— Дайте пива! Ну поделитесь пивом, а? Пива хочууу…
Уён громче целого хора: шлёпает ладонью по столу так, что посуда звенит, и продолжает канючить. Встать лень, да и просто поныть захотелось. Он готов так целый оставшийся день продолжать, потому что от друзей полный игнор в силу привычки, а Сан свалил с Минги за провиантом, и некому поджопников раздавать.
Уён переводит дыхание, чтобы заново завыть, когда к его щеке прикасаются прохладным.
— На.
Тот вздрагивает, переводит взгляд и улыбается счастливо, перехватывая чужую руку, чтобы забрать честно нажитое. Но всё равно спрашивает ради приличия:
— А ты, хён?
— Буду сок.
— Не, ну это несерьёзно. Давай на двоих? Я тебя потом сам до кровати донесу!
— Я тебе донесу!
Сонхва появляется из-за левого плеча, точно демон. Двигает в сторону, отчего Уён эйкает, чтобы поставить стул и сесть между. Джун хихикает, а Чон лишь закатывает глаза и высовывает язык, показывая своё отношение.
— О, ревновашки!
— Боже, Ёсанни, свали в туман! — отмахивается, возвращаясь к банке, пока совсем не потеплела.
Колечко ломается сразу же, и Уён стонет, головой бухаясь о столешницу. Ему не везёт без Сана, без его тёплого бока и любовных подзатыльников. Даже пива не попить!
— Ну, за что? За что? За чтооо?
— Уёни?
— Дай!
Юнхо выхватывает и ножом вскрывает жестянку. Возвращает страдальцу, весь такой крутой, и пальцы не облил.
— Даже банку с пивом открыть не может, — комментирует Сонхва, но это скорее для Хонджуна, а Уён и не сердится, только кивает благодарно и делает глоток.
Лёгкое, цитрусовое, а хотелось бы горькое, но Джун не любит обычное, ему со всякими привкусами подавай. Фрукты там, травки и ягоды. Уён помнит много деталей, которые не получается выкинуть, потому что они на ладони. Даже по прошествии четырёх лет.
Он наблюдает за Сонхва, который следит за тем, чтобы Джун не пролил сок мимо стакана. Поправить, предложить, ненавязчиво помочь — в этом весь он, и Уён знает, что сам бы так не смог — сбежал бы, и недели не продержавшись. А эти почти три года вместе, из которых половина вот так.
Чонхо по правую руку тормозит в телефоне, потому что даже в выходной работа, потому что без него не справляются, и это пиздец. Особенно для Ёсана, который никуда себя приткнуть не может, а потому старается быть везде.
— Покурим?
Уён не может на него такого изнывающего смотреть. И все знают, что курить никто из них двоих не будет, потому что одного Сан прибьёт, а другой свято чтит своё здоровье. «Покурим» — кодовое слово, по которому узнают своих и проникаются чужими проблемами.
— Вываливай.
Уён жмурится на солнце, косится на двор, чтобы не пропустить возвращение братьев. Ёсан кладёт голову на ограждение, протягивает вперёд руки и внимательно смотрит на них.
— Я ущербный, да?
— А?
Вздох. Ёсан расслабляет руки, и кисти безвольно повисают. Тягучее молчание, в таком задохнуться можно.
— Он же не асексуал какой.
Проходит минуты две прежде, чем Ёсан вновь решает заговорить.
— Дело во мне? Почти два месяца игнор, боги, я не могу так! Может, я старый для него? — совсем тихо.
Уёну не нравится это изменение, ему бы всё как всегда. Чтобы каждый счастливый и без заскоков, хотя без последнего не их вариант.
— Эй, ты чего? Какая старость?
— А если я сейчас с балкона навернусь, он обо мне вспомнит? Ну, что я у него…
Он всхлипывает, и Уён, кажется, уже давно привычный ко всему вот этому: на самом деле он боится пауков и кракозябр из-под кровати, а чужие слёзы вызывают порыв обнять и крепко прижать к себе, поглаживая по голове. Хочется сказать, что Ёсан вообще молодец, вон как держался хорошо всё это время, но, наверное, это будет неправильно. А потому только гладит, ненароком путаясь пальцами в волосах.
— Мин… даже… даже он… у него… а я? — ревёт в плечо. — Всё же было… я… я надоел ему, да?
— Да ты же вон какой охуенный, знаешь? А Чонхо… может, у него импотенция сейчас, а? Ну, такое бывает, знаешь. Вот таблетки…
Ёсана начинает трясти, и Уён замолкает, только гладит неистово и укачивать начинает.
Возвращаются минут через пятнадцать, когда слёз, как и слов, больше не остаётся.
Уён пинает стул, на котором Чонхо погряз в телефоне.
— От импотенции лечись, олух.
Ёсан теряется на кухне, во всяком случае в гостиной его нет.
— Чего тебе?
Но Уён демонстрирует язык и средний палец. Ему очень хочется вылить на Чонхо претензии и злость, очень хочется, чтобы у этих двоих наладилось, но радостный клич Минги и распахнутая дверь отмечают прибытие дуэта, а потому Уён решает пока отложить чужую проблему.
Мимолётный взгляд на Хонджуна, который улыбается, который, кажется, счастлив, и невозможно понять, сколько мужества и силы воли прячется в этом крохотном человеке.
Уён смаргивает мгновение.
— Санниии!