Говорят, бытие отпечатывается в истории: въедается останками жизни в нестёртые временем следы, впитывается в гранит и грязь дорог прошлого, сливается с могилой, что ждёт в конце пути. Говорят, самое важное – память. Камень и земля молчаливы и бездушны, им всё равно, чьи ноги ступали, всё равно, чья кровь впитывалась и стиралась заботливыми руками, всё равно, чьими трупами и пылью покрываются.

Но если хоть что-то сохранилось в памяти хотя бы одной души, значит, всё это не зря. Вот только Хэлен вряд ли кто помнит. Зачем её помнить, если гораздо важнее не она сама, а её душа – единственное, что не поглотили земля и время? Вот и приходится помнить всё самой. Ибо если не она, то кто? Может быть, вне её темницы сменилось уже несколько десятков поколений, может быть, лишь одно. Король – единственный гость запечатанных душ – никогда не стареет. Наверняка и ему есть, что вспоминать.

Но Хэлен погружается в собственную память. Если не думать о прошлом, можно сойти с ума, но даже в нём рассудок мутнеет.

Руины… в Руинах была Ториэль. В Руинах были лягушки, призраки, ожившие овощи, манекены… на стенах – лианы, под ногами – трещины и шипы, на стенах – переключатели. Неудачный ботанический сад, фиолетовая клякса памяти – оба этих названия подходят этому месту гораздо лучше, нежели пустое «Руины». В конце – дом. Там – Ториэль, пироги и кровать. Там мама, которую Хэлен так жестоко отвергла. 

Воображение стирает некоторые детали, и воспоминание о родной матери – обычном человеческом враче - сливается с образом королевы. Теперь Хэлен мнит себя принцессой, что всю жизнь прожила в Руинах под землёй, но ей наскучил крохотный мир, и она сбежала. 

Эта выдумка ранит сильнее правды, и Хэлен не любит думать о ней. С куда большим теплом, или той его частью, что каким-то чудом в её сознании сохраняется, она вспоминает Сноудин.

Там холод, леса и сугробы, собаки, дома, похожие на будки, скелеты, похожие на людей… самый высокий из них – отец. И он совершенно не такой страшный, каким его рисовала мать. Талантливый учёный, которому не хватало мотивации, но с приходом Хэлен всё изменилось. Теперь он отбывает во дворец, встречается с королём (Хэлен всегда удивляло, как так вышло, что королей в Подземелье два) и становится королевским учёным… Но о Хэлен больше не вспоминает. Или же?..

Но пришёл черёд другой фантазии, предыдущая же отходит вглубь памяти. Новая придумка – вода пропитывает тело насквозь, тело обвивают голубые цветы, которые повторяют всё, что только не скажешь, рассеивая фразы в белый шум, а из носа текут сопли. Никто в здравом уме и не взял бы такую к себе под крыло, но мудрец-черепах со своей рыбой-внучкой приютил её. Он обучил Хэлен всему, что знал сам, а потом отпустил, как только убедился, что она полностью готова… к чему-то. Хэлен уже и не помнит. Наверняка из-за того, что эта подготовка так на пользу и не пошла. 

В жарких землях ничего не идёт на пользу. На камнях можно готовить, поэтому Хэлен сковородка не нужна. Воздух обжигает лёгкие изнутри, поэтому фартук выброшен. Пауки оплетают тело горячими нитями, поэтому Хэлен не нужна кожа… но одна из девочек-паучих протягивает ей крохотную ручку и выводит к свету. Ей не хватает смелости пройти дальше, но Хэлен и не имеет права осуждать её. 

Теперь она держит путь в одиночестве. К столице. К Королю. К гибели.

Из тепла – в холод, из холода – в воду, из воды – в жар, из жара – в смерть, из смерти – в банку. 

Что же больше всего запомнилось, что есть неизменная часть искорёженной памяти? Знакомые образы исчезают, разбитое воображение сводит с ума и в лабиринтах воображения невозможно различить истину. 

И в итоге от памяти не остаётся ничего.