Дом там, где боль

Когда в лагере достаточно тихо и луна висит высоко-высоко над землёй, Тэцуо без всяких причин выходит на прогулку.


Если не считать того, что теперь он шляется по ночам не просто чтобы проветрить мозги, ведь теперь у него есть цель. Теперь ему не нужно прятаться, теперь уже он скалится бесхребетным ублюдкам, которые не способны поднять на него даже взгляда.


Всё так, как и должно быть. От их страха хочется смеяться. Тецуо улыбается себе лишь при одной этой мысли.


Впрочем, это совсем не помогает прояснить, из-за чего он не может завалиться спать в мягких тёплых объятиях Каори и из-за чего идёт в холодный заброшенный стадион. Он и без того всю неделю не мог расслабиться из-за головной боли и Нобору — своего помощника, который мотает нервы ничуть не хуже.


Его нужно терпеть лишь из-за того, что он делает работу, которую так ненавидит сам Тецуо: говорить с людьми и управлять ими, залезая под самую кожу, как Канэда. Из-за своей резкости Тецуо никогда не умел красиво говорить, так что ему оставалось быть лишь почётным руководителем, пока Нобору играл роль мальчика на побегушках, а что более важно — поставщика пилюль.


Но теперь они не помогают. Тецуо снова начинает пить, крушить всё вокруг, нюхать наркоту, голодать и удваивать дозу, чтобы стать сильнее. Эффекта никакого нет, но зато это помогает ему заняться хоть чем-нибудь. Если не считать ежедневных дел, посвящённых вечно требовательной Великой Токийской Империи.


Тецуо должно было плевать на тех, кто толпами приходит на стадион, чтобы порыдать и помолиться перед этим стрёмным мелким — Акирой. Их широко раскрытые глаза слепо всматриваются во всё вокруг, а уши ловят каждое слово, которое Нобору посмел сказать. Вечно переменчивые эмоции и отчаяние окончательно застилают им мозг и теперь им насрать и на правду, и на ложь, какую говорит Нобору.


В первую очередь они приходят сюда за едой и наивным утешением тех, кто пытается выбраться из той же задницы, что и они сами. Таблетки действуют ещё и на них, поэтому Нобору — этот мусор, эта шваль, которую нельзя не терпеть рядом с собой — настаивает на том, чтобы забить на всё и закинуться таблетками, ведь они имеют «потрясающий эффект», а им, этим жалким верным овцам распадающегося стада, никогда не понять их важности целиком. Вместо этого они тоскуют по потерянному дому и тянутся к образу нового.


Жалкие.


Дом ничего не значит для Тецуо, у него никогда не было ничего подобного. Когда он рос, то видел, как проходит через приемные семьи, как вода сквозь пальцы: беспомощно, постоянно, предсказуемо. Всегда один и тот же результат. Никто не хотел его принять в семью, и он не желал ничьей семьи. По крайней мере, Тецуо быстро вырос из этого детского желания иметь место, которое можно считать… безопасным, тёплым и гостеприимным.


Дом — лихорадочный сон, безнадежная тоска в его глупом слабом сознании, которая заставляет заливаться слезами, как слабого ребенка, который остался где-то далеко-далеко. С ободранными коленями, мятой одеждой, прячась за грязными руками, он плакал на детской площадке, молясь о том, чтобы кто-нибудь полюбил его. Потом Тэцуо будет плакать, зная, что никто его не любит. Если бы они встретились, то перестали бы плакать одновременно, потому что нет смысла реветь по тому, чего никогда не существовало в реальности.


Канеда, этот самодовольный ублюдок, смеялся над ним тогда и будет пытаться до сих пор, говоря, что семья — лишь ещё один помыкать тобой. Забавно, понимать правоту его слов, и Тецуо понимает, что это — единственное, в чём они согласны. Братские узы ничего не значили, но они — спусковой крючок, чтобы заставить Тецуо плясать под дудку, не задавая никаких вопросов. Всё ради «семейных обязанностей» и прочей херни. Тогда он наивно считал, что этот «титул» делает его особенным, словно Канеда и правда считал его таковым.


Сейчас от этих мыслей хочется смеяться: он, мелкий, глупый и потерянный, находит такое же отчаянное и наивное утешение в словах ещё одного никого не нужного мальчишки.


Жалкий.


Теперь он стоит совсем один на тёмном стадионе под луной и смеётся. От такого фальшивого смеха, больше похожего на срывающуюся икоту, Тэцуо чувствует себя глупцом, как те, кто кланяется ему в ноги, не отворачиваются от него из-за страха и избегают его взгляда. Они слишком боится встретиться лицом к лицу с таким величием и мощью.


Канеда скоро примкнёт к ним и будет кланяться в ноги не как брат, а как верующий.


Потому что Тецуо не нужен дом. Вместо него он нашел трон.