Назови меня по имени

У Сяо проблемы с доверием. Открываться кому-то, вручать ключи от собственной жизни и сердца — он боится этого и избегает как может. Слишком хорошо знает, каково это, когда ключи ломают в замке, когда открывают и устраивают внутри полнейший бардак, переворачивают всё вверх дном и после уходят.

Слишком часто он обжигался, чтобы снова тянуть руки к огню.

До тех пор, пока не появился Эфир.

Эфир сам по себе был огнем — тёплым, ласковым, отзывчивым и безмерно терпеливым. Не было такого, чего он не мог бы пережить или отпустить, казалось, его сердце не имело границ и вмещало в себя бесконечную любовь ко всем, кто в ней отчаянно нуждался.

Сяо нуждался. Очень и очень сильно, только не признавал этого, засовывал в самый дальний, самый пыльный и грязный угол своей истерзанной души, где старательно пытался забыть.

Он не заслуживает ничего сверх того, что уже имеет, а имеет он чуть более, чем ничего. Самообман был одной из этих вещей.

И Эфир это тонко чуял.

— Если будет больно, скажи мне, хорошо?

Голос Эфира мягкий, беспокойный, даже наощупь можно различить оттенки эмоций.

Сяо сглатывает и кивает. Не привык к такому, непривычно, странно, неизвестность дезориентирует, но под рёбрами ворочается что-то колкое и тёплое — слышать в чужом голосе тревогу приятно.

Эфир коротко хмыкает и целует в плечо. От его губ тонким разрядом по телу, мелкой дрожью, и Сяо жмурится. Эфир десятки раз к нему прикасался, но каждый раз словно первый — ослепляющий, яркий, чувственный, незаслуженный…

Эфир словно улавливает этот излом мыслей и потому целует между лопаток, прижимаясь губами к тонкой коже.

— Все в порядке, ты можешь, — шепчет он и прикасается снова, чуть ниже, под правой лопаткой, и Сяо тут же прогинается под губами.

В этом «ты можешь» разрешение на все: эмоции, реакции, мысли, жесты. Эфир показывает — нечего бояться, Эфир говорит — хочу видеть как тебе хорошо, Эфир позволяет — чувствуй, разрешай себе чувствовать.

Сяо сложно. У него желания с опасениями вступают в борьбу, и он мечется между ними как меж двух огней. А еще между губами, тёплыми и сухими, которые то тут, то там на спине.

Сяо разрешает себе закрыть глаза, прислушаться к ощущениям. Как учил Эфир.

Тот чуть приподнимается — кровать едва скрипит под тяжестью его веса, — опирается на одну руку, а вторую кладёт на плечо.

По телу снова дрожь и желание податься навстречу, напряжение в мышцах, но Эфир это, к сожалению, трактует по-своему и замирает. Секунда, две, три — Сяо вздрагивает уже от того, что оттолкнул, напугал, не мог сдержаться, теперь он…

Вместо ладони на плече кончики пальцев — невесомо, легко, очень-очень осторожно, ты можешь мне доверять. Сяо может, и потому заставляет себя расслабиться, сосредоточиться на посыле, не на касании.

Эфир ждёт немного, и пальцами обрисовывает круг на плече, вслед за ним всей ладонью, снова, близко, но сильно, всё еще ласково и на грани, я не причиню тебе боли.

Ты единственный, кто ни разу не причинил.

Сяо давится воздухом и голову роняет на простыни.      

Ладонь гладит плечо, опускается на предплечье, обратно и на лопатки, которые под рукой прогинаются, и Эфир подушечками оглаживает кромку кости. Сяо лицо вжимает в ткань и выдыхает. Так ярко и красочно, а Эфир просто касается, что же будет, когда он…

Тело снова предательски дрожит, но в этот раз Эфир не винит себя, не останавливается, всё правильно понимает. Он поднимается совсем, только на бёдрах продолжает сидеть, и теперь уже две ладони скользят по напряженному телу. Незамысловатая ласка, но от неё взрываются искры перед глазами и тяжелеет в паху, и Сяо снова жмурится, хотя его лица и так не видно.

