Всё кончено. Во всём мире — стеклянном, крохотном, замкнутом — нет ни души и нет смысла что-либо делать. Барьер — магический, плотный, непробиваемый, заменяется обычным стеклом. Души нематериальны, но Хэлен не может сквозь него пройти. Да и никто не может: магия удерживает их лучше всякого барьера. Хэлен теряет счёт времени, Хэлен забывает собственное имя, Хэлен проваливается в небытие и возвращается из него.

Если ад и существует, то он выглядит именно так. Но Хэлен — не мёртвая. Но и не живая. Но смерть должна устать от неё и от всех остальных душ. Рано или поздно ей придётся их отпустить, а то и поглотить окончательно, не оставив даже памяти в качестве наказания за такие глупые игры с ней.

Чьи-то могучие лозы сжимают банки крепче, и они трескаются, да так, что все шесть душ начинают сиять ярче. Новый звук окончательно пробудил их сознание, а сжатие мгновенно его подавило.

больнобольнобольнобольносмертькровькровькровьрешимостьрешимость

И ещё одно имя, которое не принадлежит никому.

Хэлен растворяется в потоке чужих чувств, воспоминаний и сил. Она — часть Бога. Бога, которого она при жизни так отрицала. Бог в ней, и она в Нём. Хэлен — в каждой клеточке, в каждом вздохе, в каждом ударе, но она всё ещё где-то глубоко внутри, напуганная, растерянная и одинокая. Её протыкают вилами, её поливают огненным дождём, её истерзывают ножами. А она не может ничего сделать в ответ. Стоит ли такая сила такой боли?..

Но всё прерывает чей-то голос извне, что обращён совсем не к ней, но к Богу. И Хэлен хватается за него, как за последнюю надежду, за Решимость, что выведет её из этого отчаяния.

И Бог откликается, распадаясь на части. Бог отпускает души, даруя им долгожданную свободу. Больше нет ощущения той силы, но и жгучее отчаяние тоже пропадает. Теперь Хэлен снова есть: без силы, без отчаяния, но с тем, что может сделать её собой. Но нужно сделать кое-что ещё.

Бог ломает Барьер, и Хэлен вновь чувствует, как становится частью чего-то гораздо большего, чем она сама. Но теперь её не захлёстывает боль и отчаяние. Теперь она чувствует могучую, всепоглощающую надежду.

Бог перестаёт существовать, а души находят себе пристанище в собственных телах. И, конечно, Хэлен не исключение.

А потом она в первый раз за столь долгое время открывает глаза. Она чувствует, как поднимает веки: медленно и очень тяжело, сново заново привыкая к тяжести тела. Но её труд напрасен: она ничего не видит. Руки как будто сами тянутся во тьму, но Хэлен не помнит, чтобы она пыталась ими пошевелить.

Ладони натыкаются на стену. Неужели она всё-таки умерла окончательно, и теперь её тело лежит в гробу, в сырой земле?.. Но Хэлен не хочет терять надежду, поэтому пытается столкнуть крышку. Она немного приподнимается, но сил Хэлен не хватает на то, чтобы её опрокинуть. Она поворачивает голову в сторону, и видит, что крышка немного, совсем чуть-чуть сдвинута. И как она раньше этого не заметила?.. В любом случае, это отличный шанс выбраться!

Несколько секунд, и крышка с шумом падает на пол, оглушая Хэлен. В следующую секунду ей в глаза ей бьёт свет, пусть и тусклый. К счастью, наваждение пропадает быстро, и Хэлен с трудом, но начинает подниматься, словно бездушный мертвец, восставший из могилы. Но в груди бьётся сердце, и Хэлен наконец-то выходит из своего, как оказалось, далеко не последнего пристанища.

Первый шаг даётся с трудом, потому что именно с него начинается дорога. Но Хэлен его всё-таки делает. И она идёт, идёт вперёд, вслушиваясь в звуки собственных шагов, музыку её собственного тела, которое наконец приняло её душу. Хэлен следовало бы обернуться… Но она лишь идёт вперёд, переполненная жаждой жизни.

Она не видит ни полянку, которая поразительно похожа на ту, на которую она упала так давно. Она не видит последних врат, что отделяли Поверхность от Подземелья. Но она видит небо. Видит солнце. Видит закат. Далёкий большой город.

Вот она — награда её Доброте. Это жизнь, которая была ей возвращена.