Он не помнил у Хьюги настолько светлой, почти синюшной кожи. Да и видеть его без очков было непривычнее, чем голым. Хьюга не снимал их даже в ванной, сейчас же они лежали где-то очень далеко, в ящике с уликами. Сам Хьюга был открыт только до окоченевших плеч, остальное скрывал черный пластиковый мешок.
— Это не мой сын, — приложив платок к лицу, хрипло произнесла женщина. — Нет, мой сын был другим…
Но Киеши за время своей работы повидал немало трупов и знал, как меняет человека смерть. Он приобнял женщину за плечи и отодвинул от стола, только кивнул, вслух ничего не говоря. В мешке для трупов действительно было тело его друга Хьюги Джунпея.
Киеши казалось, что он со своими друзьями живет в разных мирах. Их полон надежд и солнца, а его — крови и человеческой мрази. Киеши работал в полиции уже пять лет, но никак не мог привыкнуть. А тут еще и Кагами, уже три года как его напарник, позвонил с утра за полтора часа до будильника и сообщил, что у них в морге труп Хьюги. Киеши не верил в собственное бессмертие, но его друзья казались ему вечными, потому что должны были пережить его при такой опасной работе. А получалось, что уже второго надо хоронить: на прошлой неделе Шитсу так же позвонил ближе к вечеру, чтобы сказать, что обнаружили труп Рико. Киеши тогда не мог спать, сидел на кухне и глушил виски, пока из спальни не вышел Ханамия и, налив себе во второй стакан, спросил, что случилось.
Киеши сам не знал, что в нем нашел. Мир ведь полон чудесных и добрых людей, а он жил с Ханамией. Киеши казалось, что он делает Ханамию лучше, заодно спасая от него мир. Страшно было подумать, куда ввязался бы тот теперь, брошенный после двух лет совместной жизни. Скорее всего, разорвав их отношения, Киеши увидел бы его в следующий раз уже в рядах террористов или в сводке новостей пойманным маньяком. И Киеши выносил Ханамию, как проклятье, в первую очередь потому, что сам начал их отношения, прекрасно зная, насколько сложно это будет.
Утешитель из Ханамии был так себе, и, залпом выпив свой стакан виски, он прокомментировал: «Так этой шлюхе и надо», — и ушел спать. Поэтому говорить ему о смерти Хьюги не хотелось, ведь в конце концов Ханамия ненавидел Рико за то, что подростком Киеши был в нее влюблен, и еще хуже относился к Хьюге, с которым Киеши переспал после вечеринки в честь окончания старшей школы.
И Киеши остался на работе после возвращения из морга. Отвлечься не получилось: во всех фотографиях трупов он видел Хьюгу, во всех жертвах — его. Оставаться один Киеши не хотел тем более и, отложив свои дела, зашел по дружбе к тем детективам, которые вели дело. Сам он заниматься поиском убийцы не мог.
Похоже, что и Рико, и Хьюгу убил один и тот же человек, более того — убийцу они оба хорошо знали, а значит, это был кто-то из своих. Круг общения у них оставался еще со школы, а даже если и были новые знакомства — Рико и Хьюгу не мог знать один и тот же человек, не будучи знакомым им еще со школы.
Не хотелось примерять роль маньяка ни на кого из их друзей, но таких совпадений быть не могло, не в пределах одной недели. Конечно глупо было думать, что кто-то убил Рико и Хьюгу как бывших членов баскетбольного клуба старшей школы, а значит, нужно было найти что-то еще, что их объединяло. Наверное, поэтому детективы даже обрадовались визиту Киеши, восприняв его как свидетеля, а не коллегу.
Рико после института вернулась в их прежнюю школу, была там тренером, только, кажется, спорт выбрала другой. Ей не хотелось новой команды, в другом составе. С Киеши они часто виделись и помимо встреч со школьными друзьями, и, хотя влюбленность давно прошла, Киеши все равно относился к Рико с теплотой, выделяя среди других людей.
