— Ну что, очкастая, ещё разок?
Суйгетсу ухмыляется, косясь на напарницу, и силится приподняться хоть немного. Но неудобная поза и прижатые к ушам коленки мешают, из-за чего уже двадцать восьмая по счёту попытка выбраться из западни проваливается.
— Вот ты идиот! — Карин злится, пытается пнуть его, но тоже не может пошевелиться и поэтому сердится ещё сильнее. — Не рыпайся, каппа, если не хочешь провалиться ещё глубже!
И надо же было попасть в такую ситуацию: вытаскивая из плена Конохи эту занозу, Суйгетсу был серьёзно ранен. Фактически именно поэтому они и угодили в хитрую ловушку природы — глубокую узкую яму. Подбородок Карин упирается в переносицу Суйгетсу, в то время как тот практически обнимает её ногами. Упираясь ступнями в противоположную стену, он изо всех сил старается держаться так, чтобы не полететь дальше, где ещё теснее и ещё меньше шансов выбраться. Чакры бы чуть-чуть, чтобы можно было начать двигаться, но битва с джонинами Конохи сильно подорвала и без того не шибко богатый запас. Ещё и Обезглавливатель наверху остался — свалился со спины при падении. Сопрут же — вот как пить дать!
Суйгетсу тяжело дышит, облизывает губы. Ему жизненно необходима жидкость, чтобы не чувствовать себя выброшенной на берег рыбой. Карин морщится, чувствуя его обжигающее дыхание на шее. Ей неприятно, тесно, колко и противно, надо же было угодить в такую передрягу. А всё из-за этого недоумка, который вдруг решил, что вправе решать за неё!
— Спину что-то тянет, — произносит Суйгетсу, морщась и снова пытаясь пошевелиться. — Очкастая, сделаешь мне массаж, когда всё закончится?
Карин злится и, приподняв голову, бьёт его подбородком в переносицу. Заслуженного тумака отвесить ему нереально, потому что она обеими руками крепко держится за его плечи. А ещё она чувствует, что он потихоньку слабеет, и начинает тихо паниковать. Ведь если они провалятся ещё глубже — каюк!
— Слушай сюда, кретина кусок, — рычит Карин, гневно сверкая глазами, — только попробуй мне тут сдохнуть! Вытащил меня из Конохи, чтобы убить?! Жить надоело, каппа?!
Суйгетсу некоторое время молчит. Грудная клетка поднимается и опускается — плавно, медленно, словно он экономит силы на случай отчаянного последнего броска. Затем он поднимает голову и лучезарно скалится, обнажая острые зубы:
— Наоборот — мне безумно хочется жить, но одна дура может тут растрепать всяким нехорошим людям из враждебной деревни о наших секретах. Поэтому я и пришёл. — Он выразительно подмигивает. — Если не вытащить эту придурочную, так хотя бы убить. И, судя по всему, первая часть плана с треском рушится, а вот вторая как раз имеет шансы на успех.
— Ох, завались, убоище! — вспыхивает Карин, намереваясь снова «клюнуть» Суйгетсу, но тот внезапно опускает голову и утыкается лбом ей в шею. Внутри жаром растекается смятение, съеденный накануне завтрак подступает к горлу. — Ты чего удумал, урод?!
— Ты можешь… немного… помолчать, очкастая? — скрипит Суйгетсу, пытаясь сконцентрировать остатки чакры в ногах, чтобы суметь вскарабкаться по отвесным стенам их общей ловушки. — Я тут думаю, что твоя толстая задница ещё должна послужить во благо народа, так что заткнись и не мешай.
Карин замолкает и удивлённо косится вниз, пытаясь разглядеть выражение его лица. Она видит, как бисеринки пота, сбиваясь в крупные капли, скатываются по вискам и щекам, оставляя дорожки. Чёлка прилипает ко лбу. Брови нахмурены, глаза зажмурены, мышцы вот-вот лопнут от усилий. Явственно слышен скрип сжатых до боли зубов.
Ма-а-а-аленький шажок, и Суйгетсу едва не срывается обратно в яму — лишь вовремя вытащенный кунай спасает положение. Но ненадолго — рыхлая земля совсем скоро раскрошится под острым лезвием и тяжестью двух тел.
— Фух, аж сердце ёбиться перестало, — сипло шепчет Суйгетсу и старается развязно ухмыльнуться, но дрожащие уголки губ и испарина выдают истинное положение вещей. — Ты там как, очкастая? Не обделалась? А то я умру прямо тут от позора — это твой шанс, дерзай.
