— Жаль, что не видно звёзд, — Ястреб поджимает крылья и запрокидывает голову к ночному небу.
Над их головами темно-бордовое марево, отраженный свет никогда не спящего города. Световое загрязнение во всей красе, извечный спутник мегаполисов и ярких огней улиц. Причина, почему приходится спать с плотно задернутыми шторами или в маске, чтобы хоть как-то убедить чуткий к свету организм в том, что за окном ночь.
— Звёзды? — Даби крошит сигаретным пеплом на холодную крышу. Сизый никотиновый дымок сдувает ветром, смешивает со смогом, но герой рядом с ним все равно наигранно морщится, зажимает нос жестом совершенно театральным. Хочется демонстративно выдохнуть прямо в это гримасничающее лицо, но пироман сдерживается. — Я думал, городским пташкам не интересны такие далёкие вещи. Или ты опять насмотрелся ромкомов и мечтаешь о сопливом моменте под светом звёзд?
Вот всегда так – вопросы на грани издевки. Кейго нахохливается, прячет лицо в теплый ворот лётной парки. Кривая насмешка на горелом лице портит настрой похлеще холодного вечера. Всё же пора завязывать с подобными встречами на продуваемых всеми ветрами крышах – хотя бы на время зимы выбрать что-нибудь потеплее. Да хотя бы дрянные лав-отели – за стенкой, конечно, всегда кто-то порнушно стонет и мешает концентрироваться на деле, но зато никогда не холодно.
— Ха-ха, очень смешно, — герой вырывает из чужих узловатых пальцев сигарету, выкидывает ее с края крыши. Крошечная красная точка исчезает, теряется на фоне тёплого света фонарей. Даби не расстраивается – жмет плечами в смирении, шарит по карманам плаща в поисках пачки. Таками часто так делает, в почти детской обиде отнимая то курево, то кофе. Стоило бы злиться. И он бы и злился, будь это кто-то другой – но Ястребу прощается многое. Даже перерасход сигарет.
— Я был в планетарии. Где-то лет в двенадцать, наверное, — Даби зажимает фильтр губами, но так и не прикуривает. Замирает, боясь спугнуть внезапное откровение пернатого. — У меня тогда был новый "куратор". Временный, к сожалению, — птица прячет замерзшие даже в перчатках руки в карманы, бурчит куда-то в воротник. Вынуждает пиромана наклониться слишком близко, чтобы слышать каждое слово. — И, понимаешь... Мне с тех пор хочется знать – можно ли увидеть столько звёзд на реальном небе, сколько я их увидел тогда.
Над ладонью вспыхивает синее пламя. Кейго тянется невольно ближе к источнику тепла – едва ощутимого на фоне холодного порыва ветра. Хочется накрыть пальцами, потрогать, согреться – но герой знает прекрасно, что этот огонь не греет, лишь жрёт жадно мясо до костей. И подтверждение тому – его хозяин.
Даби закусывает задумчиво фильтр сигареты, прикуривает. Удерживает дым в лёгких до последнего – до покалывания под рёбрами, до саднящей горечи на корне языка. Глаза сверлят красно-бурые очертания ночных туч.
— Нет, — на долгом выдохе вместе с никотином и смолами. — Точно не здесь, птичка.
Кейго смеётся – своим фирменным отрепетированным смехом. Совершенно неискренним, за которым так удобно прятать разочарование, обиду и тоску. Даби хочется зажать уши – или рот птице. Чтобы не слышать всю фальшь этого смеха, чтобы не сжималось так больно под ребрами от горечи, спрятанной за улыбкой и телевизионными ужимками героя.
— Я знаю, я знаю, — он снова запрокидывает голову к небу, стягивает с глаз очки. Без жёлтого оттенка стекол небо не становится черней, звёзды всё равно не пробиваются сквозь смог и дурную погоду. — Они ведь, скорее всего, приукрашивают для детей. Столько звёзд быть не может просто.
Снова короткий смешок – словно попытка упрекнуть самого себя в детской наивности. И Даби не выдерживает, подается вперёд. Клюёт носом в прохладную щеку – птичке явно пора в тепло, пока ночные "свидания" не стали причиной простуды.
— В детстве у меня был атлас звёздного неба, — в напряженной тишине страшно говорить громко. От полушепота голос у злодея чуть хрипит. Всё ещё слишком близко, он греет горячим, пропахшим табаком дыханием замерзшую кожу Таками. — И там было чертовски много звёзд. Они, может, тоже приукрашивали для детей. Но мне нравится верить, что, если свалить отсюда подальше, над головой будет светло от их количества.
Сигарета догорает до фильтра, обжигает неприятно пальцы. Даби тихо цыкает и выдергивает этим звуком Ястреба из гипнотического ступора. Тот натягивает фирменную геройскую улыбку – но уголки губ дрожат, когда Кейго прячет нос в воротник на короткую минуту тишины. В затылке острыми коготками скребёт тревожное любопытство – непозволительно не связанное со шпионской работой.
— Ты ещё помнишь названия созвездий? — Таками позволяет прорваться вопросу наружу. Но только одному-единственному, самому безобидному. Одно лишнее слово, и злодей снова от него закроется. А так хочется уцепиться когтистой хваткой за этот короткий миг откровения.
— Нет. Может быть? Пару? — Даби мажет языком по обожженному пальцу и врёт без тени сомнения.
Он, кажется, помнит каждое созвездие, что видно в этом полушарии. Или, по крайней мере, каждое, которое показал ему когда-то давно отец. Только теперь не выискивает их на ночном небе – Даби рад не видеть звёзды сквозь зарево города.
Созвездия теперь идеально вписываются между другими точками – линиями от одной крошечной веснушки до другой на золотистой коже. Цефей под правым глазом до носа. Кассиопея на левом плече над ключицей. Дракон с длинным хвостом между лопаток. Орион путанной россыпью над поясницей – его хочется разглядеть хоть раз ближе, проведя от "звезды" до "звезды" пальцем.
Ястреб ведёт крылом под слишком долгим и пронзительным взглядом. Две веснушки над верхней губой – Гончие Псы – прячутся снова в меховой ворот.
— И всё же жаль, что ничерта не видно на небе, — взгляд героя устремлен куда-то вниз, на вечно неспящие улицы, отнявшие у неба звёзды.
— Жаль, — снова лжёт без запинки Даби, запоминая новые координаты созвездий.