С Хьюгой было как-то по-другому: Киеши было перед ним неловко, виделись они только на общих встречах команды и все их даже случайные столкновения один на один в дверях, на станциях метро или в туалете кафе, где они сидели с командой, отдавали холодком, как видео с северным полюсом и белыми медведями. Говорили, что у Хьюги была девушка, но слухи эти Киеши слышал за полгода до его убийства, все могло измениться. Но для себя Киеши тогда решил, что, возможно, Хьюга считал случившееся между ними ошибкой и никак не мог заговорить об этом, чтобы все выяснить. А может, и не хотел об этом говорить. В любом случае то напряжение от случайных встреч с глазу на глаз, от памяти об общей ошибке, теперь осталось в тупике — невысказанным, утерянным. Что бы там ни было — Хьюгу оно больше не волновало.
Их обоих убили дома, когда они были там одни. В гостиной у входной двери ножевое в горло, потом под ребра для верности несколько ударов. Оба случая почти аналогичные, только Хьюга оказался более живучим — еще пытался отползти, но это закончилось еще одним ножевым в спину. Судя по оставленным в лужах крови следам, убийца был довольно большим для Японии. «Баскетболист», — добавляли ребята из следственного отдела.
Когда Киеши для себя мысленно нарисовал сцену убийства так, будто сам там был, в открытую дверь кабинета постучал Кагами, развеяв это видение. С его появлением кабинет снова стал обычной маленькой комнаткой со светло-коричневыми стенами, с которых постепенно сходила привидевшаяся Киеши кровь. Секундой назад все казалось ему настолько реальным, будто он присутствовал там при убийстве Хьюги, стоял за спиной убийцы и не мог остановить.
— Как насчет обеда, — улыбка у Кагами все же получилась натянутая, неестественная. Киеши вечером лег рано, без ужина, утром, конечно, не позавтракал, но и теперь есть не хотелось. Казалось, что последние события комом собрались где-то в желудке и частично в легких — душили его своей реальностью. Но с появлением Кагами фотографии стали просто фотографиями, а не происходящим здесь и сейчас, и Киеши, кивнув механически, согласился:
— Да. Время ведь к обеду…
— Более того — обед был полтора часа назад, — как можно более непринужденно продолжил Кагами, будто старался выманить Киеши от фотографий, от того ужаса, что остался застывшим на них, от осознания свершившегося факта. И Теппей подчинился этой заботе — благодарно кивнув, вернул материалы детективам, пообещал зайти позже и вышел в узкий коридор управления. Получалось, что и коллеги тоже из-за него пропустили обед.
Есть сейчас казалось кощунством, предательством против остывшего тела Хьюги, но хотелось уже выбраться в другой мир, где смерть аккуратно накрывали пластиковым мешком и прятали от обывателей, а не рассматривали под микроскопом.
— Тут недалеко неплохой удон со свининой, — Кагами продолжал играть человека, для которого ничего не поменялось в мире, и Киеши стало совестно перед ним — в конце концов, Хьюга и Рико были их общими друзьями.
— Прости, но… Я все еще не могу есть мясо, — принимая эту странную игру в обычных людей, офисных работников, вышедших в кафе перекусить, предложил Киеши. Кагами смутился, будто это его актерская игра дала трещину, скорее поправился:
— Точно… После того, как твоя девушка скормила тебе твою собаку, — и совсем глухо прибавил:
— Надеюсь, она теперь в психушке.
Киеши говорил, что расстался с «той девушкой», хотя на самом деле Ханамия, конечно, продолжал жить у него, приходить поздно вечером из своей больницы для психически больных преступников.После того случая он где-то месяц ходил с посиневшей левой стороной лица, свалив на ограбление, не выдав Киеши.
А самое отвратительное, что сделанным, как и синяком на лице, Ханамия гордился. Психиатры всегда казались Киеши не в себе, но Ханамия был, определенно, в шаге от того, чтобы попасть за решетку к своим подопечным. И удерживал его от этого шага именно Киеши. Ни один человек в мире не был бы так зависим от Киеши. После того случая мясо он есть не мог, даже если его готовил не Ханамия.