— Хочешь сказать, мне надо навалить на тебя кучу, чтобы ты сдох? — фыркает Карин, маскируя беспокойство сарказмом, и тут же меняет тон: — Слушай, каппа, если я сейчас немного отклонюсь, смогу дотянуться до своей ноги и починить её. Тогда мы выберемся отсюда.
— Ты что, тупая? — недоверчиво тянет Суйгетсу, вздёрнув брови. — Хотя зачем я спрашиваю. В общем, поверни голову вправо, затем — влево и обернись назад. Видишь, сколько у нас свободного места? Для лечения тебе надо как минимум минут десять висеть вниз головой. Хочешь полетать — я не против, но тянуть и меня за собой не надо. Я как-нибудь потом кони двину, подальше отсюда.
Карин обиженно поджимает губы и вздыхает, но мысленно всё равно соглашается. Надо же было так неудачно сломать ногу, падая в эту расщелину. А всё тот сучок у поверхности.
«Надо будет его обломать, когда поднимемся», — мстительно думает она и снова косится на Суйгетсу. Вид у него не самый радостный. После битвы с джонинами чакры осталось так мало, что впору складывать лапки и умирать, просвета нет. Если только…
— Каппа, — Карин морщится, понимая, что иного выхода нет, — я могу поделиться с тобой чакрой. Помнишь, как Саске-кун…
— Нет! — неожиданно резко обрывает её Суйгетсу, злобно сверкнув глазами. — Нет и ещё раз нет! Спасибо, но «доедать» за Учихой я не собираюсь.
Карин ошеломлённо моргает, пытаясь проглотить обидные слова. Она силится придумать фразу поострее, но в голову, как назло, ничего не лезет. Поэтому она лишь поджимает губы, оскорбившись до глубины души, и замолкает. Вот так помогай всяким недоумкам!
— Ну и в жопу пошёл, — шепчет она, прекрасно осознавая, что Суйгетсу всё слышит.
— Извернуться так не смогу при всём желании — уж прости. Но как только — так наклоняйся, всегда рад, — скалится тот и вздыхает, морщась от боли. Оказывается, воровать дур из вражеских деревень — это преступление. Беда-то какая.
Странно, но предложение отведать чакры внезапно заставляет задуматься. Рот наполняется слюной, в горле начинает першить. Безумно хочется пить. Суйгетсу поднимает голову и смотрит на Карин, которая всё ещё молчит: взгляд устремлён в дальнюю стену расщелины, щёки алеют от едких слов.
— Ой, вот только не надо делать вид, что я тебя смертельно обидел, — ворчит Суйгетсу, стиснув зубы. Он сам не знает, почему (какая, чёрт побери, вша его тюкнула), но ему хочется вытащить эту мегеру на поверхность. И там уже отыграться за всё. — Эй, очкастая! Да повернись ко мне уже, коза, я с тобой разговариваю!
— Умри, кретин! — моментально сатанеет Карин, пыхтя в приступе бессильной злобы.
— Только вместе с тобой, — воркует Суйгетсу и демонстративно морщится, прижавшись носом к её шее. — Слушай, а если я тебя всё-таки укушу — не отравлюсь?
Карин краснеет, напряжённо сопит, но парировать не может. Поэтому она лишь качает головой, едва удержавшись от соблазна оторвать руки от его плеч и не садануть по бестолковой башке. Нельзя идти на поводу у эмоций.
— Тебе нужно прокусить кожу, тогда я сумею влить тебе в рот нужное количество чакры, — холодно чеканит она, пытаясь придумать способ, чтобы оголить шею. — Только у нас проблема, тупоголовый — я не могу расстегнуть ворот кофты.
— Обязательно кусать за шею? — приподняв бровь, интересуется Суйгетсу. — Помнится, Саске обгладывал твою руку.
— Хочешь держать меня зубами за руку? — ехидничает Карин. — Шея — единственное, до чего ты можешь дотянуться, не рискуя скинуть меня.
Суйгетсу ухмыляется — так хитро, что у неё начинает свербеть под лопатками.
— А что насчёт лица? — прищуривается он. — Оно ведь не скрыто одеждой.
— Хочешь цапнуть меня за скулу? — удивляется Карин. — Неудобно — задолбаешься кожу прокусывать…
— Нет, — Суйгетсу качает головой и ухмыляется ещё хитрее, — я не про скулы.
— За нос кусать не дам, — хмурится Карин. — У тебя зубы острые — ещё оттяпаешь.
— Послал же Ками тупую напарницу, — сокрушается Суйгетсу. — Про губы я говорю, дура, про губы!
— Ч-что?!
