День, или ночь — Секретарям без разницы. Слившиеся с Пустотой, поглощённые Очищением. Им уже без разницы, находятся ли над их эфемерными телами палящие лучи или недосягаемые звёзды. Они ничего уже не чувствуют, да им и не положено: в конце мира должны остаться лишь те, кто ничего не чувствует. Так окончательно в Небытие отходить гораздо проще, не будут дрожать их ноги перед тьмой, лица не зальются слезами, а душа не растворится в вечной тьме. Потому что нет её, души-то. И вообще ничего нет.
Тени умирающего мира должны выглядеть именно так. Ни голоса, что звал бы о помощи, ни разума, что жестокий Кукловод мог бы взять под контроль, ни воли, которую он мог бы сломить. Вот только бесполезно это ныне и не нужно. Совсем скоро Каратель свершит свой суд, и тысячи неупокоенных душ обретут сон.
Весь мир обретёт сон.
Захари стоит гордиться: он тот, кто пассивно уничтожил целый мир. Пусть и чужими руками. Все, кто помогают в миссии, тоже могут считаться её исполнителями. Вот только Захари и не думал даже о том, что он сможет погрузить в бездну смерти ещё и возлюбленную. Все совершают ошибки. Возможно, играть роль торговца — тоже ошибка.
Но это уже неважно. Сахарок всегда была слишком хороша для этого мира. Слишком сладка, слишком чиста. А теперь её нет, и Секретари — единственные его собеседники, под стать умирающему, растворяющемуся в небытии миру.
А потом раздаётся щелчок. Захари его не слышит, но судя по небу, что с каждой секундой всё больше и больше темнеет, игра наконец заканчивается, и вечный день обращается в такую же вечную ночь. Захари спешит закрыть глаза, и в эту секунду ему очень не хочется признавать, что он завидует Секретарям.
Ведь им умирать совсем не страшно.