Выгнав Ориона Блэка из палаты, Бриндлмор устало выдохнула. Подойдя ко второй койке, она решительно отдернула штору и рухнула на матрас.

— Ноги убери, не видишь, я устала. И чего ты слезы распустила! Живая, здоровая, бодрая, как огурчик, в отличие от соседнего овоща, — Ровена рассмеялась собственной шутке, отчего получила смачный пинок от Селены. Та сидела, съежившись на постели, в больничном халате, и одну за одной уплетала дольки апельсина, не заботясь об оранжевых пятнах, что расползались на белой ткани.

Рош очнулась еще утром, долго приходила в себя, пытаясь вспомнить, что же произошло. Расспросы дежурного колдомедика, что был прикреплен к ним в ОТ, помогли прояснить картину, но от этого на душе легче не стало.

Меган Данн, молодая целитель-стажер, пыталась подбодрить ее. Милая девушка много общалась с пациенткой, не давала впасть в уныние, даже составила для Рош специальную эндорфиновую диету, которая, как она считала, была более эффективна по сравнению с обычным шоколадом, что рекомендовали есть после контакта с дементором. Меган говорила, что даже будет писать статью на эту тему. Стажер расспрашивала волшебницу о том, какая музыка ей нравится, какие книги она читает, делилась с ней последними светскими сплетнями и забавными историями из практики. В общем, всеми возможными методами пыталась вывести доверенную ей пациентку из тоски.

Однако, ей не удалось скрыть от Рош информацию о состоянии Блэка.

Селена сидела за занавеской тихо, как мышь, боясь пошевелиться, слыша, как совсем рядом родители Блэка заламывают руки и требуют сделать невозможное. Она помнила их холодными и надменными, но сейчас в их голосах было столько боли, что у самой Рош сердце ныло. Она боялась, что если целитель хоть словом обмолвится о ней, то ее разорвут на мелкие кусочки — лишь за то, что она пришла в сознание, а Регулус — нет. За эту трусость волшебница ненавидела себя еще больше.

Когда она услышала в палате голос Бриндлмор, в душе затеплилась надежда. Дальнейшие события порвали душу на куски похлеще тварей за Завесой. Но вот насмешливые слова Ровены стали последней каплей на несправедливость и жестокость этого мира. Забрало упало и Рош налетела на легилимента с кулаками.

— Вам никогда не нравился Регулус! Вы постоянно ругаете его, оскорбляете! Говорите, что он сваливает на вас грязную работу, называете его подлым манипулятором. А сами не лучше! Только и мечтаете, как уволиться. Уверена, вы даже усилий не прикладывали, чтобы помочь ему!

Бриндлмор перехватила руку волшебницы и уставилась ей прямо в глаза.

— Наговорилась, Рош? Я знаю, что я вызываю у тебя неприязнь, и твои слова меня ни капли не задевают. Но не смей говорить, что я не приложила максимум усилий для выполнения своих обязанностей.

Она отпустила ее руку и спокойно продолжила.

— Если ты думаешь, что хорошо знаешь Блэка, ты глубоко заблуждаешься. Просто для каждого человека он выбирает наиболее подходящую маску: послушный сын, надежный друг, харизматичный лидер. Красота, богатство, манера речи, поведение — он грамотно пользуется этими атрибутами, чтобы переманивать людей на свою сторону. Но за этой маской всегда будет скрыт кто-то, кого люди не пожелают видеть. Кто-то очень амбициозный и жадный, хранящий много грязных секретов. Только вот в отличие от Блэка, у меня иная роль — если он заставляет людей открываться ему, то я заставляю людей закрываться, учу их выстраивать барьеры, границы, учу их слышать, а не слушаться.

— К чему подобная софистика? — Хмуро спросила Селена.

— Ты до сих пор моя ученица, и я продолжаю учить тебя. Вытравить твою наивность — одна из моих обязанностей.

Женщина взяла с прикроватной тумбочки второй апельсин и начала чистить фрукт. Сладкий сок потек по длинным пальцем, когда острые ногти вонзались в мягкую, рыхлую шкуру.

— Ты права, я недолюбливаю Регулуса. И будь ты на моем месте, поняла бы меня. Я — Адепт Разума, вела очень скрытный образ жизни в силу некоторых обстоятельств. Представь мое изумление, когда в один день обнаружила на своем пороге незнакомца с предложением о такой работе, за выполнение которой меня могут упечь в тюрьму в половине стран, входящих в МКМ. Конечно, первым моим стремлением было вскрыть мозг опасного наглеца!