+++
У Киеши и Кагами было более простое дело, хотя и столь же неприятное. Они расследовали убийство с целью ограбления, когда невовремя вернувшийся домой хозяин ввязался в драку и был убит, случайно ударившись головой о стену. Иногда Киеши боялся потерять бдительность от такого рода заданий и не заметить что-то большее, замаскированное под бытовое убийство что-то большее. Но раз за разом это оказывалось бытовухой, обычным поиском денег на новую дозу. Киеши слышал, что по статистике Япония одна из самых безопасных в мире стран, и он даже, пожалуй, верил в это, пока не лишился двоих друзей, один из которых был клерком, а вторая — тренером в школьном кружке. Это уже напоминало какую-то Америку с ее разгулом преступности.
— Киеши? — окликнул Кагами и, судя по громкости, не в первый раз. — Ты не слушаешь, да? Может, тебе стоит взять отпуск? Я тут разберусь, — он поднял в воздух закрытую папку, немного потряс ей. Киеши чувствовал себя так, будто всплывал с глубины на свет. Как же у Кагами получалось делать вид, что ничего страшного не случилось? Он всегда был тверд и вел себя так, будто работа детективом просто игра, а все убитые лишь безликие статисты. Киеши казалось, что после смерти и Рико с Хьюгой стали для него просто уликами в деле. Даже не так: будь их смерть несчастным случаем, Кагами бы переживал. Киеши был уверен, что когда узнают, кто убийца, Кагами снова вернет им статус погибших друзей, а пока работа для него была на первом месте.
— Довольно большие ноги, — вспомнил Киеши так внезапно, что Кагами даже заглянул в свою папку, чтобы уточнить, не пропустил ли то, о чем сейчас говорил напарник. Пришлось пояснить:
— Для японца довольно большие ноги. Этого парня наверняка должны были видеть.
— У нас дома с картонными стенами стоят так близко, что утром ты можешь делать чашку кофе для себя и соседа, но когда что-то происходит — сразу оказывается, что никто ничего не видел, — мрачно заметил Кагами, глянув на часы. — Ну честное слово, ты как будто первый месяц работаешь. К тому же он перерезал сначала горло. Они не могли позвать на помощь.
Что-то человеческое мелькнуло в голосе и выражении лица Кагами, но, спрятав это обратно, вглубь себя, он вернулся в шкуру детектива.
— Если это кто-то из наших приятелей, то вскоре мы и сами можем столкнуться с ним на пороге квартиры, — добавил Кагами и, снова выпустив настоящего, внутреннего себя, признался:
— И тогда я бы не звал на помощь и не вызывал полицию. Я бы ему самому затолкал этот нож в горло…
Одним из каверзных вопросов, которыми пытал его Ханамия, был вопрос, смог бы Киеши убить человека. И Теппей всегда отвечал: «Нет». Ни из самозащиты, ни маньяка-педофила, убившего пятнадцать детей не старше одиннадцати, ни того, кто попытался бы убить самого Ханамию. По долгу службы приходилось стрелять, но если нужно было убивать — вперед выходил Кагами, на счету которого было три трупа за пять лет работы. Киеши всегда старался стрелять в руки или по ногам, хотя и не всегда попадал. Ханамия, однако, продолжал испытывать его на прочность, рассказывая биографию тех людей, с которыми ему приходилось работать. Это было хуже наркоманов и барыг, что встречались на работе Киеши. Пациенты Ханамии часто думали, что делают этот мир лучше: убивая женщин, потому что от них зло, детей, чтобы они не успели вырасти и испортиться, и просто людей, в которых, как им казалось, сидели демоны. Бабушка как-то рассказывала Киеши, что до войны верили, будто в каждом японце живет свой бог, ками. Но вера эта натворила много бед, когда японцы нарекли себя из-за этого исключительной нацией, способной творить что хочет с другими, лишенными в душах своих бога.
Киеши не верил ни в богов, ни в перерождения. Он знал, что от его друзей осталась только кучка жирного пепла и груда костей и что ни в какой другой жизни они больше не встретятся.
