— Господин художник, долго ещё? У меня уже спина затекла!
Альбедо закрыл глаза и терпеливо досчитал до десяти, постаравшись вздохнуть так, чтобы этот звук как можно красноречивее выразил его настроение. За последние полчаса его поторапливали пять раз, и после шестого не осталось никаких сил изображать бодрость и прятать лёгкое, едва-едва зарождающееся раздражение.
Чтобы он ещё хоть раз согласился работать с Венти…
— Осталось немного, — спокойно отозвался Альбедо и мазнул кистью по контуру изогнутого лепестка сессилии.
— Ты говорил так десять минут назад!
— Я не начну работать быстрее, если каждую минуту задавать мне один и тот же вопрос.
— Но мне скучно. Почему быть моделью художника так утомительно?!
На сей раз Альбедо не сдержался. Выглянул из-за холста, нисколько не скрывая своей усталости. Венти подпирал щёку кулаком и выглядел как разочарованный ребёнок, которого матушка увела с ярмарки без подарка: надутые губы, сведённые домиком у переносицы тонкие брови, хвостик бирюзовой косички, скачущий у него перед лицом из стороны в сторону, пока саму косичку легкомысленно накручивают на палец. Поймав взгляд Альбедо, Венти пуще прежнего напустил на себя уныние — выразительно вздохнул и почти растёкся по столу, подложил руки под голову и захлопал длинными ресницами, словно и впрямь пытаясь прогнать сонливость.
Прирождённый актёр. Отрываясь от рисования со стойкой уверенностью этого балагура отругать, Альбедо теперь смотрел на него с не пойми откуда взявшейся теплотой, частью мозга, ещё способной критически мыслить, понимая, как легко его сейчас разводят.
Ни в коем случае нельзя поддаваться — по крайней мере пока работа не будет закончена.
— Потерпи ещё полчаса, — Альбедо вернулся к холсту, — мне правда осталось немного.
— У тебя что-то не получается, да?
Охристый кончик кисти дрогнул над складкой ткани, едва не оставив отвратительную кляксу. Альбедо отвёл руку подальше и как можно спокойнее ответил:
— Не отвлекай меня, пожалуйста. Чем больше болтаешь, тем дольше будешь сидеть и позировать.
Венти испуганно охнул и скороговоркой выпалил «молчу-молчу!», после чего действительно затих.
Ненадолго.
Хватило его на какие-то жалкие пять минут, после чего из-за холста начали раздаваться вздохи. Сначала тихие и редкие, Венти как будто зевал и иногда цокал языком, но постепенно смелел всё больше и теперь уже каждое своё действие сопровождал звуками, от которых по спине Альбедо волнами катились мурашки.
Когда это желаемого эффекта не возымело, начал потягиваться, шурша тканью, и отбивать ритм пальцами по столешнице. В тишине гостиничного номера, которую нарушали только треск свечного пламени и дыхание, незатейливый мотив на полированном дереве начинал нервировать.
Альбедо провокациям упорно не поддавался. Венти случайно или в силу природной проницательности попал в точку — с портретом действительно были трудности, которые точно также упорно не хотели решаться. Альбедо смотрел на рисунок и не понимал, что же не так: ему удалось стилизовать одежду Венти на инадзумский манер, передать атмосферу и образ поэта Суико, ситуацию, в которой тот так бессовестно потерял стихи, но всё равно чего-то не хватало.
И Альбедо никак не мог понять чего конкретно: от Венти, безмятежно спящего с опустевшей керамической отёко в руках, по-прежнему веяло переменчивыми мондштадтскими ветрами, перекличкой листвы на деревьях в Шепчущем лесу и церемониальным звоном колоколов перед собором. Надень на него другую одежду и всё равно не скроешь этот бойкий дух анемо архонта.
Поразительное мастерство художника — показать личность человека на картине, вне зависимости от любого образа и окружения. Вот только в данной ситуации именно это Альбедо и считал своим промахом.
Он рисовал Венти не счесть, сколько раз и, похоже, разучился рисовать кого-то другого в принципе. Теперь его портфолио пополнилось ещё и инадзумским знатным господином.
Альбедо покачал головой и опустил затёкшие плечи, чуть скосил глаза. Венти совсем забыл зачем он здесь — завалился грудью на низенький стол и задумчиво покачивал в руках отёко с сакэ, словно решая, выпить или не испытывать терпение одного уставшего художника. Надо было снова его приструнить, сказать положить реквизит на место, принять изначальную позу, но не нашлось сил — или желания, Альбедо не хотел выбирать. Его взгляд бездумно скользил по маленькой фигурке в зелёном, не задерживаясь ни на чём конкретно, но изредка, на пару секунд дольше, останавливаясь на затянутых в белое коленках, ниспадающих рукавах, за которыми прятались острые косточки на запястьях, и на округлых кремовых щеках в обрамлении тёмных волос.
— Всё-таки у тебя что-то не получается, — не отрываясь от перекатывания алкоголя в чашечке, произнёс Венти.
— Я почти…
— Да-да, ты почти закончил, я слышал.
Венти перебил его и лениво поднялся на ноги, прихватив отёко с собой и направившись к Альбедо. Тот инстинктивно потянулся к холсту, словно прикрывая его рукой, но это было поздно — Венти в пару лёгких шагов оказался рядом и, прищурившись, принялся рассматривать работу.