— И?

— Он уложил меня на лопатки. В ментальном плане, конечно. И заставил слушать, хотела я того или нет. Так я и стала работать на «Квазар». Со временем мне это даже начало нравится, хоть я до конца не уверена, моя ли это мысль или подсадная. Но дерзость предложенных проектов однозначно впечатляла. Нам было класть на этику. Мы проектировали архитектуру снов, разрабатывали сценарии защиты не только от других легилиментов, но и от созданий различного толка: существ, духов, демонов. Перестраивали разумы, делая их более эффективными, превращая их в живые компьютеры, способные производить в уме быстрый и эффективный анализ любых объёмов данных и на основании этого формулировать краткие и эффективные выводы. Строили астральные маски отсечения, вооружали подсознание, архивировали воспоминания, всего не упомянуть. Но за время совместной работы я поняла: Регулус в свою голову никого не пустит. Его сознание, что Нурменгард для Гриндевальда: неприступная крепость. Во всяком случае была ее, пока предтечи дементоров не обрушились на него и не заключили в персональный ад.

Бридлмор снова закурила.

— Теперь, зная все это, я надеюсь, ты немного успокоилась. Не стоит себя винить и травить из-за него душу. Регулус сам выбрал этот путь. Тебе остается только смириться и отступить.

Селена исподлобья посмотрела на легилимента. Та вздохнула и отвернулась.

— Ну и дура.

В комнате повисло гнетущее молчание. Сигарета в мундштуке прогорела до фильтра.

— Я тебя не потащу. Блэк тебе по сути никто, да и запасного зелья у меня нет.

В ответ лишь тишина.

— Почему ты уверенна, что у тебя получится?

Молчание.

— Ладно. Так уж и быть. Постою на страже. Тоже мне, нашлась Психея*!

Женщина встала и вышла из палаты. Стоило двери закрыться закрыться, как Селена вскочила с кровати и перебежала к Блэку.

Рука мага, обычно теплая, была холодна как мрамор. От ее касания трещины на коже расползлись еще сильнее, оставляя на подушечках пальцев асбестовую пыль.

Селена крепче сжала руку Блэка, стараясь не обращать внимания на тихий хруст словно у опадающих листьев. Пульс был нитевидный, но он был. Волшебница медленно высвободила свою ауру, пытаясь прощупать окружающее ее пространство, как тогда на стрельбище. Она осторожно двигалась по тонкой струне жизни, вперед, к сердцу. Его звук не был похож ни на тиканье часов, ни на барабанный бой. Глухой перестук ручной насосной станции.

Рош успокоила свое дыхание, стараясь сконцентрироваться на биении чужого сердце, войти с ним в ритм. Волшебница начала сужать свой спектр восприятия. Пропали посторонние звуки, запахи. Темнота под веками становилась глубже. Она перестала ощущать кровать, на которой сидит, больничный халат, температуру в помещении. Границы размывались, становились нечеткими, словно грезы. Была только тьма и тишина.

***

Лейк-Дистрикт был мрачен и пуст. Черный атлас небосвода слегка дрожал, пытаясь стряхнуть с себя серебристые блестки звезд.

Волшебница дошла до озера, и усевшись на краю пирса, стала болтать ногами в темной воде.

Болотные фонарики весело скользили по воде, но сейчас их песнь не долетала до ушей волшебницы.

Полная Луна была не видна, но Селена знала, что она есть на небе. Не глядя, она потянулась к ней, взяла с неба серебряный сикль, и стала играть с ним, дабы скоротать время.

Она чувствовала, что Блэк рядом, но не торопилась ни оглядываться, ни звать его. Это смахивало на рыбалку: стоит только потревожить рыбу, как она уйдет на глубину, а озлобленные кельпи смоют ее лодку штормовой волной на берег.

Тишина из гнетущей становилась уютной. Ей нравилось это место, воспоминание об их первой ночной прогулке принадлежало только им двоим.

Селена начала намурлыкивать под нос незатейливую мелодию, наблюдая за кругами, расходящимися по воде.

Она почувствовала на себе мимолетный взгляд. Ощущение тоски, сожаления наполнило ее до краев и тут же схлынуло отходящей волной.

«Пожалуйста, я хочу поговорить с тобой!»

