Memento mori (инквизиторы)

Примечание

Memento mori — лат. Помни о смерти.

Ладно, мне показалось довольно символичным назвать этот драббл так же, как и первую главу Инквизиции, где ребята впервые серьезно пересеклись.

Боевой транс, ксенофилия (?), частичная скелетизация, вообще очень альтернативная анатомия и определенно «другие виды отношений», потому что Всадники в принципе бесполые, а еще тут отбитая пансексуальность Влада, которому явно по кайфу.

Таймлайн — незадолго до постБури

— Отвернись, пожалуйста, — взмолился Ян; незнакомо робкий, медлящий.

Он никогда не стыдился раздеваться, успокоенный терпеливо-ожидающим взглядом Влада — его не напугать было острыми выступами костей или страшными метинами старых шрамов — это казалось прекрасным, тем, на что Влад кощунственно молился, на идеальную несовершенность. Но здесь было другое, и Ян тревожился всерьез, перебегая нервным взглядом с Влада куда-то на стену, на старые отслаивающиеся обои.

С мягкой улыбкой кивнув, он прикрыл глаза. Отчасти Влад понимал опасения: метаморфозы в их мире происходили странно, пугающе. Никто не захотел бы внимательно смотреть на охваченного агонией оборотня, превращающегося в зверя, на вывернутую наизнанку кожу, на пробивающийся густой подшерсток, на ломающиеся и перестраивающиеся кости… Любопытство кусало Влада, заставляя нетерпеливо ерзать на диване, но он помалкивал. Давал Яну время — сколько нужно. Тишина вечерней Столицы не пугала, а убаюкивала, и Влад туманно улыбался, чувствуя легкий ветерок, проскальзывающий через приоткрытое окно. Оперся на руки, откинулся…

Пока не почувствовал какое-то изменение. Воздух заискрил. Мрак накатил приливной волной, встревожил магию изнанки, и Влад без спросу взглянул, ругая себя за поспешность. Больше всего боялся спугнуть, смутить. Это было настоящее безумие, какая-то странная авантюра, в которую сам Влад их втащил, когда попросил обернуться. Ян был умный, он сразу понял…

Всадник смотрел на него с любопытством. Весь костлявый, тонкий, но в то же время изящный и хрупкий, такой невообразимый. В гостиной было уже не очень ярко, свет сквозь окно лился усталый, тусклый, и Влад порадовался — иначе на эту черноту было бы больно глядеть. Он казался даже худее, чем обычно. Тонкие кисти, оканчивающиеся когтями — длинные, паучьи пальцы. Влад пригляделся к лицу. Обтянутый мраком остроскульный череп — и серебряный блеск вечных огней в глазницах… Вокруг — вздыбленный мрак, темный огонь, движущийся, живой, как всклокоченные волосы на ветру. Всадник застыл, но было ощущение, что шелковистый мрак течет. Живет. Тянет навстречу.

— Какой ты прекрасный, — выдохнул Влад. И позвал на всякий случай: — Ян?

— Кого еще ты ожидал увидеть? — пророкотал он. Голос был измененный, глубокий, раскатывающийся эхом; Влад вроде бы видел движения губ, различал за ними заостренные белые зубы, но не был уверен, не в голове ли его отдается вкрадчивая прохладная речь.

— Очень боялся изменить тебе с тобой же, — вынужденно усмехнулся он. — Ну, иди ко мне…

Ему показалось, Ян улыбнулся. Подошел, перетек ближе, совсем неслышный, на корню оторванный от этого мира. Наклонился, опираясь на старый скрипучий диван, не издавший ни звука, ловко устроился у Влада на коленях. Нереальный, невесомый. Влад бы не почувствовал ничего, если бы магия не заныла на изнанке, надрываясь, жадная и одержимая, желающая впиться клыками в мрак. Она хотела силу, которую ему мимоходом вручали, а Влад хотел только Яна, господина инквизитора.

Куда спокойнее было думать: он хочет показать растерянному Яну, что его принимают в любом из обличий, потому что какая же это была мелочь — как он выглядит, чем осознать, как его окатывает жгучей похотью от мысли о том, чтобы прикоснуться к Всаднику. К тому, кто для всех казался недостижимым и страшным, холодным, нелюдским — заставить его выть, насладиться его удовольствием…

Влад очертил скулы, почувствовал изломы надбровных дуг. Все было острое, граненое, словно бы выбитое из черного мрамора. Он потянулся к Яну, поцеловал. Мрак стер все, знакомый табачно-кофейный привкус, вообще всякий живой человеческий вкус — остались холод и абсолютная пустота, ледяной скользкий язык и пьянящий мрак, хлынувший ему в горло. На мгновение оторопевшему Владу показалось, что он задохнется, утонет, но Ян осторожно отстранил его, надежно придерживая когтистыми пальцами под затылком, давая отдышаться.