— Да не ори ты, и так еле держимся. На губах мягкая кожа — прокусить легко. И следов сильных не останется. — Суйгетсу прищуривается. — И чего ты так разволновалась-то, убогая? Будто я тебе замуж предлагаю.
Карин бледнеет и краснеет одновременно, ноздри раздуваются, губы сжимаются в нитку, будто она пытается уберечь их от чужих посягательств. И Суйгетсу просто до чёртиков интересно — согласится ли она. Ему, в принципе, всё равно, в какую часть тела ей вгрызаться — острота зубов позволяет даже сквозь одежду прокусить кожу. Однако Карин это знать необязательно.
— Х-хорошо, — едва слышно шипит она, нервно сглотнув.
Подумать только, повелась! Такого шокирующего и внезапного успеха у Суйгетсу не было уже давно. Видать, звёзды сегодня под правильным углом легли, либо карма, наконец, срослась — хрен его знает.
Карин, чуть помедлив, зажмуривается, наклоняется и, сглотнув, прижимается губами к его… чему-то.
— Эм… очкастая, — она тут же распахивает глаза, — ты промазала, это щека. Я ею кусаться не умею.
Карин ещё раз сглатывает и быстро исправляется — касается его губ, снова крепко зажмурившись. Лишь бы это поскорее закончилось. Ками-сама…
— Ты мне сейчас зубы через затылок выдавишь, — бубнит Суйгетсу, страдальчески закатив глаза. — Расслабься, припадочная, я тебя насиловать не собираюсь.
Получив едва заметный кивок и ощутив, как сжатые губы постепенно расслабляются, он впервые понимает, что, наверное, далеко зашёл в своём желании поддеть эту дурёху. Потому что эта ситуация может вылезти боком. Боком ему.
Небольшие, пухлые, сочные и такие лёгкие — на вкус будто земля с привкусом травы. На зубах скрипит песок, но это вовсе не делает лечение (поцелуй?) менее приятным. Суйгетсу прикусывает нижнюю губу Карин и втягивает её в рот, но кусать не торопится — только языком проводит, царапает зубами, не до крови — так, чтобы подразнить.
Карин дышит взволнованно и не открывает глаза, жмурясь так сильно, что кажется, будто сейчас очки потрескаются от напряжения. Это веселит, и Суйгетсу продолжает игру, не получая сопротивления. Он проталкивает язык в рот Карин, проводит им по зубам, но до нёба не дотягивается. Суйгетсу жалеет, что не может оторвать руку от стены и прижать к себе эту глупую бестию, которая не понимает, что это ну никак не передача чакры. Хотя, в принципе, это только доказывает, что она до него ещё ни с кем не целовалась.
Суйгетсу тянется выше, но Карин упрямо отстраняется, не позволяя углубить поцелуй.
— Да наклонись же ты, — хрипло рычит он. — Я же не могу из твоего дыхания чакру высосать.
— Кусай уже, а не тарахти! — бормочет в ответ та.
— Ты сейчас на таком расстоянии, что если я дотянусь и укушу, повисну и оторву тебе губу — ты этого хочешь? — ехидно спрашивает Суйгетсу.
Карин морщится, кривится, но затем послушно наваливается так, что он теперь может без труда совершить задуманное. Чем, собственно, он и занимается.
Чувствуя, как неожиданно сильно кружится голова, Суйгетсу сам себе не верит. Карин — наиглупейшее существо, которое когда-либо встречалось на его пути, непроходимая дура, влюблённая до потери рассудка в Учиху Саске, с огромной задницей и самомнением. Напарница, куноичи, одна из шайки Орочимару. Девчонка, не умеющая целоваться и не знающая ничего о каких-либо любовных искушениях… Но, чёрт возьми, как же он сейчас жалеет о своей провокации, которая загнала их в безвыходное положение. Казалось бы — всего лишь поцелуй, соприкосновение губ, кожа к коже, дыхание к дыханию, но это почему-то затмевает боль, усталость и бессилие, вызывая желание сейчас же выбраться из дурацкой ямы и как можно скорее научить её всему. Чему именно? Да хоть вышиванию крестиком для начала! За большее она ему яйца оторвёт…
Самое сильное искушение — неискушённость.
У Карин мягкие губы, податливые и такие тёплые, что не верится. Поэтому о том, зачем именно это действо затевалось, Суйгетсу вспоминает, только когда напряжение в паху достигает критической точки. И об этом ему сообщает ёрзание Карин, которое распаляет ещё сильнее, заставляя тело дрожать, но совсем не от усталости.