Эфир опускает обе ладони на его поясницу и сразу вверх, по бокам и рёбрам, а затем ещё раз вниз, на этот раз вдоль позвоночника. Он чуть сползает по бёдрам и кладёт руки уже на ягодицы, донельзя осторожно. Сяо вздрагивает, но одергивает себя — все в порядке, это Эфир, ему можно. Он хотел, чтобы ты расслабился, так вот, расслабься!

Это помогает. Командами проще — Сяо не может думать о себе как чем-то большем, чем просто оружие, приказы понимаются, желания путают, всё очень просто и понятно.

Эфир замирает, считывает реакции, и от этого сердце у Сяо тоже словно останавливается, ожидает. Но ладони вновь движутся, и он выдыхает. Ровно до тех пор, пока Эфир не начинает ягодицы мять. Предельно нежно, но это незамысловатое действие что-то крошит внутри, ломает, и Сяо снова, снова не контролирует напряжение.

— Пожалуйста, говори мне, что не так, — голос Эфира как его руки, трудно не прислушаться. — Если ты будешь молчать, я не смогу узнать, что ты чувствуешь.

Сяо вновь давится воздухом. Он чувствует только одно — покой. В руках Эфира уютно и спокойно, он целует и касается с таким трепетом, что Сяо даже сомневаться начинает, не спит ли, не видит ли сон, о котором позабыл давным-давно. Ни за одну тысячу лет с ним так не обращались. Это просто не получается понять и принять.

Руки с ягодиц и спины исчезают, Эфир снова наваливается сверху и оставляет поцелуй на виске.

— Чего ты сейчас хочешь?

Не оставляй меня одного, но такое Сяо боится сказать больше, чем сойти с ума из-за скверны.

— Просто… просто не останавливайся.

Слова режут горло, царапают, словно лапками-крючьями цепляются и приносят боль и не мешают говорить. Но по коже прокатывается тёплое дыхание, губы снова мажут по виску

— Конечно.

и припадают к спине.

Эфир поцелуями нежит плечи, лопатки и позвонки, мягко прихватывает их губами и сползает ниже, ниже, ниже, до взмокшей поясницы, которую целует с наслаждением.

Сяо мелко дрожит, но Эфир эту дрожь считывает как приятную, не беспокоится и потому позволяет себе больше: обласкать губами ягодицы, даже лизнуть на пробу, от чего тело под ним дёргается так, что приходится замереть. Не боится, не страшно, не неприятно —непривычно. Эфир облегчённо выдыхает и смелеет окончательно. Пара поцелуев на каждую ягодицу, крепкий на поясницу, и кончиком языка по входу.

Сяо вскидывает голову и распахивает глаза. Неужели, неужели он…

И тут же роняет обратно, когда язык коротко облизывает, почти невесомо, но эта влага, по которой скользнуло тёплое дыхание после, выбивает воздух из лёгких и все мысли из головы.

Эфир… сумасшедший. Но как же это оказывается приятно. Надо об этом сказать, но слова вновь зацепились лапками-крючьями намертво, ни туда, ни сюда. Сяо надеется, что реакции его тела куда красноречивее.

Эфир останавливается на мгновение, даже не дышит, считывает, понимает — всё хорошо, всё верно, он не делает больно или неприятно. Только убедившись заправляет волосы за ухо и припадает языком. Не торопится, его цель не растянуть побыстрее, не смазать, чтобы было легче — он хочет доставить удовольствие, показать, что получать его нормально, можно и нужно доверять другому, отдаваться, забываясь хотя бы на одну ночь. Эфиру важен процесс, нежели результат, и выводы, которые Сяо извлечёт в дальнейшем. Потому лижет медленно и с чувством, обводит по кругу кольцо мышц, нежно давит, даже не пытаясь протолкнуть внутрь, просто чтобы создать небольшое давление; широко проводит по ложбинке и даже пару раз прикасается губами.

Сяо плавит. Он прерывисто дышит, едва ли не всхлипывает, со свистом тянет воздух сквозь стиснутые зубы, и с каждым движением языка ему всё сложнее держаться, держать в себе стоны и реакции. То как неспешно Эфир это делает, то что он вообще это делает — мысли коротит и путает, они сворачиваются в бесформенный ком и жужжат в голове, мешая соображать.

