1.
Густой воздух, передающий ощутимое напряжение лучше любых слов, тихое дыхание, затуманенный взгляд — их двоих разделяет всего десяток сантиметров, а в голове бьется лишь одна мысль: раз тонуть, так до конца.
Касания легкие, мягкие, в шаге от девственной целомудренности. Несмотря на это пальцы, касающиеся чужого запястья, горят, а волнение, зародившееся когда-то давным-давно в груди, вырывается резким выдохом в губы, невольно заставляя отстраниться. Сережа смеется тихо-тихо, перехватывает ладонь так, чтобы переплести их пальцы, и прячет нос в чужом плече.
12.
Сережа влетает в него сзади, впечатывается грудью в спину, прижимается тесно-тесно. Дима дрожит от беззвучного смеха, накрывает его руки на своей груди ладонями, жмурится, отклоняя голову назад, подставляя шею под поцелуи. Это ощущается, как десятки точечных вспышек под кожей — щекотно, нежно, сладко. Он умудряется повернуться в Сережиных объятиях, чтобы, обхватив его лицо руками, поцеловать в кончик носа, не обращая внимания на наигранно недовольное бормотание.
27.
Пальцы пробегают по затылку, дразня, губы изгибаются в дерзкой ухмылке, и выдержать просто невозможно. Нет вариантов, кроме как затолкать в ближайшее пустое помещение и прижать к стене - резко, на грани грубости.
Впиться в губы, сходу прикусывая нижнюю, заставляя гулко заскулить и приоткрыть рот. Проникнуть языком внутрь, крепко сжимая бедро и чуть-чуть слабее - шею сзади, выбивая из горла еще один полустон.
Успокоиться, наконец, отстраниться на мгновение, но быть пойманным чужими губами снова — уже для мягких неторопливых касаний. Почувствовать, как пальцы скользят между лопаток, ложатся на плечи.
Отстранившись в конце концов, увидеть восхитительного малинового оттенка искусанные губы, помутненный взгляд — Сережа улыбается, хитро сверкая глазами.
Дима в ответ со смешком закатывает глаза.
***
Дима чувствует, как Сережа лениво касается его шеи губами — мажет едва-едва. Он проводит дорожку вверх до челюсти, чуть-чуть прикусывает кожу — щекотно — и прижимается к губам.
Они редко целуются вот так, медленно и с чувством. Нет, обычно чувство тоже есть, но это зачастую злость, раздражение, напряжение (можно перечислять ещё долго, и вечности не хватит). Сегодня же, когда язык Сережи трепетно исследует каждый уголок его рта, словно в первый раз, Дима цельно ощущает свою любовь, позволяет себе перестать запрещать себе произносить это слово в контексте их отношений. Он отвечает на всю глубину оставшихся сегодня сил — кто знает, может, Сережа его любовь и не чувствует вовсе, а показать ему хочется, так хочется…
Сережа мостит голову у Димы на груди. Его распущенные волосы лезут в лицо, адски щекочут шею, но сгонять его у Димы не возникает ни малейшего желания.
***
Руки ложатся куда-то в район солнечного сплетения, тёплое тело прижимается сзади — хорошо. Дима чуть ведёт плечами, прижимаясь спиной к чужой груди. Сережа тяжело дышит ему в шею — Дима уже не удивляется тому, как может распознать молчаливое раздражение и легкую обиду в одних лишь отзвуках дыхания.
— Если лук пригорит, я заставлю тебя мыть сковородку, - наигранно спокойно произносит он, хотя и не скрывает улыбки.
Сережа фыркает тихо, мол, больно надо. А потом на челюсть ложится ладонь, разворачивает голову почти грубо, и Сережа впивается в его губы, то ли раздразнивая, то ли просто здороваясь, как обычно — с ним это понять трудно, и Дима просто отвечает, позволив себе на минутку отвлечься от готовки, пока Сережа не отстраняется с улыбкой и не уходит переодеться.
N.
Дима ощущает все словно сквозь пелену. Фокусирует взгляд на Серёже, подмечает лихорадочно блестящие глаза, расстроенную искривленную линию губ, и от этого в груди становится больно. Дышать тяжело.
Подаётся вперёд абсолютно вопреки здравому смыслу, прижимается, руку тянет к чужому затылку, пытаясь притянуть ближе — тут же получает по лицу, и заслуженно. Больно не здесь, — Серёжа особо не старался, — а где-то глубже, под кожей.