— Не спеши, — укорил он, заботливо глядя. — Не пытайся уйти в транс, иначе магия тебя уволочет.

Влад кивнул рывком. Ему хотелось творить что-то неразумное, опасное, снова почувствовать затапливающий мрак, плещущийся — шорохом в ушах, случайными прикосновениями к пылающей спине. Он целовал, коротко, отрываясь, чтобы глотнуть воздух, с азартом терзая, ликующе скалясь.

— Что ты чувствуешь? — шепнул он Яну. Хотел дразняще куснуть за ухо, как тот любил, но чуть смутился, обнаружив только пылающий мрак, притворяющийся разметавшимися волосами, и запутался пальцами в нем, обжигаясь холодом.

— Все. Каждое твое прикосновение. Твое дыхание. Твои взгляды. Твои мысли. Я не ограничен… человеческой анатомией, — довольно, торжествующе проурчал он.

Влад усмехнулся. Он чувствовал мрак руками — это он привычно придержал Яна, чтобы не упал, хотя умом и понимал, как его забота бессмысленна, — но все-таки Яну было приятно, он щурился и мурлыкал, притираясь к ладоням. Может, правда ловил ощущения… везде. Все сразу. Как он не сошел с ума от стольких прикосновений?

Знакомо чувствовалось: впалая грудь, выступы ребер, тонкая талия, прямая спина. Влад не торопился, но тоже съезжал крышей от жадности и хотел всего и сразу. Мрак был шелковистый, прохладный; Владу все время казалось, что пальцы проскользнут сквозь, внутрь, но густая темнота не поддавалась, не липла к рукам, но будто бы обнимала пальцы, и он то ли вяз, то ли не хотел от Яна отрываться. Кости были близко. Он мог уловить перекаты позвонков, когда Ян изгибался и не по-человечески рокотал. Не прикрытые мышцами ребра. Тонкие хрупкие руки без выступов жил, обнимавшие его за шею. Ян чуть впивался когтями в затылок, не раня, но позволяя почувствовать игольную остроту.

Мрак чуть расступился, разрешая коснуться костей, соединенных древнейшей и самой страшной из магий. Ребристые, колкие позвонки. Не шершавые, как он ожидал, а как будто фарфоровые, гладкие, вылизанные Бездной, словно вечным океаном, пронзающие зимней стужей. Влад глухо завыл от восторга, утыкаясь между ключиц. Впился клыками, сомкнул вокруг ломкой кости, обволакиваемой скользящим мраком… Ян вторил его вою, точно эхо, позволяя касаться свода ребер, перебирать голые белые кости. Он бы добрался пальцами до его черного сердца, приласкал бы, заставляя издергаться, изныть... Если бы у него было сердце.

Влад до сих пор не разделся, потому что знал: стоит морозной Бездне коснуться голой кожи, а не только ладоней, он умрет на месте.

Он еще не закончил… изучать. Влад все-таки смог отстраниться от груди, недвижимой, глухой, не поднимающейся от рваных вздохов, не грохочущей бешеным ритмом загнанного сердца. Сорвался рукой на бедро, обычно горячее, тонкое, но с ощутимым напряжением мышц… Соскользнул, коротко, нервно усмехнулся. Влад знал: Всадник — обтянутые мраком кости, не человек, нечто нереальное, жуткое. Гладкая кость, острые углы тазовых костей — Влад увлеченно коснулся. Ян как будто плавился, закатывая глаза, цепляясь за него. Как сделать приятно ему такому, он не знал, и надеялся, что Ян как-то подскажет…

— Я могу что-нибудь придумать, — выговорил Ян, и в его страшном голосе прозвучала смущенная неловкость. Он долго молчал, голос скрежетал и бился частыми хрипами — Ян попросту забыл человеческие слова.

— Нет, — остановил Влад. — Я хочу тебя настоящего, не изощряйся.

Коснулся стыка бедра с пахом, там, где у человека кожа нежнее, но не поймал ожидаемого стона; нетерпеливо хмыкнул. Приятнее было к костям — это он уже догадался. Прижался к выступам сильнее, почти царапнул — Ян ахнул, сжал стальные пальцы на плече. С ним-человеком Влад никогда не отваживался на грубость, таким обманчиво хрупким он казался, но Всадник был вечен, от его мощи кружилась голова. Это все иллюзия — Ян всего лишь перестал притворяться, отпустил, сорвал все маски, а сам остался прежним. Влад каждый раз ласкал мрак, не думая об этом, считая его обычной человеческой кожей, бархатистой, теплой.