+++
Ночью Киеши не мог уснуть, прислушивался к звукам в доме и на лестничной клетке. Дома маленькие, стены тонкие, слышно было даже храп соседа и телевизор, включенный где-то на первом этаже. Но шагов Ханамии не было. Конечно, иногда он задерживался до полуночи, но к этому времени обычно возвращался. В конце концов, что делать в клинике ночью? Он же не хирург, а все больные отправляются спать в десять или одиннадцать.
В одиночестве Киеши снова с головой накрывало видениями гостиной с фотографий — разбросанная уличная обувь на пороге, замаранные кровью стены. Все это было похоже на жуткое произведение искусства, но отпечаталось именно потому, что в центре этого полотна был хрипящий Хьюга.
Но стоило отогнать это видение — и оно сменилось другим: зарезанный в своей машине или клинике Ханамия.
Киеши старался не звонить, если Ханамия задерживался, но недавние события, все еще открытая рана от потери близких друзей, больно отозвались, заставили плюнуть на принципы и набрать его номер. Их отношения были похожи на постоянную борьбу — не показывай, насколько важен для тебя партнер, игнорируй. Не давать друг другу расслабиться. Если на то пошло, это и на отношения-то мало было похоже. Успокоился Киеши, как только Ханамия ответил, хоть на часах и шел второй час ночи, а того по-прежнему не было дома.
— Что еще? Сегодня какая-то дата или ты без меня заснуть не можешь? — огрызнулся Ханамия. И Киеши, который готовился сказать: «Если через полчаса тебя не будет дома, ночевать будешь в машине», вместо этого произнес:
— Кто-то убивает близких мне людей. Я думал, что ты мертв.
— И не обрадовался? — по голосу было слышно, что Ханамия усмехнулся. Киеши, вспомнив, с кем имеет дело, закончил:
— Если через полчаса тебя не будет дома… Блин, какого хрена ты вообще до сих пор не дома?
— А? О чем ты? Я сегодня ночую в гостинице.
— С кем? — насторожился Киеши. От Ханамии всего можно было ожидать.
— Один. Ты едва не задушил меня вчера. Уже не помнишь? Ты пьян что ли?
Киеши пытался вспомнить, когда он вообще душил Ханамию, и не мог. Ударить — да, но это были лишь разовые вспышки агрессии, направленные скорее на то, чтобы как-то выплеснуть гнев, чем на причинение реального вреда.
— Я не пытался тебя задушить, — ошарашенно попытался оправдаться Киеши. — Что ты несешь?
— Приеду завтра утром, — вздохнул обреченно Ханамия, забив на то, чтобы что-то доказать или объяснить. — Но если это повторится, то я сменю замок и выставлю твои вещи в коридор.
+++
Киеши оставил дома папку с копиями материалов по убийству Рико с Хьюгой не специально. Он не хотел напугать Ханамию, которому вздумалось вдруг ночевать вне дома, но обнаружив уже на работе, что папка дома, знал, что Ханамия ее найдет. По возвращении домой его ожидало две фотографии на холодильнике, среди магнитов, которые продавались с йогуртами, рецепта кари и старых записок содержания: «Тронешь мой шоколад и найдешь утром свою голову под кроватью отдельной от тела».
— Ты поэтому такой дерганный стал, — Ханамия зашел на кухню, достал из холодильника вишневый сок, налил в стакан. Волосы у него были мокрые, на плечах махровое полотенце. Киеши молча прошел в комнату, сорвал с холодильника фото, нашел саму папку в духовке, спрятал фотографии туда. До него вдруг дошло, что, вполне возможно, он не забывал папку. Ее сложно было забыть, он не доставал ее из портфеля. Скорее всего, папку утром выкрал Ханамия, который снова рылся в его бумагах.
— Намекни этому маньяку, что я совершенно один дома с шести вечера и до десяти. Я испеку для него вишневый пирог по такому случаю.
