Обычный, серый, унылый день. Густой смог под тяжестью влажного воздуха опускался ниже, стелясь по грязи: пыль, копоть, сажа и утренняя порция содержимого ночных горшков, замешанная босыми ногами беспризорников и стоптанной обувью рабочих. Тяжёлые капли стекали по всем вертикальным поверхностям. Шершавая кладка царапала руки, когда мальчишка всем телом прижимается к ней, пропуская прохожих. Он чувствует заплесневей запах исходящий от влажной кладки, но ему приходится только теснее вжимается. Серо-жёлтый грибок распространяется по влажной поверхности. Кто-то толкает юношу, и тот хватается за карман, вгоняя ногти в чью-то руку.
— Пусти. — Он слышит шипение, откуда-то снизу, кожу на боку царапает остриё, обломанной проржавелой железки.
Рука сжимается сильнее, ногти вгоняются ещё глубже. Юноша не боялся, мир в котором он живёт, не допускает такой роскоши, как страх. Страх — это не то чувство, которую может позволить себе житель Ист-Энда. В его кармане всего два шиллинга — это нехитрое сокровище, в котором так нуждается его семья. А потому, нечего «чесать» его рёбра заточкой. Нужно было сразу глубоко вонзать её в тело. Кто знает, быть может, ему бы повезло, и он умер бы быстро. Но и счастье не то, чем может похвастаться житель трущоб. Жизнь в таком месте — это заранее проигранная лотерея.
— Пусти его. — Злобный зырк, с шепелявым высмарком.
Это был огромный детина, на его голове потрёпанная шляпа, с пол которых капает жёлтая жидкость, кусочки фекалий намертво прилипли к фетру. Нечёсаная грива, сбитая в колтуны, пропитанная экскрементами и грязью, по скрученным локонам бегали крупные вши, что даже не пытались прятаться в перенаселённой насекомыми шевелюре. Его лицо покрыто крупными язвами с чёрными струпьями. На месте носа несколько изъеденных струпьями хрящей. Он поправляет драную тряпку, пряча лицо, но даже через неё чувствуется гнилостный аромат, что доносится изо рта, а может, из той зияющей дыры, вокруг которой были некогда губы и прогнившие осколки зубов.
— Пусть валит. И рука, она всё ещё в моём кармане. — Он не боится. В таком месте быстро учишься выживать.
— Адер. Оставь его. — смачный подзатыльник и мальчонка, словно совёнок выворачивает шею.
Чёрные глазки выглядели словно бездонные колодцы, в окружении запалой орбиты. Впалые, нет… От нестерпимого голода щёки затягивало. Кожа обтягивала острые скулы и натягиваясь на линию по-детски округлой челюсти. Шмыг, густая слизь, что вытекала из носа, была затянута назад. Он сердито сжал, тонкие бескровные губки, с огромным налитым синяком на нижней.
Это его экзамен. Если он не справится. Если не принесёт деньги, его вновь изобьёт воспитатель. Опиумная тварь жестоко наказывает тех, кто не приносит дневную норму. Избытые, в рваных просечённых кровью ночных сорочках, некоторые от боли обмачивают кальсоны, воспитанники приюта ютятся на дощатом полу в холодных промёрзлых комнатах. Зима, весна, лето или осень. Промёрзшим комнатам приюта не до сезонности, погоды, удобств.
— Идём, Адер. Скоро прибудет корабль. Если хочешь пощипать карманы, попробуй, насколько они штопаны у мигрантов. — Тряпка, намотанная налицо, немного глушит тяжёлый свист, когда детина произносит слова. Он закашлялся и капельки слизи и гноя из полости сгнившей плоти пропитывают вонючую ткань. Мальчонка опускает руку, и ржавая железка прячется в карман. Он юркой змейкой шмыгнул в толпу. Судя по окрику и быстро сменяющемуся чавкающему звуку, воришке таки удалось прощупать карман зеваке. — Как отец? Здоров?
— Всё так же. Едва протрезвел, вновь пошёл в работный дом. — Юноша всё ещё жмётся к сырой кладке. Взгляд детины скользит по едва выступающему бугру латаной куртки.
Совсем рядом что-то противно хлюпнуло, над их головами с трудом скрипнули тяжёлые ставни. Ист-Энт — место, которое первым встречает солнце, но только для того, чтобы люди первыми вставали и направились на работу. Жители Ист-Энда не открывают ставни для того, чтобы впустить лучики солнышка, а только для того, чтобы выплеснуть содержимое переполненной ночной вазы.