Он когтисто впился в ребра, жестче, ближе, и Ян не выдержал; он выгнулся, гибкий и сильный, застонал, и этот звук не напоминал ничего, что может издать человек или зверь; у Влада даже волосы на голове зашевелились. И тоже вырвался стон — от ужаса и восхищения.

Когтистые руки отпустили его, потянулись к рубашке. Обычно Ян спрашивал дозволения, но контракт связал их накрепко, он чувствовал без слов — и торопился. Этими черными когтями с обсидиановым отливом он мог бы выпотрошить человека за пару мгновений, но старался не сорвать ни единой пуговицы, и Влад даже тихо рассмеялся, наблюдая за ним, сосредоточенным и серьезным, пытающимся не отвлекаться на его руки, касающиеся вдоль позвоночника, поглаживающие, раздразнивающие. Слишком уж это было очаровательно для смертельно опасного Всадника…

Ян справился с его одеждой удивительно ловко — наверняка подыгрывал магией. А может, Влад так потерялся во времени, утонул в серебряно-ртутном огне нелюдских глаз. Они не мутились от страсти, оставались яркими и сияющими, прекрасными, и Влад никак не мог отделаться от мысли, что Ян это делает совершенно трезво, сознательно, и ему было и плохо, и хорошо от этого вывода. Это было не минутное безумие, а нечто более важное. Ценное. Вечное.

Он уже знал, что никогда не сможет коснуться шелка и не раскраснеться, как школьница; слава Деннице, у них не было такой одежды.

Ему Ян казался чем-то великолепным, царственным, так легко он ласкал его подрагивающие плечи, касаясь длинными пальцами; по сравнению с его ледяной безмятежностью Владу было стыдно за свое звериное желание, вынуждающее откровенно притираться к нему, оглушительно холодному. Это сводило с ума.

— Ты хочешь меня отогреть, правда? — урчаще спросил Ян, когда прикосновение к выступающим лопаткам незаметно перетекло в долгое объятие. — Ох, Влад… — протянул он непонятно, будто бы расчувствовавшись; голос задрожал, прорезаясь человеческими интонациями, такими нежными и хрупкими.

— Ничего не говори, — попросил он. — Я совсем ебнулся, да?.. — растерянно бормотал Влад, почти жалуясь, с надеждой глядя на Яна.

Ожидая приговора, Влад мог бы признать, что он какой-то неправильный, совершенно отвратительный со своими темными фантазиями, поломанный.

— Нет. А даже если да — это мы ебнулись, — жадно грохотал голос Яна, с упоением выделяя это «мы», с глубоким звериным раскатом, срывающимся воем. — Плевать, что об этом думает мир, остались только мы с тобой, наша душа, наша изнанка…

И ясный, сознательный взгляд у него — даже делая скидку на дикий блеск всадничьих огненных глаз — был совершенно поехавший. И что-то в мире тоже ломалось и съезжало, обнажая безумие сплетающихся нитей. Влад старался не уходить далеко, предупрежденный о губительности транса, но не мог не глядеть, не замечать, как их касания отзываются на изнанке, рябью расходясь. Ян дымился мраком, словно теряя четкость, овеянный тьмой…

Он не уловил, как очутился на диване, придавленный Яном, устроившимся верхом, весьма неприлично прижимающимся. Странное дело: Ян нисколько не весил, но Влад не мог двинуться, но и не хотел, пытаясь поймать его, наклонившегося, снова задохнуться мраком. Бездна уже бурлила в крови, жглась, сводила сердце. Ян целовал, не отпуская, забывшись, и мрак был обжигающе колюч — словно по нему разряд пустили.

Грациозно соскользнув, Ян прижался губами к ключицам, перетек ниже, очерчивая напряженные мышцы, заставляя бесстыдно выгибаться и льнуть навстречу невесомым касаниям, разбегающимся мурашками. Мазнул языком — нечеловечески длинным, скользким, заостренным… И до жути холодным. Влад вздрогнул, загнанно дыша, и он тут же остановился, бросил опасливый, настороженный взгляд — неужели Ян еще думал, что ему может быть противно?..

— Ты просто очень холодный, инквизиторство, — с усилием просипел Влад. — У нас немного температуры не совпадают.

Он тихо рассмеялся, и этот мягкий грохочущий звук заставил Влада зажмуриться, снова чувствуя какое-то странное покалывание, растекающееся по всему телу.