— Господин художник, да у вас золотые руки! — воскликнул он и хотел было хлопнуть в ладоши, но вовремя вспомнить про сакэ и просто всплеснул одной рукой. — Прекрасный же портрет, только не пойму, почему ты тогда сидел с таким лицом, будто нарисовал вместо меня шамачурла?
Возникшая в голове картинка вызвал улыбку. Альбедо посмотрел на Венти, потом на его инадзумский образ, повторил ещё раз и вздохнул — тот же Венти, только в других одеждах.
— Мне кажется, я написал не Суико, — Альбедо бережно коснулся лица на холсте, кончиками пальцев повёл дальше, по волосам и к берету. — Я пытался, но… У тебя не возникает чувства, что ты словно смотришь в зеркало?
Венти задумчиво наклонил голову, всматриваясь в самого себя. Он молчал достаточно долго, чтобы Альбедо успел пожалеть о своём вопросе, напрячься из-за этой тишины и окончательно убедиться, что выложился не до конца, как вдруг Венти заговорил:
— Я не силён в живописи, но, по-моему, внешность модели всё равно передаётся рисунку, разве нет? Нельзя придумать новое лицо, всё равно совпадения неизбежны, просто ты этого человека можешь не знать вовсе. Я понял твои сомнения, но считаю, что это созданная на пустом месте проблема. Никто не помнит, как эти поэты выглядели, так что ты волен довериться своей фантазии.
— Но…
— А ну-ка никаких «но», — Венти совершенно внезапно приложил палец к губам Альбедо, и тот от неожиданности даже ответить ничего не сумел, только дёрнулся и несколько раз взмахнул ресницами. Венти тем временем продолжал как ни в чём не бывало:
— Мне проделанная работа нравится и я, как модель, давшая ей своё лицо, имею полное право оценивать степень её готовности. Кстати насчёт этого — что ещё ты собирался делать? Мне кажется, написано идеально.
Альбедо покачал головой и убрал чужую руку от лица, но не отпустил, а просто принялся гладить пальцами бархатную кисть и проступающие круглые костяшки. Поразительная кожа, без единого изъяна, разве что подушечки пальцев от струн немного шершавые и задубевшие.
— Как бы объяснить. У меня не получилось создать инадзумскую атмосферу, я смотрю и упорно вижу мондштадтского барда, и даже ума не приложу, как это исправить.
Венти крепко задумался, этой паузы хватило, чтобы Альбедо оторвался от незамысловатой ласки его руки и взглянул на него. Бирюзовые глаза осматривали портрет древнего поэта скрупулёзно и внимательно, словно выискивая огрехи, но вскоре их обладатель пожал плечами, повернулся и с лукавыми искорками во взгляде сказал:
— Тебе просто надо отдохнуть. Сколько мы работаем? Всю ночь? Вот от усталости тебе и мерещится всякое. Поспишь пару часов и, поверь мне, утром тебя перестанет преследовать мой призрачный образ в картинах. Мне, конечно, лестно, но хотелось бы тревожить твои сердце и разум немного иным способом.
С этими словами Венти опрокинул в себя сакэ и резко приблизился, прижимаясь к губам Альбедо своими. Алкоголь обжигающим теплом хлынул в рот, Альбедо со сдавленным стоном попытался отстраниться, но тонкие пальцы Венти уже легли ему на затылок и только притянули ближе. Пришлось глотать.
— Венти, зачем!..
Сакэ неприятно ободрало горло, огненной волной прокатилось по пищеводу и начало медленно тлеть в желудке. В уголках глаз иголочками закололи слёзы. Венти в ответ на это только хихикнул, откинул отёко куда-то в сторону и приподнял голову Альбедо за подбородок.
— Чтобы поскорее расслабился, а это, — Венти распустил ленту на шее, и зелёный плащ воздушно опустился на пол — без него, отметил Альбедо, Венти казался ещё меньше, тоньше, словно резная фигурка танцовщицы, — чтобы вдохновить тебя. Не хочу быть каким-то рифмоплётом из старых легенд другой страны, хочу, чтобы ты писал меня таким, каким видишь сейчас.
Он потянулся к волосам Альбедо, распустил колосок, позволив прядям бойко разметаться по плечам. Надавил ему на плечо, вынуждая опуститься на футон, и навис сверху.
В полумраке гостиничного номера глаза Венти светились драгоценными камнями и чем-то неземным.
— Добился своего, Барбатос, отвлёк меня от работы, , — прищурился Альбедо с напускной строгостью, но пальцами тем не менее уже стянул берет с палевым цветком и бросил куда-то за голову.
— Ой-ой-ой, кто-то правда злится, — по тону Венти не скажешь, что ему страшно, скорее, это обращение только сильнее распалило — его отчего-то заводил тот факт, что Альбедо в курсе истинной сущности простого уличного музыканта. Он наклонился, мягко усмехнулся и прошептал у самых губ Альбедо:
— Не хотел бы такого схода, не предложил бы мне позировать.
И с удовольствием поцеловал, сразу прихватив зубами нижнюю губу и впитав дрожь в теле под собой.