Син Цю поднимает голову от бумаг, когда слышит звук открывающейся двери.
— Много работы? — Чун Юнь осторожно проходит в кабинет и прикрывает дверь бедром: в руках у него небольшой поднос с чашкой и блюдцем рядом.
— Много, — соглашается Син Цю и, сняв очки, устало трёт глаза. — Не ожидал, что управление филиалами торговой гильдии подразумевает столько бумажной волокиты. Спасибо.
Он кивает, когда Чун Юнь ставит поднос на свободный от бумаг пятачок стола, берёт чашку и принюхивается — крепкий зелёный чай, вполне достаточно, чтобы продержаться еще пару часов. Син Цю прикрывает глаза и вздыхает, откинувшись на спинку стула. Наверняка опять потерял счёт времени за работой и заставил Чун Юня попусту волноваться, но он соврёт, если скажет, что такая забота его не трогает. Настолько крепкий чай и его любимое печенье, которое по словам самого Син Цю «всегда поднимает ему настроение» на его рабочем столе далеко за полночь — губы сами собой растягиваются в улыбке, и чувства, в нее вложенные, никак не удастся уместить в простое «спасибо».
Син Цю вновь поднимает голову и по глазам напротив видит, что Чун Юнь всё понял правильно.
— Долго ещё просидишь? — спрашивает он, облокотившись о край стола.
— Пару часов. Эти документы на поставки надо сдавать уже завтра, — чай приятным теплом растекается во рту, и Син Цю щурится от удовольствия, чувствуя вместо ожидаемого прилива бодрости сонливость.
— Мне кажется, твой брат слишком много на тебя взваливает.
— Отыгрывается за все те годы, когда я пользовался своим возрастом и ничего не делал, — Син Цю коротко смеётся и ставит чашку обратно, потянувшись за печеньем. — Но ему тоже нелегко — раньше всё тащил на себе отец, и мы даже не представляли, какой это колоссальный труд. Мне уже давно не пятнадцать, Юнь-Юнь, — Син Цю кладёт ладонь на чужое бедро, и её сразу же накрывают сверху, слегка сжимают и гладят большим пальцем, — пора принимать ответственность. Так что не переживай. Уже довольно поздно, ложись без меня, хорошо?
И вопреки своим же словам не спешит убирать руку. Ничего же не случится, если он посидит так всего одну минутку? Всего одна маленькая слабость, и после этого сразу работать.
Но одна минута плавно перетекает в две, три, и вот Син Цю уже позволяет ладони Чун Юня скользнуть выше, по запястью, погладить предплечье и нежную, почти прозрачную кожу на сгибе локтя. Син Цю тихонько выдыхает и прикрывает глаза — по-прежнему маленькая слабость, ещё совсем чуть-чуть и он сразу же вернётся к работе, всего лишь…
Часы на стене возвращают Син Цю в реальность оповещением о прошедшем часе. Он распахивает глаза и дёргается, словно действительно успел задремать.
— Так, всё, иди и не отвлекай меня, — Син Цю нехотя выпутывает руку и берётся за перо, шутливо спихивая Чун Юня с края стола и вместе с тем пытаясь скрыть за негодованием так не вовремя заалевшие щёки и блеск в глазах.
Чун Юнь в ответ только фыркает, мол, кто бы говорил, обходит Син Цю и, положив ладони ему на плечи, целует в макушку. Шепчет тихое «спокойной ночи», трётся кончиком носа о волосы и, неугомонный, опять же не торопится уходить. Син Цю цокает языком, сжимая перо.
— Юнь, — говорит он чуть жёстче, но отвечают ему только лёгкой усмешкой и ещё одним мягким поцелуем. Руки Чун Юня тем временем начинают массировать затёкшие плечи, и Син Цю выдыхает слишком резко и громко. — Юнь, я же занят.
— Правда? А мне показалось ты был не против, — в голосе слышатся озорные нотки, и пальцы Чун Юня медленно проскальзывают под ворот рубашки, оглаживая выступающие ключицы. — Даже сейчас не сильно сопротивляешься.