Детина вновь выругался, это не первое попадание под «благословенный дождь», а потому бессмысленное потрясание кулаком в сторону прогнившей ставни лишь рутинный ритуал.
Юноша сжался и шмыгнул мимо преграды, быстро перебирая ногами. Сегодня ему повезло, булочник Поль, выпивавший накануне в кабаке, вместе с его отцом, крайне неповоротлив с похмелья. Влажная булка немного отдавала запахом плесени, оттого что её хранили в сыром подвале, но парень жадно вдыхал её запах.
Один раз ему приходилось проходить мимо булочной неподалёку от района Вест-Энда. Он помнил натёртую до блеска витрину с крупной вывеской над ней. Дама в элегантном платье, кокетливо придерживала локтя джентльмена, что постукивая о каменную брусчатку, проходил мимо. Невысокая, рыхлая горничная в накрахмаленном чепчике, как раз выходила из лавки. Едва двери отворились, как в лицо полыхнул аромат выпечки. Булки и багет с золотистой корочкой, а не сине-зеленый пушистой плесенью. Сладковатый запах вместо заплесневелой вони. Чувство тепла, вместо промозглой сырости и сковывающего холода. Тогда он в первый раз поддался соблазну, он и сейчас помнит это чувство тепла, свежего хлеба, того, как хрустит румяная корочка. И как тает во рту пушистая мякоть хлеба.
Юноша юркнул в очередную подворотню. Шаг, два, пять… Проход такой узкий, да ещё и завален всяким мусором: разбитые ящики, прогнившие колоды, разломанная ось украденного с кареты колеса. Истлевшая куча тряпья. Несколько загромождённых ящиков заполненными гнилыми овощами. Он замирает, слыша шорох. Тихонький шаг, в таком месте крысы не редкость и речь не только о грызунах. Тихое поскуливание и прихрамывая навстречу, виляя обрубком хвоста, выходит существо. Серая кудлатая шерсть сбитая в колтуны и налипшими комки грязи. Собака садится, приподнимаясь всем корпусов и поджимая лапки, она жалобно скулит и просит, всего кусочек. Некогда и эта тварь имела свой дом. Кто-то предприимчивый умыкнул её у чопорной горничной. Десять фунтов, за этот облезлый комок шерсти можно получить целое состояние для жителя трущоб, только главное — не попасться. Вот только не опять проигрышный билетик подкинула жизнь. Похитителя поймали блюстители закона, а перепуганное существо дало дёру в неизвестном направлении. Как и каждое заблудшее в этом жестоком мире создание рано или поздно в поисках лучшей жизни оказывается в Ист-Энде, вот только нет жизни в месте, где солнце всходит не для того, чтобы обогреть, а для того, чтобы очередная порция нечистот была выплеснута на голову проходящим под окнами. Почему так? Быть может, уставшим от жизни, измотанным болезнями, иссохшим от голода хоть на чуточку, но радостней, что меткое выплёскивание сделало чью-то жизнь хоть ненамного, но гаже.
Он сжал губы и пнул неповинное существо, что, по его мнению, паразитировало на теле этого злополучного места: «Как просто. Как же просто получить желаемое, всё что нужно это повилять хвостиком и склонить кудлатую голову. Ненавижу». — существо заскулило, его тельце шлёпнулось о кирпичную кладку, и с визгом собака сбежала в переулок. — «Она даже не укусила. Хм. Изнеженная сущность, в этом мире нужно рвать зубами, если хочешь получить хотя бы кусочек».
Юноша, протискивался узким проходим, переступая мусор и прислушиваясь к собственным шагам. Новое препятствие, ввиду бездыханного тела, он уже занёс ногу, чтобы переступить, но ОНО, зашевелилось и хриплый звук, прокатился проулком.
— Чтоб тебя, свинья пьяная. — Юноша зло процедил ругательство и быстрыми движениями прощупал складки одежды. В карманах искать нечего, судя по сине-лиловой отметке на щеке он здесь не просто так. Рыжие волосы, покрытые рыжей россыпью веснушек нос, мясистый нос и раздвоенный массивный подбородок. — Ирландец, что ли? Пф. Сами голодрань, ещё и сюда ползут в поисках чего-то.