Снова втянув нижнюю губу Карин в рот, Суйгетсу наконец прокусывает нежную кожу и, услышав едва слышный удивлённый стон, едва не срывается в пропасть.
Неужели… она тоже забыла, зачем решилась на это? Забавно. Более чем.
Чакра, насыщенная, густая, приятная, вливается не сразу, а после недолгого замешательства. Суйгетсу в наслаждении прикрывает глаза, ощутив, как в трясущихся руках появляется мощь, как ноги крепнут и отступает боль. По ссохшимся от долговременного бессилия венам с новой силой струится кровь — кожу буквально начинает печь от бешеной гонки жизни. Сердце подскакивает и стучит так яростно, словно отрицает саму возможность гибели.
Отстранившись, Суйгетсу ухмыляется, слизывает оставшиеся капельки крови. Взгляд Карин бегает, щёки алеют, губы подрагивают. Однако она не произносит ни слова, глядя в сторону. Видно же, что совсем не ожидала подобного поворота лечения.
— Что ж, — произносит Суйгетсу, удовлетворившись её реакцией, — пристегните ремни, следующая остановка — поверхность.
Сконцентрировав чакру в ступнях и ладонях, он медленно ползёт наверх. На Карин он не смотрит, ощущая исходящие от неё волны смущения. Этого достаточно, чтобы понять — то, что сейчас произошло, не оставило её равнодушной. Почти победа. Вот только на кой чёрт?
Вытолкнув Карин на землю, Суйгетсу с трудом вываливается сам и тут же растягивается на траве, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Рядом, шипя от боли, лечит сломанную ногу Карин. Она не тратит время на отдых — старается замаскировать смятение делом, чтобы голову не занимали ненужные мысли. Но это не входит в планы Суйгетсу. Нужно, чтобы она как можно больше думала о случившемся, как можно чаще вспоминала ощущения.
— Эй, очкастая, — зовёт он, поворачивая голову, — никогда не думал, что скажу подобное, но спасибо, что ли.
Карин замирает, испуганным кроликом глядя на его довольную ухмылку, а затем отворачивается, пряча румянец в волосах.
— Я свою жизнь в первую очередь спасала, так что засунь свою благодарность куда подальше, — бурчит она, щёлкая пальцами, чтобы вернуть в руки концентрацию. Но выходит с трудом. Вернее, никак. И она злится — видно, как напрягается спина.
— Ну ещё бы. — Суйгетсу облизывает губы и внезапно придвигается. Он кладёт ладони поверх рук Карин и сжимает запястья. — Спокойно, не нервничай.
Карин едва дышит, чувствуя лопатками ровное и спокойное сердцебиение, и не может думать ни о чём. Она не любит врать себе — никогда не любила, но сейчас приходится затыкать глотку внутреннему «я», которое, ехидно хихикая, говорит, что подобного роскошного лечения ещё не было. Надо бы как-нибудь повторить.
«Вот ещё!» — вздрагивает Карин. Она резко отстраняется от Суйгетсу и тут же падает лицом в траву — нога болит, особо не побегаешь.
— Какого хрена?! — рычит она, сверкая глазами. — Уберись от меня, мерзкое земноводное!
— Ты чего это? — с деланным недоумением тянет Суйгетсу. — Я помочь хотел.
Карин понимает, что совершает глупости одну за другой, ведясь на его провокации. Слишком взрослые, слишком волнующие провокации. Ведь на какой-то миг там, в западне, она потеряла связь с реальностью, растворившись в приятных ощущениях. Подумать только, ведь Карин берегла себя для Саске-куна.
Покраснев до кончиков волос, Карин прижимает пальцы к губам и тут же вспыхивает с новой силой. Суйгетсу прекрасно видит этот жест. Видит и понимает, гад ползучий!
— Ты как-то странно выглядишь, — с беспокойством произносит тот и подбирается ближе. — Может, я слишком много чакры у тебя забрал? — Он оказывается совсем рядом и ухмыляется. Зрачки расширяются, из-за чего кажется, будто фиолетовые глаза меняют цвет на чёрный. — Я могу вернуть лишнее.
— Предлагаешь мне цапнуть тебя? — нервно усмехнувшись, ехидничает Карин и старается незаметно отползти.
Однако у Суйгетсу иные планы. Подняв руки, он кладёт ладони ей на плечи и надавливает, опрокидывая на траву. Карин вздрагивает от тянущей боли, пронзившей ещё не до конца залеченную ногу. Но ещё больше она дрожит от предвкушения… чего-то.
— Слезь, каппа, — угрожающе говорит она, хмурясь, когда Суйгетсу со всеми удобствами устраивается на её животе. — Слезь, иначе я тебе яйца оторву.