Потому что такой тягуче-медленный темп чертовски приятный.

Когда-нибудь он скажет Эфиру, что ему нравится неспешно, долго, чувственно, плавный танец, чтобы кожа к коже, руки над головой и переплетенные пальцы. Диссонирует с его стремительным как поток ветра стилем боя, но Сяо любит контрасты во всем. А ещё любит Эфира, и тоже об этом когда-нибудь скажет.

Кончик языка всё же проскальзывает внутрь. По телу электрический ток волной, вдоль по пояснице, где и оседает. В паху ноет и Сяо неосознанно пытается потереться о простыни, что конечно же не ускользает от Эфира. Язык перестаёт сводить с ума. Эфир почти не дышит — по влажной коже короткими волнами прокатывается тёплое дыхание. Чувство пустоты настолько внезапное, оглушающее, что Сяо снова ведёт бёдрами, и шипит от касания ткани к возбужденному, ужасно чувствительному члену.

Часть мыслей выжигает, другая всерьёз предлагает Эфира поторопить. Среди них находится одна, которая напоминает, что словами можно объяснить собственные ощущения, люди так делают, когда хотят, чтобы их поняли.

Сяо скрипит зубами. Ему так трудно просто открыть рот и сказать. Но Эфир просил говорить, ему это важно, поэтому…

— Всё… в порядке, — цедит Сяо и просто надеется, что этого достаточно. Лицо горит, он буквально может ощутить, насколько оно красное.

— Хорошо, — отзывается Эфир и гладит его по бедру. В его голосе улыбка и щемящая нежность, Сяо с трудом, но находит там благодарность.

Эфир напоследок пару раз лижет, заключительным движением так широко и плотно, что у Сяо едва глаза не закатываются. Затем отстраняется, и Сяо слышит тонкий звон стекла и цветочный запах, сладковатый, знакомый. Цветки цинсинь. Он прикрывает глаза и всеми силами убеждает себя, что горят они просто от напряжения.

Сзади прикасаются влажные пальцы, обводят вход нежно, чуть-чуть давят, но не толкаются внутрь, даже не дразнят — дают привыкнуть. Для Сяо это новое, неизведанное, непознанное. Эфир позволял много раз, он такой отзывчивый и поразительно жадный, но сам Сяо дикий. Не давался в руки, не подпускал так близко, боялся, потому что не знал, что ожидать. Но с Эфиром иначе, ему Сяо хочет и — мысль каждый раз бьет наотмашь как в первый — может доверять. Потому позволил, лёг под него, разрешил прикасаться и целовать. И разрешит ещё гораздо больше.

Палец проникает внутрь, немного туго, но Сяо не чувствует боли. Слегка тянет, но совсем не так, как он думал. Поразительно, как он веками терпит кармическую боль и в один миг забоялся физической, ещё и такой. Но Эфир любит повторять, что все мы имеем право на слабости, даже если ты божество, и почему-то сейчас хочется прислушаться.

Эфир растягивает так же, как и ласкал языком — без лишней спешки, словно наслаждаясь тем, как пальцы двигаются внутри, наслаждаясь как Сяо дрожит и ёрзает по простыни. В этот раз он правильно считывает все сигналы: Сяо нравится, ему не терпится, тяжело сдерживаться, у него контроль идет трещинами.

У Эфира в груди распускаются крыльями трепет и восторг. С Сяо трудно, но не безнадёжно. Когда он отзывается, поддаётся, доверяет — в уголках глаз начинает колоть влага и дыхание сбивается на вдохах. Эфир так его любит. Слов всего Тейвата не хватит, чтобы выразить это чувство, он наклоняется и жмётся губами между лопаток, жмурится, справляясь с наваждением, нисколько не стесняясь сбитого дыхания и тихого всхлипа, сорвавшегося с губ.