От прикосновения Влада тряхнуло. Он чуть привстал, уже зная, что увидит: Ян касался его голой рукой, избавленной от мрака. Кости — неловкие, скованные, едва гнущиеся без связки; но от этих грубовато-неаккуратных прикосновений, от этой стеклянной гладкости было так приятно…

— Нр-равитс-ся? — гортанно уточнил Ян, скаля острые белые клыки. В нем оставалось все меньше человеческого, он терял контроль — и мрак вихрился, дымился, теряя границы, разворачиваясь будто бы крыльями за узкой спиной.

Влад впился зубами в костяшки, чтобы не заорать. Порвал кожу — Ян голодно зашипел, почуяв запах крови. Контракт сводило — он хотел и залечить, успокоить пекущую рану, и припасть, слизать жаркую кровь, сгорая от жажды.

— Просто, блядь, не отвлекайся, — взмолился Влад. — Сильнее. Я выдержу. Давай!

«А он как же», — неуемно дергалась мысль. Он всегда хотел сделать Яну хорошо, но сейчас собственное желание застлало все, стерло, избавило от мыслей вовсе, сосредоточившись только на резких движениях костлявой вымораживающей руки.

— Смотри на меня, — позвал Ян, его голос расслаивался на десятки других. — На нас. Ты же тоже чувствуеш-шь?

Он сорвался на рычаще-хрипящий архидемонский, больше подходящий для речи Всадника. Или даже на неведомый тартарский — от слов кружилась голова. Влад закашлялся, захлебываясь мраком, чувствуя его в горле. Невидимо стиснуло, не давая ни вздохнуть, ни закричать. Когтистая ладонь цепко держала за бок. К плечам льнул взбесившийся мрак, вплетался в волосы, хватал за руку. Ян был везде — словно отыгрывался за начало.

В какой-то момент Влада просто отключило. Свет погас. Он даже на мгновение поверил, что его вышвырнуло в немую темную Бездну, но все, к счастью, было куда прозаичнее…

Изнанка завыла. В глазах мутилось, но он заметил, как мрак движется, возвращаясь в привычный облик, как бы стекаясь отовсюду и проявляясь цветом. Это было как-то сюрреалистично и очень напоминало древние фильмы про Терминатора. Удивительно, какая чушь лезла ему в голову.

— Ты что, даже не разделся? — сорванно рассмеялся Влад, когда увидел, что Ян к нему жмется полностью одетый, даже не растрепанный, только какой-то испуганный, бледный.

Он не удивлялся: мрак любил обманывать законы физики.

— Я запаниковал, ясно тебе? — смущенно огрызнулся Ян. Он, кажется, даже поскуливал, тычась носом в висок, ища прикосновений, и Влад крепко обнял его. Ян потянулся, чтобы прикоснуться лбом ко лбу, упираясь в рога; это его успокоило, и он лихорадочно заговорил: — Я очень испугался, что наврежу тебе, и это было все, о чем я мог думать, пока ты не стал меня… трогать. Я чуть не сгорел. Наверное, я переборщил с… ощущениями. Прости меня, я ужасный…

— Ты самая потрясающая хтоническая херня, которую я видел, — честно заявил Влад, гладя его по волосам, наслаждаясь человеческим теплом так же, как инфернальной стужей. — Такой… живой. Настоящий. Чувствующий, — любяще подбирал слова он. — Ян, мне все равно, как именно ты выглядишь, клянусь. Но это было охуенно горячо. Как-нибудь повторим? — подмигнул Влад.

— Денница, ты точно пытаешься умереть.

Ян завозился, устраиваясь удобнее. Наверное, со стороны они выглядели весьма странно, но Влад не мог даже пошевелиться, полностью покоряясь Яну, обнимающему его и гладящему по шее. Он чувствовал Бездну в своей крови, лавой прожигающую внутренности. Поднял дрогнувшую руку, глядя на потемневшие узоры вен.

— Скоро выветрится, — успокоил он волнующегося Яна.

— Столько мрака убило бы человека. Даже демона. Заставило бы свихнуться, — тревожно сказал Ян, пряча глаза. — Ты играешь с огнем, Влад. Ни один из нас не знает, что такое Бездна и как она себя поведет в следующий раз.

— Я нравлюсь Бездне, — самодовольно усмехнулся Влад.

— Она не может ничего чувствовать…

— Значит, я ее заставил. Я определенно не был в опасности. Эй, мне понравилось, понятно? — настоял Влад, чуть опьяненный мраком. — Перестань винить себя за то, что тебе хорошо. Ты можешь терять контроль, ничего страшного не случится.

Ян покачал головой, но ничего не сказал. В синих глазах мелькнуло то темное и голодное, теперь довольно мурлыкающее, разморенное, расслабленное. И Ян тоже это ощутил, потянулся к нему по-человечески, обычно, и Влад все же подумал, что, какой бы мрак ни был восхитительный, ему до ужаса не хватало этой знакомой горечи.