казаться, что он и отца одолеет с такой же лёгкостью.
…
Я нашла.
Сегодня я повстречала того, кто обладает силой зверя. Он был вервольфом. Мы с отцом часто охотились и на волков, и на саблезубых котов, а своего первого медведя я убила уже в шестнадцать, но то существо, которое встретилось мне сегодня, и рядом не стоит с обычными животными Скайрима.
Вступив в схватку с оборотнем, я оказалась не готова к такой мощи. Он сломал мне руку одним ударом огромной лапы по щиту и насквозь прокусил ногу.
Боги были ко мне милостивы и сохранили жизнь. Но теперь я знаю, для чего нужна им и для чего они надели меня такой силой.
Я должна убить того оборотня. Но одна я не справлюсь.
…
Я не помню, что случилось этой ночью. Я очнулась совершенно в другом месте, а из воспоминаний остались только боль, злоба и желание убивать. Слава Богам, что Вальдемар не бросил меня. Всю эту бесконечную страшную ночь он был рядом, и я очнулась у него на руках, ничего не понимая.
Теперь я знаю, что укус того оборотня не прошёл бесследно. Он передал мне своё проклятие. Отныне и в моих жилах течёт кровь зверя. Я не знаю, как мне быть дальше. Я стала той тварью, которых сама же клялась истребить.
…
Я не могу контролировать это. Зверь во мне может пробудиться в любой момент, я превращаюсь в него каждый раз неожиданно для самой себя. Я должна научиться усмирять его. А потом найти лекарство. Я знаю одно укромное место в горах, где смогу спрятаться, чтобы не представлять никому опасности. Там и начну свои поиски.
…
Сегодня пришёл Вальдемар. Он сказал, что выследил того оборотня и встретил других охотников. Оказывается, есть целая группировка людей, охотящихся на вервольфов. Он примкнул к ним, надеясь узнать больше об этом проклятии и как-то помочь мне, но я ужасно на него разозлилась. Сама не знаю почему. Мне кажется, будто он меня предал. И того, кто наделил меня силой зверя, должна была убить я, а не он. Я!
Он решил, что я помешалась, но он не знает, что я чувствую, когда во мне пробуждается волчья натура. Я чувствую себя такой сильной, какой не была никогда. Я могу размозжить Вальдемару череп одним ударом, а потом сожрать его сердце, чтобы забрать себе его силу…»
— Как успехи? — радостно спросил Вальдемар, и Айоллонве едва не подпрыгнула, испуганно захлопнув книгу. Она не должна была читать это. Но Вальдемар рассмеялся над её рассеянностью и торжественно показал подстреленную крупную птицу, которую держал за хвост вниз головой. — А я нашёл нам ужин.
— Ты мой герой, — проворчала Айоллонве. — Мне же пока похвастаться нечем.
— Мы не спешим. Я говорил, что тут много работы. Ладно, займусь птицей.
Он ушёл на улицу, но Айоллонве больше не хотелось оставаться одной, и она пошла следом. Глядя, как умело Вальдемар разделывает куропатку, она рискнула спросить:
— Вальдемар, так твоя сестра действительно нашла рабочую формулу?
Он посмотрел в ответ с заинтересованной улыбкой.
— Я про сестру ничего не говорил.
— Я нашла её дневник.
— И что там написано?
— Много всего. Она благодарна, что ты был с ней, когда она превратилась.
Вальдемар продолжал улыбаться.
— Угу. А ещё она с радостью раздавила бы мне голову и попировала бы моим сердцем.
— Вальдемар…
— Да, формулу она нашла, — всё-таки ответил он. — Показывала мне свой амулет и хвасталась, что теперь сильнее неё точно нет никого в Скайриме. Правда, он просуществовал недолго — лопнул под каблуком Крев. Может, сильнее Исольфимиры и правда никого не было. Зато нашлись те, кто хитрее.
Айоллонве села на холодный снег, поджав под себя ноги, и продолжила наблюдать за Вальдемаром.
— Значит, вот как закончилась её история? Точку поставила та жестокая охотница? — Вальдемар только кивнул, но Айоллонве очень хотелось услышать от него правду. Не надеясь, что он заговорит, она спросила: — А как вся эта история выглядит для тебя?
— Ты же и так всё прочитала.
— Я прочитала около сотни страниц пустого бахвальства. У тебя была очень странная сестра.
— Мне всегда было её жаль.
— Почему?
— Первенцем отец хотел сына. И ей пришлось стать для него сыном, чтобы он начал ею гордиться. Могу только представить, как она из кожи вон лезла, когда родился я. Она разучилась чувствовать меру. Хотела быть воином, значит, будет тренироваться с мечом и щитом целыми днями. Увлеклась магией, значит, соберёт целую лабораторию и будет по ночам сидеть над книгами. Стала вервольфом… — Он не продолжил и тихо добавил: — В общем, звериная сущность далась ей нелегко. Она подпустила волка слишком близко к сердцу.
— Бедная, — с грустью проговорила Айоллонве. — Кажется, теперь я понимаю, почему ты не рассказал отцу, что много раз побеждал её в поединках.
— Она бы не пережила, если бы лишилась его гордости. Если бы он отодвинул её на второй план и признал меня главным наследником, это стало бы катастрофой для неё. Я не мог так с родной сестрой.
— А разве тебе никогда не было обидно, что отец ни во что тебя не ставит?