Эфир сам уже держится из последних сил. Кажется, ещё секунда промедления, и в груди взорвётся чистейшим пиро элементом. Он вытаскивает пальцы и льёт масло на свой член, размазывая. Влажные липкие ладони снова ложатся на ягодицы, чуть разводят в стороны. Сяо неосознанно напрягается. Говорит себе «все хорошо, это Эфир, ему можно», но инстинкты вторят обратное. Эфир хмурится и решает не спешить: сначала скользит членом по ложбинке, давая привыкнуть, подготовиться, видишь, нечего

бояться, я не сделаю тебе больно. Немного наклоняется, чтобы поцеловать в висок, и тихо шепчет:

— Я буду входить медленно, чтобы не было больно. Скажи мне, если станет неприятно, хорошо?

Сяо кивает. Конечно же, он не скажет, и Эфир это знает, но если они не будут пытаться, никуда не продвинутся.

Эфир осторожно направляет член внутрь. Сяо распахивает глаза и открывает рот в беззвучном крике. Это так… странно. Язык, пальцы, ни в какое сравнение. Горячий крепкий член внутри ощущается совершенно иначе, и Сяо не знает как описать это чувство заполненности. Ярко, жарко, тянет, немного саднит, пульсирует внутри, и всё это сразу, вместе, одновременно — он закатывает глаза, до треска сжимая простыни пальцами, и позволяет себе первый громкий вдох.

— Всё хорошо? Скажешь, когда можно будет двигаться? — Эфира голос подводит, проседает на середине.

Сяо ужасно неловко от этих вопросов, но вместе с тем такой волной нежности затапливает, что глаза снова начинает жечь и в груди становится слишком жарко, почти больно. Никто никогда не хотел знать, как он себя чувствует, что испытывает, больно ему или наоборот хорошо, как он отреагирует на то или иное действие.

Эфир спрашивает — искренне, правда, — и лапки-крючья, которые не позволяли говорить, теперь даже не дают вздохнуть.

Сяо не заслужил, не заслуживает и не…

Заслуживает.

Пока всё это делает для него Эфир — заслуживает.

Он сам на пробу качает бёдрами, и по влажным волосам на виске проскальзывает резкий выдох.

— М-можно, — выдавливает Сяо и, сжав веки так плотно, что перед глазами заплясали цветные круги, едва слышно добавляет. — Мне хорошо.

Облегчение в голосе Эфира словно острейшим лезвием проходится по сердцу. Как же Сяо кому-то дорог.

Эфир чуть выходит и погружается снова, подбирает оптимальный темп, пытается понять, как Сяо больше нравится, старается. Он ложится на него сверху, накрывая собой, и осыпает поцелуями по плечам. Его горячее дыхание оседает на покрытой испариной коже, сердце в груди бьётся так быстро и мощно, что сквозь кости и мясо сотрясает самого Сяо. Эфир обнимает его одной рукой, обхватывает поперёк груди за плечо, носом тычется куда-то в загривок и дышит-дышит-дышит — тяжело и рваными, короткими выдохами, что волосы встают дыбом просто от этих звуков.

— Моё золото, — шёпот на грани, такой тихий, что со вздохом легко перепутать, но Сяо слышит и обмирает внутри, осыпается пеплом. — Сокровище, — Эфир целует за ухом. — Солнце мое, — снова висок и легко зубами по ушной раковине. — Я так тебя люблю, Сяо.

Собственное имя на чужих губах ломает последние опоры. Сяо запрокидывает голову и впервые стонет. Эфир даже замирает, потому что не верит, не может поверить, но затем едва не всхлипывает и прижимается ещё ближе, возобновляет прежний темп. Он нашёл верный угол, член попадает по простате, и Сяо с ума сходит от ощущений.

Хочется попросить «назови меня ещё раз по имени». Назови без мольбы, без просьб и приказов, назови так, словно в этом имени заключён весь твой мир. Но горло словно сжимают эфемерные пальцы. Сяо только хрипит и рвано постанывает, то и дело переходя на рык, просто надеясь, что его реакции в очередной раз красноречивее слов.

Он скажет. Попросит когда-нибудь, обязательно, но потом.

Эфир проезжается грудью по его лопаткам, находит руки, сжимающие простынь, и переплетает пальцы. Сяо всхлипывает и заходится знакомой сладостной дрожью, держится за руки Эфира, как будто это единственная соломинка, не дающая ему рухнуть в бездну окончательно. Это нечто большее, чем просто близость, это что-то, что за гранью, между душой и телом, что-то, чего Сяо так отчаянно желал всю свою долгую изломанную жизнь, но отказывался признавать.