Селена поставила ноги на поверхность воды и пошла по водной глади. С каждым шагом ее качало все сильнее и до центра озера она добралась уже на четвереньках. Вода пыталась выбросить ее на берег, но волшебница цеплялась за нее, как за одеяло. Она улеглась на спину и посмотрела на небо. Звезда вверху, звезды внизу, а она качается на тонкой паутине меж двух Бездн.

«Ау, Регулус?»

Возмущение. Отчуждение.

Ее первая ошибка. Она никогда не называла его по имени.

«Я пришла поблагодарить тебя.»

Легкое удивление. Ее слушают.

«За то, что не бросил за Завесой. Те твари чуть нас не загрызли, но ты все равно вытащил меня.»

Сомнение.

«Мы лежим в Мунго.»

Небо собралось в складки, теперь оно больше напоминало балдахин, изъеденный молью.

«Просыпайся.»

Сил нет. Усталость. Апатия.

Тонущий корабль. Водоворот засасывает. Опасность.

«Я без тебя отсюда не уйду.»

Отмашка. Раздражение.

«Блэк.»

Взрыв раздражения. Насмешка над собой. Чужаки. Отрицание.

Селена замолчала, собираясь с мыслями.

Тишина.

Сожаление.

Дурной сон.

Забвение.

Прощание.

Волшебница решила проигнорировать это. Ее здесь нет. Она лишь воспоминание, фантом, опавший лист на поверхности пруда.

Горькая усмешка.

Селена не увидела, но почувствовала, как Лейк-Дистрикт вокруг нее разрушается. Берег озера покрылся тернием, что стал расползаться по воде, словно дьявольские силки.

Ментальная связь, что они выстроили для работы за Завесой Арки Смерти, начала расползаться словно гнилой шнурок.

Но у волшебницы оставалась еще одна не разыгранная карта.

Долг жизни — это магическая связь, возникающая между волшебником или ведьмой и человеком, чью жизнь они спасли. Тот, кто задолжал спасителю, однажды будет обязан отплатить за содеянное, сделав что-то полезное для упомянутого спасителя. Такая связь может быть сформирована даже между злейшими врагами и независимо от того, хотела этого любая из вовлеченных сторон или нет. Поскольку эта связь была магически обязательной, должник мог совершить возврат, не признавая этого, или даже против своей воли. Справедливо было и то, что кредитор обязан был принять выплату.

На руках Селены вспыхнули магические кандалы. Под их весом тело волшебницы преодолело натяжение водной глади и стало медленно опускаться вниз. Хищные побеги закрыли свет над головой, оставляя дух Рош в кромешной тьме.

***

Религию он предпочитал обходить стороной: считал ее языковым вирусом, который переписывает нервные окончания в мозгу, притупляет критическое мышление. Он видел людей, которые лохмотьями священных ветхих текстов прикрывали свое внутреннее уродство, но при этом считали уродом его.

Магия — дело другое, в ней хотя бы имеются воспроизводимые результаты, а религия основана на одной только вере. Догадки слабых умов, ничего больше.

Однако в желание достигнуть магической сингулярности, получить доступ к источникам столь больших мощностей, к которому обычному человеку путь заказан, их группа стала двигаться именно в этом направлении. Ведь, по сути всякая развитая технология неотличима от магии, а развитая магия неотличима от чуда.

Магия не была похожа не линейную сетку, но религия по сравнению с ней вообще полный хаос, свалка всякого мусора. В ней все ритуализировано и кодифицировано, это да, но воспроизводимых результатов эти ритуалы не обеспечивают. В магии, если правильно выучить заклинание и имеется достаточно энергии, и условия не изменились за последнюю пару секунд, как правило все получается. Здесь же это напоминало игру на расстроенном пианино, где по большей части были порваны струны и сломаны молотки. Но как бы ему не хотелось этому признавать, даже фальшивые ноты были лучше тишины. И если начать углубляться, понять работу ранее неизученного механизма, когда-нибудь зазвучит гармоничная симфония.

Увы, в подобном направлении исследованиями занимались не только они. Когда к их научным изысканиям присоединился Том, его возмущению не было предела. Однако, все остальные были просто очарованы харизмой Реддла и его уверенностью в успехе затеянного мероприятия.

Зачем ему было участвовать в подобном, вопрос не ставился. Ответ и так был ясен. Ради получения силы. Но почему Том не мог использовать своих прихлебателей? Почему «Наследник самого Слизерина» решил снизойти до их их компании?