— Я знаю, кто я есть. Его одобрение мне не нужно. А вот Исольфимира не знала.
Айоллонве подумала, что она тоже не знает, кто она. В этом она завидовала Вальдемару.
Он закончил с птицей и разместил её на вертеле над огнём. Совсем скоро так вкусно запахло, что у Айоллонве внутри всё свернулось от чувства голода.
— Я не рассказывал тебе, — неожиданно начал Вальдемар, глядя в огонь. — Это от неё я получил ликантропию. Когда Крев её поймала, Исольфимира была в ярости и не понимала, кто перед ней. Я пытался её освободить, а она, обратившись в зверя, в слепой ярости меня цепанула. Потом Крев всё же до неё добралась и убила. Исольфимира так и умерла волком, я не даже не смог вернуть родителям её тело. Пришлось сказать, что мы охотились на вервольфа, и она приняла достойную смерть в битве и теперь пирует в Совнгарде за одном столом с Шором и предками. А я… в общем, если бы я сказал, что убил оборотня, отец ни за что бы не поверил в мою легенду. Пришлось сказать, что волк покусал меня, и я струсил. Собственно, тогда отец меня и возненавидел.
Айоллонве почти не дышала, слушая его. Она смотрела на Вальдемара огромными глазами и видела, что он всё же сожалеет об этом, но считает, что поступил правильно. Айоллонве же считала, что он не заслужил неоправданной ненависти со стороны отца.
— Ты должен рассказать ему, — нетвёрдым голосом посоветовала она. — Ведь это несправедливо.
— Не хочу. — Айоллонве оценила его честность. Оказывается, в жизни Вальдемара всё-таки были вещи, которых он боялся. Он мог открыто дерзить в лицо отцу, зная, что тот стерпит, но не мог поведать ему истинную историю гибели Исольфимиры, потому что для уже немолодого Готтфрида это могло стать сильным ударом. — Да и что бы это изменило? Я вервольф. Он в любом случае продолжит меня ненавидеть и желать мне смерти.
— Ты говоришь об отце. А как же мама?
— Ей известно немного больше, — признался Вальдемар. — Хотя бы то, что я не сбегал, бросив сестру умирать.
— Как это всё…
— Это всё непросто, Айоллонве. — Он вздохнул. — Так что пусть остаётся как есть.
Они провели в этом двемерском сооружении почти неделю, прежде чем Айоллонве удалось восстановить вторую часть формулы. Она изучила все записи Исольфимиры и, научившись понимать ход её мыслей, смогла закончить зачарование.
В качестве предмета для эксперимента Вальдемар дал ей большое тяжёлое кольцо с выгравированными на нём нордскими узорами, и отныне наложенные чары переливались серебристым инеем на его руке. Однако проверить магию в действии он ей не позволил. Для него было важно, чтобы Айоллонве не становилась свидетелем происходящих с ним метаморфоз, и он настоял на том, что им пора возвращаться к Драконьему Мосту.
В деревне он заплатил за комнату на несколько ночей вперёд, забрал вещи и… исчез.
Айоллонве ждала его на второй день, но он не вернулся. Ждала на третий. На четвёртый ей с трудом удавалось не поддаваться отчаянию, вызванному одиночеством и неизвестностью. На пятый день Айоллонве перестала ждать его. Она решила, что, когда хозяин таверны сообщит ей, что пришло время доплачивать за проживание, она уедет.
Но следующей ночью она проснулась оттого, что кто-то трогает её волосы. В первые секунды она ужасно испугалась, но потом свет лун, струящийся в окно, отразился в его льдисто-синих глазах, и Айоллонве выдохнула, расслабленно положив голову обратно на подушку. Вальдемар перебирал пальцами её длинные светлые волосы. Айоллонве заметила, что краска иначе покрывала его лицо: теперь это была лишь узкая длинная линия. Раз уж Вальдемар позволял себе так беззастенчиво любоваться её волосами, Айоллонве не побоялась протянуть ладонь и коснуться синильного следа на его щеке.
Вальдемар резко перехватил её руку и прижал к губам, оставляя поцелуи на каждом пальце. У Айоллонве, не проснувшейся до конца, окончательно помутнело в голове.
Он остановился, закрыл глаза и отпустил её руку. Айоллонве понимала, что он не знал, как начать разговор.
— Мне такая раскраска больше нравится, — призналась Айоллонве шёпотом, потому что ночь была слишком тихой. — С ней ты меньше похож на окоченевший труп.
Вальдемар усмехнулся и опустил взгляд.
— А мне очень нравится, когда ты распускаешь косы.
Айоллонве возмущённо приподнялась на локте и грозно сверкнула глазами.
— И только?
Улыбка не исчезала с его лица. Айоллонве села, прислонившись спиной к деревянной стене.
— Так что? Теперь мы можем спать под одним шатром?
Вальдемар засмеялся, но Айоллонве совершенно не хотелось смеяться. Она смотрела, как красиво отражаются луны в его глазах и понимала, что влюбилась в этот лёд в тот самый момент, когда впервые его увидела.
— Можем. Спасибо, Айоллонве.
Она наклонилась к нему и, когда его лицо оказалось совсем рядом, прошептала:
— Досадно, что здесь нет шатра. Придётся спать под одним одеялом.
Едва она замолчала, Вальдемар коснулся её губ поцелуем. Теперь она постоянно будет шутить, что смогла приручить волка.