Они сидят в ресторане до позднего вечера, до самой ночи. Они говорят обо всем подряд, об утках и дельфинах, и музыке, и театре. Они говорят взахлеб, словно никогда у них раньше не было времени обсудить эти пустяки (было, они повторяются), словно больше никогда не будет (будет, они позаботились об этом).
О пророчествах, и о мальчиках, и о начальстве с неведомыми планами они молчат. Молчат весьма громко и красноречиво.
Когда-нибудь нужно будет поговорить. Когда-нибудь нужно будет выложить карты на стол. (Ведь один нашел мальчика — и не сказал. А другой не перебрался на Альфа-Центавру в преддверии Конца Света.) Когда-нибудь, но не сейчас.
Сейчас — потухший свет во всем зале, и только на их столике горят свечи. Персонал давно разошелся по домам, не замечая пару созданий, которые весь вечер не сводили друг с друга глаз.
Азирафаэль понимает, что им пора, что трапеза закончилась пару часов назад, что они уже несколько раз восполняли бутылки с вином при помощи чудес. Но как капризному ребенку, ему хочется упереться пятками в пол, и сказать, что он никуда не пойдет, он останется здесь. Навсегда.
Он даже не очень-то пьян. Какая-то часть его не желает забыться, о, нет, наоборот. Он хочет воспринимать все окружающее его пространство в кристальной четкости, чтобы не сметь пропустить ни единой детали.
– Пойдем, ангел, – прерывает затянувшееся молчание Кроули. – Что-то мы засиделись.
Азирафаэль стискивает зубы на мгновение, мнет в кулаке скатерть.
– Да, конечно, – быстро соглашается он, стараясь не искать взглядом желтые глаза за темными стеклами.
Они выходят из ресторана бок о бок. Пара щелчков пальцами заботится о том, чтобы привести зал в порядок и запереть за ними дверь.
Ночь — прохладная и свежая — отрезвляет окончательно. Бентли припаркован слишком близко. Азирафаэлю становится сложно дышать. Всего несколько шагов, и… Он не знает. Что-то ужасное случится, когда они дойдут до машины. Их ждет бездонная пропасть.
Кроули отворяет дверцу со стороны пассажира, смотрит на него.
Ангел уверен, что земля уходит из под ног.
– Я подвезу тебя. Куда угодно.
Тихие слова впиваются в грудь, выбивают воздух из легких. Азирафаэль боялся… Ждал? Надеялся?
…Желал?
Его губы начинают складываться в привычный отказ, когда осознание наконец догоняет и бьет обухом по голове.
Они избежали неминуемой гибели. Они обманули Рай и Ад. У них не осталось причин повиноваться.
У него не осталось причин говорить "нет".
Мир замирает, словно Кроули опять сделал невозможное. Азирафаэль с потрясающей ясностью разом, одновременно вспоминает все свои "нет". Все те, которые в действительности всегда были "да".
Воспоминания, которые держались в узде шесть тысяч лет, затапливают разум. Все непрошеные чувства, все запрещенные мысли. Всякий раз, когда Азирафаэль одергивал себя: не соглашайся с ним, не смотри на него, не защищай его, не думай о нем, не смей мечтать…
Шесть тысяч лет запретов лишились своей силы разом.
– Ангел? Ты в порядке? – раздается такой знакомый, такой любимый (да, отныне и навсегда — любимый) голос словно издалека.
Азирафаэль понятия не имеет, как еще стоит на ногах. Его колени превратились в желе, но чьи-то руки вовремя подхватывают.
– Да, да, да, – лепечет он, когда понимает, в чьих объятиях вдруг оказался.
– Ангел?
Кроули хмурится встревоженно, а это совсем не дело. Азирафаэль еле помнит самого себя, когда поднимается на цыпочки, притягивает голову демона ниже и целует в лоб. Пытается разгладить собравшиеся там морщинки, как мечтал сделать тысячелетиями.
– Да, – шепчет он любимому созданию, застывшему, словно статуя. – Куда угодно, мой дорогой. Куда хочешь. Хоть на край света, хоть на Луну.
Ему хочется осыпать поцелуями экспрессивные брови, хочется провести губами по переносице, но вечные очки мешают. Так что он опускается чуть ниже, находит для поцелуев скулы, щеки.
– Да, ты мой лучший друг. Не смей даже думать, что это не так.
Азирафаэль проводит руками по подрагивающим плечам, по длинной шее, зарывается пальцами в рыжие волосы, о чем грезил в течение долгих столетий.
– Да, конечно, ты мне нравишься, – шепчет он закрывая глаза. – Да, я люблю… – выдыхает он в чужие губы.
Этот поцелуй почему-то соленый на вкус. Он почему-то острый, болезненный, вымученный. Он превосходный.
Азирафаэль приходит в себя постепенно. Он знает, что находится в крепких объятиях, он вдыхает родной запах дорогой кожанки и серы с пеплом. Его пальцы все еще перебирают мягкие пряди. Кроули мелко дрожит и стискивает его до скрипа в ребрах.
У ангела накопилось огромное количество "да", которые нужно сообщить демону. Но это уже можно по порядку, не все сразу.
Он открывает глаза и утыкается взглядом в белоснежные перья.
– Ох, – Азирафаэль чуть дергается, пытается развести крылья в стороны.
– Поссстой, постой, – бубнит Кроули, и ангел понимает, что пара черных крыльев укрывает нижнюю часть его тела.
Их перья перепутались, переплелись. С одной стороны, Азирафаэль немного сконфужен, что даже не заметил, как выпустил крылья, что попытался обнять Кроули дополнительной парой конечностей. С другой стороны, ему хочется, чтобы все осталось, как есть.
Ангел чувствует нежные прикосновения к своим перьям у самого основания, там, где всегда чешется. Кроули поправляет мелкие перышки там, где ему самому не достать.
– Ох, – выдыхает Азирафаэль, – да.
Плечи демона мелко трясутся, он отстраняется немного, смотрит на Азирафаэля. Узкие зрачки немного расширены за темными стеклами, на лице — улыбка. Нет, не так, демон смеется, он буквально светится от счастья! Стоп…
– А почему так светло вокруг?
Кроули качает головой, прижимается к нему лбом:
– Ангел, ты сссветишься аки Фаросский маяк посследние минут двадцать.
– Ах! – восклицает Азирафаэль, пытаясь унять свою эфемерную сущность. – Что же ты раньше не сказал?
Кроули облизывает губы, длинный раздвоенный язык появляется на мгновение. У Азирафаэля пересыхает во рту от одного только его вида.
– Мне и так все нравитссся, – голос демона стал ниже обычного, зрачки бегают по лицу ангела. – Куда угодно, значит?
Он дожидается маленького кивка — еще одного согласия из тысяч, которые Азирафаэль готов дать. Кроули зажмуривается, и они вдруг оказываются в помещении. Из-за крыльев виднеется кусочек знакомой серой стены.
– Светисссь сколько хочешшь, – демон прижимается еще ближе, до невозможного близко, и спрашивает, затаив дыхание. – Ты что-то говорил?
– Да, – улыбается Азирафаэль. Ему еще столько всего нужно сказать, столько "да" поведать, прошептать, прокричать. – Да.