Роланд все же открыл глаза. Он находился в своих покоях, в королевской спальне, на огромной кровати. Бархатные черные шторы были задернуты и ставни на огромных окнах плотно затворены. Блаженная, чернильная тьма заполняла спальню. Но Роланд почувствовал солнце. Он всегда чувствовал его, даже сквозь ставни, укрепленные мощными защитными заклятиями. Солнце было его врагом. Самым древним, и по-настоящему непобедимым.

— Мой господин.

Джеймс, полностью одетый в скромную походную форму, лишенную каких-либо знаков отличия, тоже лежал на его кровати, но неподвижно, подобно статуе и у самого края.

— Что за маскарад?! — Роланд потянулся к нему, но снова упал на кровать — магические оковы древнего бога вытянули из него слишком много силы.

— Мой господин, — повторил Джеймс, пристально глядя на него.

— Да, и намерен им оставаться! — Роланд хотел крикнуть, но голос его прозвучал неестественно тихо.

— Ты… уверен, что все еще желаешь… — Джеймс говорил медленно, полушепотом, — чтобы я был здесь, с тобой?

— А ты… точно не повредился рассудком, бывший смертный?!

Роланд и сам поразился ярости, прозвучавшей в его голосе. Ярости… или все же страхе?! Он… боялся. Боялся лишиться этого странного, несносного, незаменимого мальчишки. А Дети Ночи боятся очень немногих вещей, существующих под этой Луной.

— Ведь я лгал тебе, мой господин.

— Скорее недоговаривал, — Роланд будто слышал собственные слова со стороны, произнесенные кем-то другим.

Он… пытался оправдать своего смертного… бывшего смертного фаворита. Лишь фаворита?! Нет! Кого он обманывал?! Любимого. Единственного.

— Мне все равно, кто ты, — он опять слышал себя будто со стороны. — И мне нет дела, кто твой отец. Останься… здесь, со мной. Это все, о чем я могу просить тебя, Джеймс.

Имя любимого прозвучало по-новому, незнакомо. И Роланд точно знал, почему. Теперь он лгал. Он хотел знать. Кем же был этот обманчиво хрупкий, беззащитный смертный прежде, чем попал во дворец. И всегда ли был он смертным до того, как Роланд обротил его, подарил вечность Детей Ночи.

Но Роланд молчал, не решаясь произнести ни слова.

— Увы, мой господин, — Джеймс улыбнулся и без всякого притворного подобострастия, что порадовало и напугало Роланда одновременно.

Он ждал, что любимый сейчас сообщит ему о своем решении уйти, вернуться назад, к могущественному родителю.

— Ты не способен скрывать ложь от меня.

И на мгновение Роланду показалось, что он видит прежнего Джеймса, смертного и отчаянного, готового расстаться со своей нелепой, короткой жизнью, лишь бы только не покориться. Именно храбрость и всегда на грани безумства, привлекла внимание его отца, считавшего смертных, не больше, чем сообразительными животными. А потом она привлекла и его, Роланда и, скучающий, пресыщенный принц и сам не заметил, как интерес, любопытство, а потом и страсть, угнездились в его холодном вампирском сердце, пустили глубокие корни, а потом превратились в нечто большее, названия чему он не знал или не хотел знать. Но тогда он уже не мог представить своего вечного существования без этого сумасбродного, наглого мальчишки. И… чтобы удержать его, сохранить рядом с собой, ему пришлось решиться. Пришлось вызвать на поединок отца. И… победить. Роланд не хотел быть королем, но стал им ради Джеймса. Только лишь затем, чтобы никто и никогда не посмел посягнуть на его право… владеть этим мальчишкой.

Джеймс внимательно смотрел на него, чуть прикрыв глаза, и теперь Роланд точно знал, что он никогда не был лишь простым смертным. Так кто же из них действительно мог называться… господином?!

— Однажды древний бог Кайден, у него много имен и теперь ему вздумалось назваться Рэйвеном, — тихо заговорил Джеймс, — влюбился в простую смертную девчонку. Она была из бедной семьи, но красотой могла бы затмить любую знатную принцессу. И Кайден забрал ее к себе, в небесные чертоги, наделил бессмертием и магическими силами. Но девчонка оказалась еще и упрямой гордячкой. Все, что она желала, это вернуться назад, в мир смертных. И она пыталась бежать от Кайдена.

Джеймс замолчал и уставился в темноту.

— И древний бог не смог ей простить, — Джеймс вздохнул, — того, что не смогла полюбить его, прекрасного и могущественного, того, что не оценила его даров. Он разгневался и убил дерзкую.

— Это… была твоя мать? — Роланд уже знал ответ.

— Да, и я бессмертный полукровка, хотел отомстить за нее. Лишить отца самого ценного, что у него осталось. Власти.

— И… тебе кто-то помогал?

— Сестра, она тоже не смогла полюбить. Того, кого наш отец избрал ей в мужья.

Роланд молчал, он уже догадался о судьбе бессмертной сестры.

— И отец превратил ее в реку, которой поклоняются собаки, — подтвердил Джеймс. — Ее древнее имя было забыто, и теперь она — Серебрянка.

Роланду захотелось заключить его в объятья, прошептать на ухо, что теперь все будет хорошо. И он устыдился своего порыва, слишком смертного, слишком живого. А потому он остался лежать неподвижно.

Джеймс молчал и смотрел в темноту.

— Теперь, когда он простил… вас обоих… вы… можете вернуться? — тихо спросил Роланд и голос его был подобен шелесту осенних листьев.

Он не стал бы удерживать Джеймса, он остался бы существовать в вечной тоске, в воспоминаниях о нем. И он бы не противился, когда один из его сыновей решился бы захватить трон.

— Этот мир… намного интереснее небесных чертогов, — Джеймс улыбнулся. — Моя смертная мать… была абсолютна права.

И Роланд обнял его и позволил Джеймсу впиться в свои губы, огладить непривычно теплыми для вампира ладонями спину и… не только спину.

— Мне не нужен никто, кроме тебя… господин.