Син Цю чувствует, как лицо начинает гореть. Его что, помимо того, что откровенно соблазняют, ещё и пытаются упрекнуть? Или у него настолько красноречиво на лице написано, что он хочет бросить все эти бумажки и отдаться прямо на этом столе? Может быть так и есть, но Син Цю сам только что говорил об ответственности, и после такого делать диаметрально противоположное будет очень по-детски.
— Юнь, я устал, сейчас правда не время, — Син Цю предпринимает последнюю попытку пресечь все эти ласки и не позволить в первую очередь себе поддаться, но когда Чун Юнь расстёгивает пару пуговиц и ведёт ладонью вниз по груди, Син Цю довольно быстро забывает обо всех сроках и документах.
Он чувствует, как сухие горячие губы касаются его виска, и коротко вздрагивает от низкого:
— А тебе и не нужно ничего делать.
И прежде чем Син Цю успевает спросить, что Чун Юнь имел в виду, тот чуть выдвигает его стул и опускается на колени. Кладёт ладони на бёдра Син Цю, сжимает, чувствуя под пальцами напряженные мышцы, ведёт ниже, заставляя развести ноги, и подхватывает под коленями, чтобы чуть сдвинуть его на себя. Син Цю наблюдает за этим из-под опущенных ресниц и в голове на удивление ни одной мысли «против» — только азарт и предвкушение, от этого он поджимает пальцы на ногах и бросает уже многострадальное перо, чтобы опустить руку на плечо Чун Юня. Тот поднимает голову, встречаясь с ним взглядом — те же самые искры, те же самые желания — быстро облизывает губы, демонстративно высовывая кончик языка, и принимается расстёгивать брюки на Син Цю.
Усмешку сдержать не получается. Чун Юнь сейчас и Чун Юнь раньше, много лет назад — два совершенно разных человека, и тот факт, что некогда робкий мальчишка сейчас может так явно показывать своё желание, тешит самолюбие Син Цю. Он гладит Чун Юня по голове, пока тот мягко сжимает вставший член и берёт в рот, сразу опускаясь почти на половину.
Син Цю запрокидывает голову и протяжно стонет сквозь стиснутые зубы. Пальцы сжимают инеевые пряди на затылке, и Чун Юнь склоняется ниже, медленно-медленно пропуская член в глотку. Следующий стон Син Цю даже не пытается сдерживать. Он жмурится до цветных кругов и прогибается в пояснице, второй рукой хватаясь за край стола в поисках опоры. Чашка звенит о поднос оглушительно громко, и Син Цю вопреки расползающемуся по телу жару, словно окатывают холодной водой — он бросает взгляд на стол в надежде не увидеть огромное влажное пятно на бумагах.
К счастью, документы не пострадали, зато, кажется, пострадала гордость Чун Юня. Он поднимает голову и прокашливается, привлекая к себе внимание.
— Что мне нужно сделать, чтобы ты перестал думать о своих бумагах хоть на минуту? — он вздыхает и лениво водит пальцами по члену Син Цю, размазывая собственную слюну и белёсые капли смазки.
Син Цю закатывает глаза.
— Что я по-твоему скажу людям, если они не просто не получат заполненные докладные, а в принципе ничего не получат? — Син Цю пытается говорить ровно, но голос всё равно подрагивает, и кончики пальцев, невесомо порхающие по набухшей головке, нисколько не помогают. Правда, чашку он всё-таки отодвигает подальше.
— Скажи, что твой муж так заскучал, что отсосал тебе прямо под столом и ты случайно пролил чай, потому что было слишком хорошо, — и, видя, как Син Цю открывает рот, чтобы парировать этот выпад, Чун Юнь прижимает палец к его губам. — Чем меньше ты будешь болтать, тем быстрее кончишь и вернёшься к своим докладным. Поэтому прошу тебя, замолчи и дай мне уже сделать то, что я начал.