Им удалось раздобыть палимпсест*, (читай, выкрасть из частной коллекции какого-то турецкого муфтия-чернокнижника) с описанием ритуалы взывания к богине Гекате.

Ночная, страшная богиня, с пылающим факелом в руках и змеями в волосах, Геката — богиня сильного колдовства, к ней обращаются за помощью, те кто занимаются магическими манипуляциями таинствами. Греки почитали женщину как богиню дорог, охоты и лунного света. Она помогала Медее добиться любви Ясона и в приготовлении зелий. Геката — ночная «хтония» и небесная «урания», «неодолимая» — бродит среди могил и выводит призраки умерших.

Все произошло на перекрестке. Собственноручно вытесали жертвенник — глыба белого мрамора. Хиггс притащил щенков: породистую пару со всеми сертификатами и документами для будущих выставок, и пару смесков из приюта. Запаслись на случай, если богиня потребует символической жертвы.

В семь часов, на заходе солнца, взошла полная луна. Когда она поднялась над деревьями, залив пересечение дорог белым дуговым светом, Рейми зажгла пальцем свечи в руках у магов.

Три красавицы встали в центре, спина в спине, символизируя собой трехликую богиню. Остальные встали по внешнему периметру — по двое с каждой стороны дороги. Никто не заметил, как на ветках близлежащих деревьях загорелись огни — совы глядели на них немигающими глазами-блюдцами.

Волшебник только радовался, что тон задавал не он. Во-первых, заклинание очень длинное, и кто знает, что будет, если что-то напутаешь. Чары иногда оборачиваются против неудачливого чародея. Во-вторых, это даже не настоящие чары. Сплошные моления, а маг, как он справедливо полагал, должен не молить, а повелевать. Грамматика тоже странная, одни и те же фразы повторяются без конца. Матери, дщери, земля, зерно, мед и прочая ерунда типа Песни Песней.

Как ни странно, у волшебниц получалось. Он не видела никаких внешних признаков, но было и так ясно, что магия действует. Голос Рейми стал глубже и порождал эхо, воздух вибрировал, ветер трепал ее распущенные волосы, делая ее похожей на горгону. Голос Чарити, наоборот, поднялся до сопрано, пламя от свечи создавало на ее лице уродливую игру света, зрительно делая и без того большие глаза еще более выпуклыми, а нос — массивным. Малению со своего места он не видел, но ее голос был едва слышен.

Что-то происходило. Что-то надвигалось на них, как товарный поезд.

Ветка пихты, обвитая плющом, нещадно колола руки. В этот момент он осознал нечто ужасное, такое, в чем не сознался бы никому, не будь даже слишком поздно. Ему не хотелось, чтобы это сработало. Он совершил роковую ошибку, не поняв чего-то в себе самом — как мог он не понять чего-то столь очевидного? Он не хотел, чтобы богиня явилась. Пусть Лунные Врата остаются закрытыми.

Когда он только присоединился к ним, Хиггс сказал ему, что недостаточно ценить время время, проведенное вместе: магию он должен ценить превыше всего. Этого он так и не достиг. В провинции Мугла* он искала не только магию, но и новый дом, новую семью — и была вполне счастлив, обретя и то, и другое, и третье. Больше он не нуждался ни в чем, не говоря уж о какой-то добавочной силе, но понял это только теперь.

Теперь уж поздно: начатого не остановишь. Богиня грядет. Ему хотелось отшвырнуть ветвь и заорать, что не надо этого делать, что у них и так есть все, чтобы быть счастливыми. Им не нужны пахнущие тленом объятия Хранительницы Тайных Ключей. Но он также понимал, что прочие не поймут его. Ведь что в жизни бесконечно? Вселенная да человеческая жадность.

Кроме того, перекрестком уже завладели трансцендентные энергии: мало ли что может случиться, если он попытается прервать ход событий. Все его тело покрылось мурашками. Голоса волшебниц слились в унисон, приближаясь к финалу. Жрицы с закрытыми глазами раскачивались и пели — это не входило в программу, мелодия пришла к ним откуда-то извне, из глубин ночной темноты. Луна нависла над ними, не иначе сошла с орбиты и смотрела прямо на них.