— Нет уж, моя очередь быть сверху, очкастая, — фыркает тот, прижав её руки к земле. — Ты мне должна за спасение из Конохи, и я хочу получить плату.
— Чего-чего? — Глаза Карин обретают форму плавильных кругов. — А ху-ху не хо-хо, говнюк?! Это ты должен быть мне благодарен за то, что я чакрой поделилась!
Она дёргает здоровой ногой, пытаясь отползти, но вторая нога, которая всё ещё болит, даёт о себе знать. Поэтому она почти сразу выматывается и, тяжело дыша, гневно смотрит на Суйгетсу.
— Успокоилась? — интересуется тот.
— Ты труп! — выплёвывает Карин, оскалившись.
— Горячая какая. — Суйгетсу усмехается, облизав губы. — Я всего лишь хочу вернуть тебе то, что забрал сверх нормы.
— Да не умею я пить чужую чакру! — Голос Карин срывается на крик. — Слезай с меня, живо!
Вместо ответа Суйгетсу наклоняется и проводит языком по напряжённо сжатым губам. И моментально отстраняется, когда зубы Карин щёлкают в миллиметре от него. Он усмехается, причмокнув с таким видом, словно облизал что-то очень сладкое. Затем наклоняется снова, резко прижимается к дрожащим губам и тут же морщится, когда Карин впивается в его плоть зубами. Однако в этот раз Суйгетсу не отстраняется. Лишь дышит напряжённо, потому что безумно хочет эту дуру. И это бесит.
Карин старается отвернуться, но не может — он слишком крепко прижимает её. Внутреннее «я» разрывается торжеством, заставляя багроветь от смущения.
— Пусти! — шепчет она, когда Суйгетсу на миг останавливается. — Пусти, иначе я тебя убью!
— Что такое, очкастая? — Тот довольно урчит и слизывает с её губ свою кровь. — Боишься, что я могу заменить Учиху в твоих эротических фантазиях?
Карин придушенно рычит и отворачивается, стараясь сдержать злые слёзы. Она злится на него, на себя, на Саске-куна, потому что каждое слово — в яблочко. Метко, смертельно.
— Ты никогда не заменишь Саске-куна, — сипло бормочет она, зажмурившись.
— Вот как. — Он доволен ответом — это чувствуется. — Тогда я прямо сейчас выкину его из твоей головы.
Суйгетсу легко перехватывает запястья одной рукой. Второй — тянется к вороту кофты и цепляет пальцами собачку. Долго, явно наслаждаясь процессом, тянет её вниз и смотрит, как постепенно, сантиметр за сантиметром, открываются шея, чуть выпуклые ключицы, ярёмная ямка, взволнованно вздымающаяся грудь и живот. Щёлкнув на последней преграде, молния расходится полностью. Суйгетсу спускается, наклоняется к подрагивающему животу и проводит по нему языком — от пупка до ложбинки между грудей. Однако ожидаемых возмущённых криков со стороны Карин нет — она пришибленно молчит, глядя в сторону.
Так не пойдёт.
Суйгетсу сжимает щёки Карин пальцами, поворачивает её лицо к себе.
— Ты такая молчаливая сегодня, — тянет он. — Я-то думал, что ты мне как минимум тысячу раз в Аду гореть пожелаешь.
— Делай уже побыстрее что задумал и отпусти меня, — срывающимся голосом отвечает та.
Суйгетсу чувствует, как по спине ползёт холодок, гнев затапливает сознание.
Нет, так совершенно не пойдёт!
Он вздыхает и, убрав руки, поднимается.
— Вставай, придурочная. Я же говорил, что насиловать тебя не собираюсь.
Карин, недоумённо моргая, смотрит на него, затем быстро хватает дрожащими руками края кофты и запахивает её, стыдливо пряча грудь. Это раздражает ещё сильнее, и Суйгетсу, отвернувшись, идёт к валяющемуся неподалёку Обезглавлевателю, который, по счастью, до сих пор никто не спёр. Прицокнув, он садится на корточки возле меча и проводит пальцем по лезвию.
— Просчитался я, друг, — бормочет он, оглянувшись Карин — та вновь пытается долечить больную ногу. На губах появляется хитрая ухмылка. — Но я не привык сдаваться. Скоро эта дура набитая сама ко мне прибежит, вот увидишь.
А пока ещё рано, решает он, подняв Обезглавливатель. Пусть она ещё погрезит о несбыточном, Суйгетсу умеет ждать. Жизнь в лаборатории Орочимару и не такому может научить.