— Прекрати, — оборвал Киеши. Подумав, достал мусорное ведро и сорвал с холодильника записки, смяв и вышвырнув. Ханамия как-то спросил его, почему Киеши их не выбросит, и тот отшутился, что полиция должна знать, кто его убил. На самом деле ему нравился этот ершистый характер Ханамии, с ним не было скучно, если тот не перегибал палку. К тому же Ханамию не жалко было ломать, если он сам вызывал приступ агрессии, как в том случае с собакой Киеши. Ханамии не было стыдно за сделанное, а Киеши — за его синяк и сломанную переносицу. Киеши ее сломал, когда Ханамия вздумал «успокоить» его, сказав, что пес не мучился.
Иногда Киеши казалось, что он сходит с ума, раз может находить удовольствие в таких опасных отношениях. Все равно, что держать в доме кобру: не знаешь, когда наступишь. Будто мало работа щекотала ему нервы, нужно было еще и трахать Ханамию, чтобы каждый день оставаться на волосок от смерти.
Этой ночью не спал уже Ханамия — то ли был очень занят работой, то ли не хотел идти в кровать, делая вид, что не может оторваться от своих карточек, заметок и прочих данных на кого-то из пациентов. Киеши тоже сделал вид, что зашел на кухню только за молоком, но подогрел его и сел пить напротив Ханамии. Тот игнорировал, читая карточку и делая пометки карандашом. Когда Киеши уже готов был заговорить о том, как холодно и одиноко ему в большой кровати, Ханамия первым произнес:
— А если бы меня правда убили? Что бы ты делал?
— Нашел бы того, кто это сделал, — сморгнув, прикинул Киеши. Представлять Ханамию мертвым не хотелось.
— И что? Сдал бы его полиции или позволил своему туповатому напарнику его пристрелить? — Ханамия посмотрел внимательно, поверх бумаг, но вздохнул, оборвав:
— Забудь. Ты не относишься к вопросу серьезно.
— Какая тебе разница, что будет, если ты уже умер? — пожал плечами Киеши. — Или ты придешь мстить мне с того света?
— Мы оба знаем, что нет никакого того света. Но именно поэтому я спрашиваю сейчас, пока еще живой. Что бы ты сделал с тем, кто убил меня?
— Нашел бы и посадил.
Ханамия разочарованно вздохнул, отложил бумаги.
— А с тем, кто убил твоих друзей?
Киеши изобразил улыбку, но неудачно — она, недоделанная и наигранная, сползла с его лица.
— Я не знаю, — ответил он. — В любом случае этим делом занимаюсь не я. Я просто стараюсь помочь, чтобы убийцу нашли. Что будет с ним дальше — не важно.
— И его не убьешь? — разочарованно прибавил Ханамия.
— Это не мое дело, — гнул свое Киеши. — И именно потому это дело веду и не я. Чтобы никого случайно не убить.
— Так странно — не верить в загробный мир, но все равно стараться для всех быть хорошим, — попытался поддеть Ханамия и вдруг едва ли не сочувственно спросил:
— Ты плакал, когда узнал, что их убили?
— Нет, — сразу ответил Киеши и, чуть поразмыслив, признался:
— Плакал уже потом, после морга. Когда тебе говорят, ты еще в это не веришь… а когда доказательства у тебя перед носом — не верить сложнее.
— Значит, если я умру, тоже будешь плакать? Когда увидишь?
— Не знаю. Мне будет казаться, что, даже если у твоего трупа не будет головы, он встанет со стола прозекторской, покажет язык и скажет: «Что, поверил?».
Ханамия попытался вернуться к бумагам, но Киеши отобрал их, позвал задорно:
— Давай, вали спать. С кем ты там мне изменяешь? — и обомлел, уставившись на записи. Имя пациента было Киеши Теппей. — Ты что, завел на меня карточку и изучаешь?
— Ага. Хочешь услышать свой диагноз?
— Спать иди!
Ночью ему снилось, что это он стучится в дом Хьюги, где бывал когда-то давно, еще в школьные годы. Тот открывал, удивленный: «Киеши? Что-то случилось?». А потом отчетливо виделось, как нож в его руке перерезал Хьюге горло.
И это был сон, похожий на дежавю.