Оторвать взгляд от изгибающихся в сладострастном танце колдуний было сложно, но он все-таки покосилась на Тома. Он улыбался и нисколько не психовал, спокойный, взгляд рубиновых глаз горел охотничьим азартом.

Резкий порыв ветра разом задул все свечи. Очутившись в кромешной темноте, группа на мгновение растерялась. Послышался жуткий хруст — фигуры в центре перекреста неестественно изогнулись, будто кто-то сильный начал скручивать хворост.

Луна пошла трещиной, словно проклюнувшееся яйцо. Гигантская сороконожка, с вывернутыми наружу ребрами, развернула свои кольца и хищно улыбнулась лицом Малении. Кишки ей заменяли змеи, к голове, будто к шлему, прикреплены совиные крылья.

Область вокруг заволокло туманом, не позволяя им убраться с перекрестком. Узилище Кошмара! Их обвели вокруг пальца!

Мерлин и Моргана! Его пронизало страхом, как током, чуть не до судорог. Они голоснули и остановили не ту машину. Они упали в яму, из которой не выбраться, как и самой Гекате, если она вообще когда-либо существовала: в мифологии с приходом новых богинь, ее все чаще стали задвигать на задний план, ее образ становился все более хтоническим, пока ей не указали место в Преисподней.

Кошмар щелкнул жвалами и этот звук стал спусковым крючком для паники. Не теряя времени, волшебник нагромоздил между собой и тварью столько барьеров, что воздух стал янтарным, заколебался и дохнул жаром. Хиггс, сохраняя спокойствие, тоже готовил что-то вроде «изыди». Ситуация еще не стала критической. Раз ничего не вышло, надо по-быстрому изгнать демонюгу и сматываться отсюда, сверкая пятками.

Именно что по-быстрому. Кошмар разинул пасть, полную острых зубов. До мага вдруг дошло, что их с самого начала обманули. Не было никакого древнего палимпсеста. Реддлу просто нужны были жертвенные бараны, чтобы задобрить хтонь. От горя и ужаса ему хотелось выть.

Сороконожка с лицом Малении тем временем оглянулась, считая трофеи. На противоположной стороне перекрестка вспыхнуло заклятие. Кошмар резко развернулся. От удара хвостом маг подлетел и врезался со всего маха в ствол раскидистого дерева. Перед глазами заплясали мушки, но он видел, как тварь подкинула вверх Оливера и прямо в полете жвалами перерубила ему позвоночник.

Трое магов, включая Омру, работали в шесть рук, пытаясь взломать пурпурный барьер Узилища. Кошмар обернулся в их сторону и завизжал на пронзительной ноте. Головы волшебников взорвались, словно переспелые дыни. Кровавая жижа потекла на пыль заброшенной дороги.

Через пару минут после раскола Луны из всей группы, в живых остались только он и Том. Маг заметил, что Реддл тяжело дышал, как загнанная лошадь, палочка в его руке ходила ходуном.

— Убирайся! — закричал волшебник. — Мы тебя не звали!

Сороконожка вопросительно качнулась.

— Либо уходи, либо плати за то, что взял!

Мертвые губы Малении изогнулись в оскале, глаза превратились в две щелки.

«Ответ на зов,» — голос звучал будто отовсюду. «Славный пир. Недобровольно. Грубо…»

— Груб здесь только ты!

Совиные крылья задрожали в возмущении, но тут же улеглись.

«Правда. Славный хлеб. Мало… Зрелище. Зрелище! Награда!»

— Зрелище?

«Битва. Кровь. Кровь. Награда!»

— Марволо, возможно, мы сумеем его ранить, если об… — Авада просвистела над его головой. Маг успел увернуться лишь потому, что краем глаза следил за ним.

— Черт-черт-черт!

Он зигзагом разорвал дистанцию между ними.

— *******, не усложняй, здесь все очевидно, просто дай себя спокойно убить! Не оттягивай неизбежное!

— Кнат цена словам этой твари, а ты и рад ей поверить. Кто гарантирует, что она потом тебя отпустит, а не просто посмеется? — Еще один зеленый луч проскользнул над плечом.

Маг рванул прочь от Реддла, зная, что на большом расстоянии труднее попасть. Он забежал за спину хтонической твари, дабы та служила естественной преградой для обзора противника и начал кастовать сверхмощные экзорцистские чары. Они не причинили сороконожке вреда, но та их почувствовала. Кошмар злобно щелкнул жвалами и предпочел убраться с линии огня. Тварь вскарабкалась под купол фиолетового тумана для лучшего обзора разворачивающейся дуэли.