И не дожидаясь ответа, снова обхватывает головку губами. Син Цю задыхается — то ли от того, как широко язык проходится по стволу вверх-вниз и самым кончиком поддевает уздечку, то ли от этой внезапной властности Чун Юня. Он воспитал демона: его прежний стеснительный Юнь со стыда бы сгорел от одной мысли о таких вещах, да куда там, и подумать бы не смел о подобном. Нынешний же даже не покраснел, и своим грязным ртом вытворяет такие вещи, что у Син Цю темнеет в глазах.
Син Цю вновь прикрывает глаза и долго, с удовольствием стонет. Ладони на его бёдрах мелко дрожат, выдавая взвинченное состояние Чун Юня и одновременно с тем нетерпение. Син Цю слишком хорошо его знает: не будь сейчас на столе этих бумаг и дел исключительной важности у самого Син Цю, он бы уже давно усадил его на этот самый стол, закинул ноги себе на плечи и долго, с наслаждением брал, переплетая пальцы и губы, пока реальность для обоих не пойдёт трещинами.
С губ срывается уже не стон, скорее всхлип. Син Цю сводит брови от неожиданно яркой фантазии и неосознанно вскидывает бёдра. Пальцы на них впиваются в кожу, царапают даже сквозь одежду, и Чун Юнь плотнее обхватывает ствол губами, втянув щёки и низко, утробно застонав. Вибрации от его горла прошивают тело словно электрические разряды. Син Цю стягивает прядки на его затылке сильнее и давит, заставляя опуститься ещё ниже, практически уткнуться носом в мелкую поросль волос.
От скулящих звуков, срывающихся с его губ, Чун Юнь снова давится стонами, и этого оказывается слишком. Син Цю отпускает стол, наощупь находит руку Чун Юня и переплетает пальцы. Всегда так делает перед самым оргазмом — сентиментальная мелочь, но от этого каждый раз буквально почву из-под ног выбивает. Чун Юнь в ответ крепче сжимает его руку и в довершение обводит ствол языком.
Син Цю кончает и запрокидывает голову так, что становится больно. Он не двигается какое-то время, пытаясь восстановить дыхание, но всё же приходит в себя, когда Чун Юнь трепет головой и рычит, пытаясь отстраниться — Син Цю и забыл, что всё это время держал его за волосы и ему тоже нужно дышать.
— Прости, — произносит он немного потерянно, по-прежнему находясь в каком-то рассеянном состоянии.
Чун Юнь выпрямляется, кашляет и, прикрыв рот рукой, глотает. Он замечает, что всё ещё держит Син Цю за руку, и целует его пальцы в каком-то трепетном порыве.
— Видишь? Я задержал тебя всего на мгновение, — Чун Юнь кивает в сторону часов, а затем поднимается на ноги и отпивает уже остывший чай. — Не смею больше отвлекать.
— Но, Ю-юнь, а как же ты? — Син Цю потерянно моргает и говорит скорее на автомате, когда Чун Юнь уже обошёл стол и направился к двери. И когда он заметил его вздыбленные штаны.
Чун Юнь вскидывает брови, но проследив за взглядом Син Цю, делает самое безразличное выражение лица, на которое только способен, и небрежно бросает:
— О, не беспокойся, я справлюсь сам. У тебя слишком много работы. Но знаешь, — он снова подносит чашку к губам, и в его глазах, всё ещё тёмных, вновь пляшут черти, — если вдруг ты решишь закончить пораньше, я буду в спальне.
И просто уходит, оставив Син Цю с расстёгнутыми штанами и полным хаосом в голове. Он несколько раз моргает, смотрит на документы и огромную кляксу от чернил, которая расползлась на краю листа и мысленно подсчитывает, сколько времени ему потребуется на работу, если он просто встанет пораньше. Около двух часов без перерывов, значит, он точно успеет к полудню быть в гильдии.
Удовлетворившись таким вариантом, Син Цю гасит свет, наскоро приводит себя в порядок и выходит из кабинета. Завтра, всё завтра, а сегодня ничего не случится, если он растянет свою маленькую слабость на всю ночь.