+++
У коллег не было никаких догадок. Киеши и рад был им помочь, но они с Кагами не помнили никого, кто мог быть маньяком в их старой компании. Как-то Кагами предположил, что убийцей может быть молчаливый Митобе, который был выше самого Кагами, но Киеши не сдержал улыбки при таком предположении. За улыбку эту было стыдно так, будто улыбнулся он на похоронах кого-то из друзей.
К слову, похороны Хьюги прошли тихо, был почти весь баскетбольный клуб, успевший поиграть с Хьюгой за три года в старшей школе. А Киеши рассматривал всех этих людей, которых мог назвать друзьями, с которыми вместе спал вповалку в тренировочных лагерях, которые встречали его после операции из Америки большой шумной счастливой толпой, и думал: «Кто же? Кто из них?».
Они с Кагами забросили свое дело, составили список всех участников клуба за три года, в которые там были Рико и Хьюга, навели справки об их адресах и местах работы. Потом — выписали тех, у кого был большой размер ноги, прибавили игроков других команд с подходящим размером. И все равно что-то не срасталось, не сходилось. Каким бы маньяком не выглядел Мурасакибара, но он никого не смог бы убить. Как бы не зарывался Аомине, но ему резона не было убивать бывшего капитана и тренера Сейрин. А у Акаши, надо признать, и рост, и размер обуви были не самые большие, хотя будь у него подходящая комплекция, Кагами назначил бы его подозреваемым номер один. У Сейрин не было смертельных врагов. Были проблемы, были неприятные соперники, но никто из них не был таким поехавшим, чтобы убивать игроков другой команды, тем более теперь, столько лет спустя.
Киеши подозревал, что убивают именно самых близких к нему людей, ведь этот маньяк начал не с Куроко или Изуки, а убил девушку, в которую он был влюблен, и парня, с которым он спал. Но другие обе бывшие девушки Киеши были живы, да и Ханамия, продолжая возвращаться домой поздним вечером, еще ни разу не пришел с ножом в горле, и эту мысль Киеши задвинул на задний план.
Киеши ударялся в панику, когда думал, что убийца останется безнаказанным. Он не мог простить этого себе, коллегам, миру, что кто-то отнял у него дорогих людей, а сам оставался чистым, безнаказанным.
+++
Кагами пропал через полторы недели после смерти Хьюги, и вместо того, чтобы думать, что ничего страшного не могло с ним случиться, Киеши отчего-то был уверен, что это произошло снова. С какой целью их могли преследовать? Как бывший клуб «Сейрин»? Глупо.
Пока не было трупа, можно было считать, что не случилось и ничего непоправимого. Телефон Кагами не был выключен, он отзывался гудками, но трубку никто не брал. Киеши был у Кагами, но соседи сказали, что видели, как он уходил на работу утром, его вообще сложно было не заметить. И — ничего особенного в квартире, все тот же порядок и чистота. Кажется, тут ничего не менялось со времен их победы на Зимнем Кубке. В этом было что-то ностальгическое — будто снова оказался в том времени, когда они были объединены общей целью, командным духом. Когда еще были живы двое из них.
Домой Киеши вернулся уже во второй половине дня, потому что зашел в тупик в своих поисках. Можно было бестолково бегать по городу, осматривая новостройки и пустые склады, а потом обнаружить Кагами внезапно улетевшим в Америку. Чтобы успокоить свою совесть, Киеши набрал номер напарника снова, уже открывая дверь в квартиру, и в недрах ее услышал мелодию вызова на телефоне Кагами.
Фотография прихожей в доме Рико, гостиной Хьюги снова вырастала для него в трехмерную модель в полном масштабе, прямо под ногами, расползаясь по обоям кровавыми кляксами. Киеши коснулся стены, но вместо глянца снимка почувствовал, как пальцы вляпались во влажное — кровь осталась на руках вполне реальной.
— О, ты вернулся. Так и думал, что если убрать твоего напарника, то ты начнешь приходить домой пораньше.
Киеши не верил в происходящее — Ханамия в чистой светлой рубашке и черных брюках повязывал галстук.
— А теперь позволь предложить тебе квест — избавься от трупа и затри тут кровь. Иначе ты знаешь, кого посадят за решетку за это убийство. Подсказка — не меня.