Сейчас он понимал, что ситуация изначально была проигрышной. Злой Рок с самого рождения ставил его королю шах, от которого тот с трудом ускользал. Но в данный момент от мата его отделял всего один ход. Но он должен был рискнуть!

После сошествия Кошмара на перекрестке было столько дикой энергии, что хоть задницей жуй. Трансфигурировав между ним и Реддлом ряд каменных стен и окружив с помощью заклинания Авис себя стаей птиц, чтобы те принимали на себя смертоносные чары, он начал черпать силу извне для сотворения такого заклятия, которое в здравом уме ни за что бы не стал колдовать в одиночку.

Магические структуры и транши, которые он раньше видел только в отдельности, сталкивались и перемешивались, как климатические фронты. Силовые волны катились через перекресток, пригибая деревья к земле.

Первобытная сила местной интерсекции будоражила. Причаститься к ней оказалось до ужаса легко. Это было сравнимо с тем, что форсировать двигатель закисью азота. Его накрыло чувство опьянения и эйфории столь блаженной, что он почти забыл, зачем взял эту силу. Но руки продолжали чертить магические знаки в воздухе.

Реддл наконец прорвался сквозь преграду, взмахнул рукой для очередного проклятия, да так и замер истуканом. Глаза его расширились от ужаса. Если он сейчас попытается убить его, то магия внутри тела рванет так, что сотрет с лица весь перекресток.

Он почувствовал, как его руки заходили ходуном, как будто он удерживал громадную рыбу на удочке или гигантский воздушный змей на сильном ветру. Кончики пальцев стало нестерпимо колоть. Магический конструкт опасно задрожал. Узлы зачарования стали лопаться один за другим, энергетические нити с жутким свистом рассекали его руки, оставляя после себя глубокие ожоги.

Но он этого не видел. Он чувствовал Силу. Первозданный Хаос. Слышал только космические ветра.

— Ты можешь все, — шептала Бездна, — ты овладел нашей Силой, ты велик! Ты могуч!

На загривке Кошмара возникла фигура. Высокая молодая женщина с длинными, прямыми, цвета воронова крыла волосами. Женщина дико хохотала, размахивая факелом, вокруг нее бесилась свора гончих.

— Ты могуч! Те, кто тебя обидел, не знали, с кем имеют дело! Отомсти! Отплати им! Отплати им всем! Пусть они трепещут от страха у твоих ног, пусть лязгают зубами, не смея взглянуть вверх, на твое лицо! Пусть канючат и стенают, добиваясь твоей милости. Но ты будь выше этого! Отплати им! Отплати всем и за все! Мсти!

За спиной черноволосой женщины — костры с привязанными к ним фигурами в балахонах, виселицы, могильные камни, горы трупов, гидры и химеры.

— Да! — закричала черноволосая. — Смерть всем, отплати им всем! Презрение, месть и смерть! Смерть всему миру! Гори, прими же муки…

И он закричал. Нет, не закричал — завизжал жутко, истошно, не думая уже ни о гордости, ни о достоинстве, ни о сохранении человеческого облика. Плоть чернела и отваливалась от костей, корчились в огненных конвульсиях мышцы. Глаза вытекли, из пустых глазниц и рта вырвалось яркий столб синего пламени с черным дымом.

Все закончилось быстро: тело истаяло как прогоревшая свеча, пламя погасло.

Том на негнущихся ногах подошел к тому месту, где погиб маг. С губ его сорвался нервный смешок. Затем еще один.

«Славное зрелище,» — утробно пророкотал Кошмар. — «Сытное.»

Последний выживший и хтоническая тварь уставились друг на друга.

«Десерт?» Сороконожка извернулась, усики на ее голове задрожали. «Червивый.» По перекрестку пронесся ветер — то был вздох досады.

Кошмар резко дернул головой. В воздухе разнесся крик боли. Перед Реддлом на землю упало одно из жвал, обрызгав мага кислотой из открытой раны. Том стремительно отскочил в сторону. На то место, где он только что стоял рухнула сороконожка, корчась от боли. В воздухе перед ней завис призрак, сотканный из лазурного пламени.

Тварь изогнулась, стараясь ударить обидчика хвостом словно скорпион. Призрак перехватил жало, распространяя по хитиновому панцирю огонь.