Юноша уже хотел отбросить это неблагодарное занятие, вот только взгляд зацепился за что-то. Пальто, оно хоть и грязное, но с виду довольно добротное. Долго не думая, он тяжело перекатывал тело, стягивая суконное изделие. На ощупь ткань казалась очень мягкой, в нескольких местах зияли дыры, но они не были протёрты, скорее разрезаны. Быстро смотав в свёрток и заправив его под сюртук, юноша шмыгнул дальше. Ещё несколько шагов и ему пришлось протискиваться сквозь узкий проход между покошенной дверью и дверным проёмом. Старые дверные петли давно оторвались, а двигать полотно — остаться без того скудного тепла, что ещё таилось в помещении.
Спешным шагом, переступая через дыры в сгнивших половицах, парень поднимается на третий этаж. Вот проходя мимо дверей мистера Чаэнта, слышны крики и детский плач. Мисс Чаэнтер, недавно родила и сейчас она очень слаба здоровьем. Её заработок — шитье, для лавки мисс Морье, чтобы получит, хоть пять шиллингов нужно в день шить не менее двадцати рубашек. Но мисс Чаэнт, не успевает, малыша нужно кормить, а ещё он очень неспокоен, всё время плачет. Молоко, которым женщины вскармливают таких детей и так немного, а его ещё приходится делить с трёхлетней девочкой. А потому, для того чтобы малыш не мешал работать, мисс добавляет немного капель джина, но и на него нужно выделить средства.
Скрипнула дверь, пошатываясь, в проходе появился домоправитель. Он встал так, чтобы полностью загородить проход.
— Лаввл, где твой отец? Время оплаты ренты давно прошло. Если он рассчитывает, съехать ночью как Джоунс, то предупреждаю — я этого не позволю.
Тяжёлая палица так и качалась перед лицом юноши, тот едва увернулся, но удар всё-таки пришёлся по спине. Ступень словно поднялась, и парень больно ударился коленом. Он едва смог подняться, прихрамывая, он наконец вошел в квартиру, в которой, приходилось ютиться его семье.
Соседняя дверь скрипнула. Мисс Морпье зло сверкала глазами. Её цвет лица жёлтый, с глубокими коричневыми кругами вокруг блёклых, водянистых глаз. Драная шаль, обмотанная вокруг тела подчёркивало болезненность внешнего вида женщины.
— Лаввл. — Её голос скрипел, как несмазанные петли.
— Да, мисс Морпье. — Юноша вжимался в стену, от этого пристального взгляда ставало не по себе.
— Что у тебя там? — Она потянула цепкие пальчики к юноше, который с трудом увернулся, но колено прострелила острая боль и он, пошатнувшись, упал. — Ты, мерзкое существо, вор весь в своего отца. Живо показал, что у тебя там, или я донесу на тебя легавым.
— Не трожь сына. Ты, старая мегера, сколько раз повторять, не смей прикасаться к моим детям. — Лили Томсон, одна из немногих женщин, которая защищала своих детей, от посягательства соседей.
— Лили, портовая шлюха. — Цедила сквозь зубы соседка. Каждый раз, когда Лили смела отяжелеть, её супруг справлял свою мужскую потребность у неё. Но даже «кодло-детей» этой падшей женщины, не в состоянии было повлиять на нравственность мужчины. Невзирая на все уговоры и мольбы, он не желал нарушать закон и оставался в браке с Лили. — Что ты прячешь? Вновь обрюхатил кто?
— Не твоё дело. Ещё раз тронешь моего сына, прирежу. — Лили, схватила сына за шиворот и затолкала в комнату. Юноша болезненно хромал, но жаловаться он просто не смел. — Что у тебя?
— Матушка, я принёс это. — Лаввл достал спрятанное под курткой свёрнутое пальто бедолаги, которого он раздел. И размокшую булку, её он тоже украл. Юноша радостно смотрел в глаза уставшей матери. Та лишь скупо улыбнулась, тяжело вздыхая. Её левый уголок губ был рассечён, тонкая струйка крови подсохла и была размазана. — Кто это сделал?
Мистер Томсон не раз поднимал руку на супругу. Лили Томпсон работала швеёй. Всего десять шиллингов в неделю и те забирал у работодателя супруг. Все деньги шли на выплату долгов, главы семейства. Домоправитель заходил напомнить о долге, но откуда у неё деньги. Чтобы не говорила соседка, более лёгкой работы ей не выполнить. Живот вновь рос, но Лили не могла сказать, что с ней что-то не так, а пойти к лекарю… Даже смешно, какой лекарь в трущобах.