В ушах стоит грохот захлопнувшейся двери, перед глазами - одно лишь лицо. Щека горит, в горле ком, а сильно укушенная губа саднит, отдаваясь привкусом крови.
***
***
***
Елизавета очень красиво смеется. Заливисто, схоже со звоном сотни маленьких колокольчиков — прохожие мягко улыбаются, когда слышат её смех, проходя мимо.
У Димы давно не было таких свиданий — просто встреча ради встречи. Ни намека на секс, лишь приятная беседа, все продолжающаяся и продолжающаяся. Фонари давно зажглись, улицы даже начали пустеть, а Дима все впитывает в себя нежный голос, тонкие движения рук, развевающиеся волосы — словно ему снова шестнадцать, и одноклассница наконец согласилась прогуляться по набережной с шести до девяти вечера.
Дима заранее знает, что ничего у него не выйдет, но пытается насладиться сполна. Он шутит, прыжками переходя от мягкости к грани дозволенного (остро-остро, после таких шуток Елизавета протяжно выдыхает, прежде чем сорваться в безудержный смех), кидается снежками — знает, что девушка против не будет (когда ещё в Москве будет столько снега?), без сомнений отправляется проводить её до метро.
У Елизаветы губы чудно блестят, когда на них падает холодный свет уличных фонарей — тонкие губы, изгибающиеся в улыбке. Дима не сопротивляется. Мягко придерживает за талию, кончиками пальцев цепляет подбородок, прижимается едва-едва. Чувствует, как на шею опускается нежная рука, притягивая ближе.
Размеренно шагая домой, Дима старается не думать ни о чем.
Придя домой, он сразу же покончит с Елизаветой, не дав ничему даже начаться (Спасибо за вечер. Извини, не думаю, что готов к чему-то сейчас. Удачи тебе), не в состоянии ничего объяснить. Потому что объяснять нечего - просто сегодняшний вечер не имеет ничего общего с резким грубоватым смехом, с пошловатыми шутками, с пухлыми обветренными губами, с жесткой бородой, неимоверно раздражающей кожу.
Дима даже не знает, о чем больше жалеет: о прошлом или о настоящем.
***
***
***
1.
Серёжа придерживает его за локти, и Дима обхватывает его предплечья так же, зеркалит позу. Кончики пальцев скользят чуть выше, ниже, вновь замирают — Дима замирает тоже. Едва подаётся вперёд в ответ на Сережино движение и всё-таки касается чужих губ своими. Не настаивает, прихватывает нижнюю едва-едва — непривычно мягко, медленно почти до боли в груди. Сережа крепче сжимает пальцы на его бицепсах, и это подсознательно воспринимается как «отойди», но все остальное говорит прямо противоположное, и Дима доверяется большинству, ещё разок прижимаясь с лёгким поцелуем.
Сережа отстраняется тихо, тяжело дышит в шею, а потом глаза прикрывает, уткнувшись лбом в лоб Димы. Шепчет что-то невнятно (вот и как с тобой, блять, быть), но жмётся еще теснее, обнимает, пробегает пальцами вдоль позвоночника.
Дима наконец может вдохнуть.
2.
Сережа улыбается несмело, ловит его за руку, когда Арс с Антоном оставляют их наедине в гримерке — Диме кажется, что они все давным-давно поняли. Он мимолетно глядит на Сережино лицо и мгновенно сокращает расстояние между ними — пока лишь смыкает ладони за чужой спиной, вдыхая терпкий запах одеколона на шее, едва сдерживаясь, чтобы не коснуться языком, попробовать ощутить вкус. От этой мысли током пробивает с ног до головы, и Серёжа осторожно гладит его по спине, едва-едва прижимает губы к виску.
— Что теперь? - шепчет он.
Дима не знает — так и отвечает, честно и без прелюдий.
— Ты дашь мне ещё один шанс?
Осознание того, как смешно и слащаво (сладко, поправит его потом Серёжа) это звучит, приходит мгновение спустя с заливистым Сережиным смехом.
Пора уже привыкнуть, что его счастье всегда приносит Диме облегчение. Оно струится по телу вслед за Сережиными руками, ложащимися на шею и меж лопаток, прижимая к себе; за его губами, скользящими по переносице, линии челюсти и, наконец, к Диминым губам. Он больше улыбается, на самом деле, чем целует.
Дима не может не улыбаться тоже.