Киеши моргнул несколько раз, пытаясь отогнать наваждение, но оно не исчезало, в его мир прорывались остальные органы чувств, в нос ударил запах, знакомый по профессии, сравнимый разве что со скотобойней. Он прижал ладони к глазам, надавил и, не отрывая руки от глаз, спросил скорее себя, чем собиравшегося на работу Ханамию:
— Зачем?
— Как будто ты не понимал, с кем живешь.
Комната с ее запахами, с кровавыми кляксами прорывалась в его сознание даже через закрытые глаза. Открыл — увидел на пороге спальни нож, которым обычно нарезал овощи. Кровавый след шел туда, и размер ботинок был больше, чем у Ханамии, это были его отпечатки, обувь Киеши. Он рассказал ему о Рико и Хьюге в начале отношений, но, заметив болезненную и агрессивную реакцию на это, не рассказывал про других. И, похоже, это и спасло им жизнь. Но именно он со своей влюбленностью, привязанностью и, хуже всего, болтливостью подставил Рико и Хьюгу.
— Слышал, что нельзя заставить человека убить под гипнозом? — спокойно продолжил Ханамия. — Я всегда хотел проверить… Знаешь, с моими ребятами срабатывало. А вот с тобой — нет… Ты отказался их убивать. Но в дверь к ним все равно звонил ты. И на пороге тоже стоял ты, поэтому они так спокойно открывали даже среди ночи… Ну и да, тебе стоило сказать Кагами, что ты живешь со мной. Потому что он, кажется, догадался, что тебя пытаются подставить. Кстати, там у кровати папка, в ней доказательства, собранные на тебя — он забрал их из вашего управления. Я думаю…
Ханамия, закончив с галстуком, повесил плащ на согнутую руку, собираясь выходить, когда раздался первый выстрел — воронка от пули появилась на стене над его ухом. Он обернулся так, будто не ожидал, будто этим выстрелом и направленным на него дулом Киеши предал его, но в следующую секунду лицо рассекла усмешка:
— Купился? — успел произнести Ханамия перед следующим выстрелом, на этот раз в грудную клетку.
+++
— Тяжелый случай. Он утверждает, что не помнит, как убивал их. Он не отрицает, что убил, но не помнит… Все улики показывают на него. Возможно, он не осознавал что делает. Помутнение рассудка с потерей памяти, — сообщил доктор и доверчиво передал Ханамии папку с историей болезни. — Удачи вам с новым пациентом. Вы ведь, кажется, в школе были знакомы? Волнуетесь за него?
— Да. Очень, — кивнул Ханамия, и брови его болезненно изогнулись. Бледный, он только вчера выписался из больницы, и сразу вернулся к работе. — Теппей так переживал после смерти друзей… Я надеялся, что убийцу найдут и он сможет успокоиться, но кто же знал, что убийцей окажется он сам.
+++
— Мое имя — Киеши Теппей, — морщась, глядя на скованные руки, механическим голосом назвался он. — Мне… Двадцать восемь… Двадцать семь, кажется. Который сейчас месяц?
— И вы по-прежнему ничего не помните? — уточнил сидевший за столом напротив Ханамия, глядя на него поверх папки. — О том, как попали сюда? О том, как убивали?
— Начинаю вспоминать… Пока я точно помню лишь имя. И… Какую-то игру с оранжевым мячом, — Киеши улыбнулся, глядя по-прежнему на свои руки.
— Вот и замечательно. Вы идете на поправку. Давайте вернемся к тому, что вы сделали, — продолжил Ханамия, выложив на стол прямо под взгляд Киеши три фотографии. — Вы помните этих людей?
— Смутно, — Киеши больше не улыбался, снова замкнулся, и тогда Ханамия, болезненно морщась от огнестрельной раны в груди, наклонился ниже, почти к самому уху, чтобы шепнуть:
— А меня?.. Помнишь?
— Ханамия Макото, — подтвердил Киеши и, тоже неосознанно болезненно морщась, потер колено, будто оно ныло при упоминании этого имени.