Демон из Преисподней завизжал, закружил. Тварь носилась под куполом, плюясь ядом и сгустками сырой магии в попытках задеть обидчика. Но тот кружил вокруг нее подобно разъяренной осе и бил, бил, бил.

Раны были несмертельные, но от них все равно было больно и неприятно. Поэтому Кошмар предпочел сбежать обратно в свой план. Призрак кинулся следом, но проход уже закрылся. Лазурный фантом огляделся. Барьер, весь изъеденный, рассеивался прямо на глазах. На перекрестке не осталось ничего, кроме трупов. Марволо смылся, как только купол дал трещину. Преследовать его он посчитал ниже своего достоинства. Пусть бежит. Ему плевать.

Тело было легким и невесомым. Он чувствовал пространство вокруг себя, словно дельфин океан. Высоко в небе переливались звезды. Он слышал треск космической радиоволны — шумы теплового излучения Земли и земной атмосферы, планет, Солнца, звезд, межзвездной среды. Ему хотелось, чтобы звездный ветер подхватил его и унес далеко, далеко.

Что-то упало ему на затылок и стало легонько дергать за волосы. Призрак от неожиданности замер, однако копошение на голове продолжилось. Он завел руку назад, сгреб нечто с затылка и поднес к глазам.

Птица меньше ладони с малюсеньким клювом смотрела на него умными глазками-бусинками, забавно поджав лапки, четыре коготка направлены строго вперед. Он не увлекался орнитологией, поэтому не мог сказать, что эта была за птичка. Но она была похожа на него — малышка обладала призрачной формой серебристо-голубого цвета.

Он разжал пальцы, но птица и не думала взлетать, продолжая пристально смотреть на него.

— Кыш, — он слегка тряхнул ладонью. Призрачная птица качнулась, но продолжала цепляться за него.

— Ты ей нравишься, — рядом стояла Селена. В воздухе плавали радужные рыбки.

Он хотел поднять голову, но его лицо обхватили мягкими женскими ладонями.

— Нет-нет-нет. Левиафана здесь нет. Он уплыл.

Селена… Левиафан… Мысли лениво ползали в черепной коробке словно мухи. Что-то было неправильно… Что-то… Он пытался поймать ускользающую мысль. Если есть рыбы, значит есть и вода.

Селена прижалась к нему всем телом.

— Океанариум, мы в океанариуме. Мы купили входной билет и гуляем по ковровым дорожкам, а за стеклом плавают черепахи.

Он согласился с ней. Океанариум — это неплохо.

Волшебница судорожно выдохнула. Инферналы в этот раз не появились.

— Мне здесь нравится.

— Мне тоже.

Она обвила свои руки вокруг его талии.

Он положил свой подбородок ей на голову.

— Так тепло…

Они стояли довольно долго.

— Это место лучше предыдущих. Но пора проснуться.

Он крепче сжал ее в объятиях.

— Не хочу.

— Но тебе же плохо здесь. Это лишь краткий миг спокойствия перед очередным кошмаром.

Он насупился и отвернулся.

— Подумай: ты их снова потеряешь, снова будешь пылать. Прошу, отпусти все это.

— Не могу.

Танец трех граций. Хруст. Сороконожка с лицом Малении. В небе кружат совы и расколотая Луна.

— Можешь. Просто скажи свое имя и я выведу тебя отсюда.

Он чувствовал запах горелой плоти. Было больно. Казалось бы, у нервов должен быть какой-то предел чувствительности, но нет. А потом все прекратилось: пальцы ног и макушка отключились одновременно. Он тогда чуть не разревелся от облегчения. От радости, что больше нет тела и болеть больше нечему.

Теплые руки обвили шею. Поцелуй — легкий, словно стриж в руке, — коснулся щеки.

— Не думай о боли. Думай обо мне! Твое имя…

— Ос…

Луна над перекрестком. Алые глаза и зеленая вспышка Авады. Остов из окровавленных ребер и змей.

— Ос… — глаза Селены смотрят с надеждой и отчаянием.

— …вальд. Р… Р…

Распределяющая Шляпа. Чужой холодный взгляд. Василиск. Мертвая девочка. Пустые глаза мертвецов, сидящих за столом.

— Тише, тише, имени вполне достаточно. Красивое имя.

Еще один поцелуй. Уже более уверенный.

— Я жду тебя там, за пределами сна. Освальд.