Эфир лбом жмётся в место между шеей и плечом, медленно покачивается в податливом, таком дорогом и любимом теле. Ему ужасно хочется посмотреть на лицо Сяо, в его глаза — у него такие красивые глаза, — увидеть в них те же эмоции, что испытывает сам, отзеркалить их, но поза не позволяет. Потому крепче сжимает пальцы и делает ещё несколько плавных толчков, которые всё равно смазываются к концу. Он сам на пределе.

Сяо ощущает это по пульсации члена внутри, по сорванному дыханию, по резким движениям, по постепенно сбивающемуся ритму. Сяо сам едва держится, член елозит по простыни, так грубо и спешно, контрастируя с размеренными точками, этого так мало и так много одновременно. Он жмурится до цветных разводов, цепляется за чужие пальцы, за влажную липкую кожу, за дыхание на своих плечах, но очередной удар по простате и всхлип Эфира, и струна рвётся. Сяо кончает с глухим стоном, напоминающим больше хрип, и реальность для него крошится стеклянными осколками.

Судорожный вздох Эфира доносится глухо и отстранённо, после оргазма тело Сяо так сладко подрагивает, сжимается, что Эфир специально входит до конца и замирает, стиснув зубы до боли и протяжно заскулив.

Ему не хочется вставать, даже двигаться нет сил. Он продолжает лежать на Сяо, держит в своих объятиях, и отпускать нет никакого желания, поэтому лениво ласкает губами плечи, шею, лопатки, пальцы не выпутывает, большим бездумно поглаживает тыльную сторону ладони. Внутри Сяо влажно, жарко, липко, выходить не хочется, пока тот сам не попросит. Ну или пока не завозится, намекая освободить.

Сяо не возится. Он всё ещё приходит в себя, и ленивая нёга после оргазма накатывает на него сонливость. Ужасно хочется спать, хотя адепты не нуждаются во сне так, как люди. Он утомился, да, так будет правильнее. Устал, выдохся, после хорошего секса наверно всегда так, хотя откуда же Сяо знать. Тем не менее, чувствовать на себе тяжесть Эфира приятно. На краю сознания, уже проясняющегося, мелькает иррациональная мысль — защищённо. С Эфиром спокойно, а покоя Сяо, оказывается, искал всегда, просто признаваться не хотел.

Самообман — это то немногое, что было с ним всегда.

Наконец Эфир поднимается на руках, морщит переносицу, когда выскальзывает почти опавшим членом — за ним крупными вязкими каплями вытекла сперма, и по позвоночнику пробежали мурашками. Он валится рядом на кровать, сразу поворачивается к Сяо, тянет ладонь к его лицу. Тот тоже двигается неохотно, с ленцой, и Эфир улыбается. Он настолько счастлив, что просто не может — и не хочет, — бороться с чувствами, с одним единственным, вытесняющим все остальные: обожанием. Сяо смотрит в ответ немного осоловелыми, мутными глазами, на лице ни намёка на привычное напряжение, словно другой человек, отпустивший что-то хотя бы на одну ночь.

Эфир гладит Сяо по щеке, большим пальцем по скуле и крылу носа.

Тот льнёт к касанию, у него подрагивают ресницы, с трудом держит глаза открытыми.

— Эфир, — зовёт Сяо и не узнает свой голос.

— Да?

Скажи это. Ты должен сказать, потому что Эфир столько усилий прилож…

Нет, ты должен сказать, потому что хочешь.

Сяо делает вдох

— Назови меня по имени.

выдох.

Тут же шикает про себя, злится. Прозвучало слишком расплывчато, какой угодно смысл в сказанном может быть, но медовые глаза зажигаются как звёзды на ночном небосводе. От улыбки на губах Эфира в груди щемит от нежности, и перед глазами на секунду предательски мутнеет.

— Сяо.

Именно так, как хотелось. Надо сказать «спасибо», но оба понимают, что это лишнее. Сяо закрывает глаза, бросив попытки справиться с чувствами, и кажется, медленно засыпает, на грани сна и реальности улавливая как его лба касаются тёплые сухие губы.