— Матушка… — Юноша тяжело дышал, он выудил своё сокровище и воровато сунул матери в руку.
— Лаввл. — Женщина едва сдержалась, пряча в корсете деньги.
Из комнаты донёсся едва различимый стон. Заткнув подол вокруг повязанной шали, женщина поспешила в комнату. У стены в груде тряпья в неестественной позе лежала маленькая хрупкая девушка. Её бледная кожа была покрытая крохотными бусинками. Она металась в бреду, раскидывая уложенные на тело тряпки. Лили тряхнула пальто, укрывая им тело дочери.
— Лаввл. Нужна вода, сходи к бочке, зачерпни немного. Только будь осторожным, эта мегера может стоять под дверью. — Произнесла женщина, толкая сына к двери.
Прихрамывая, юноша направился к двери комнаты. Он опасливо выглянул, в общем коридоре были слышны приглушённые мужские стоны. В стену «прилетали» ритмичные удары. Юноша скривился и эта, с позволения сказать, мисс, обвиняет его мать. А сама прислуживает в одном из этих притонов. А ведь из-за неё это произошло с Норой.
Его младшей сестре всего восемь, пока мать на работе, Нора справлялась по хозяйству. В тот день девочка вышла принести воды. Нашёл её Лаввл. Её платье было разорвано, чепчик был сбит, по тонким нескладным ножкам была размазана кровь и зловонная слизь. Лаввл, в свои шестнадцать до этого дня был неискушённым и понятия не имел, что такое похоть и как это чувство влияет на мужчин. С тех пор прошло чуть больше десяти дней. Всё это время Нора не разговаривала, её лихорадило, и она едва приходила в себя, как тут же девочка начинала кричать. Чтобы хоть немного облегчить её страдания, Лили давала дочери немного морфия, но лекарство стоило для семьи слишком дорого, по крайней мере, так говорил глава семейства.
Юноша зачерпнул воды в котелок. Его колено сильно болело, так что он старался тише ступать. Лили плакала, уложив лоб на грудь малышки. Она больше не выдерживала, жизнь в трущобах доводила её и выпивала последние силы. Если бы не сын, она бы точно покончила со всем, забирая дочь с собой. Но Лаввл, он такой ранимый. Она просто не может оставить сына с тираном отцом, который, напиваясь, после бесплодного дня в работном доме, вваливался в дом и вёл себя с супругой ничем не лучше, чем та мразь, которая обесчестила её малолетняя дочь. Лили подняла голову, устало вытирая слёзы, поглаживая дочь по волосам.
Лаввл, оставил котелок у двери и тихо выскользнул из комнаты. Он выбежал на улицу, серовато-жёлтый дым обдавал лицо. Он бежал, наталкиваясь на прохожих, в груди всё сворачивалось клубком. В этот момент мальчик, быть может, понял, насколько тяжела его жизнь. Быть может, его взросление пошло новым витком. Денег, которых он зарабатывал и еды, которой, удавалось украсть не хватало. Всё, что оставалось смириться и сдаться в работный дом, в ожидании милости, что именно тебе повезёт и ты будешь в рядах тех счастливцев, которым, поручат черновую, низкооплачиваемую работу.
Юноша проторчал возле ворот работного дома, но его оттуда погнали, у него не было нужного допуска. Да и без него хватало тех, кто желал получить хоть несколько пенни на дешёвое пойло. А ведь у них семьи. Какая лицемерная причина. Им всем нужны деньги. Им всем нужна работа. Но… Без, но, его едва не избили, злобно прорычали не соваться, куда не просят.
Лаввл, уныло плёлся. Нужно было что-то придумать. Ему нужно было заработать. Его сестрёнке нужен лекарь. Вместе с холодным туманом на улицы Ист-Энда опустилась ночь. Тяжёлые ставни были плотно закрыты. Масляные фонари давно не зажигались. Кого волновал комфорт жителей трущоб. Жителям зажатыми между Темзой и рекой Ли, нечем было осветить собственное жилище, а улицы… Да кому это нужно? Даже отбросы и ворьё не желает высовывать нос, предпочитая проматывать это время в дешёвых кабаках, борделях и прочих злачных местах.
Тихий цокот копыт, мирное поскрипывание каретной оси, единственные звуки, что прокатывались по пустынным улочкам. Лаввл, спрятался в подворотне. В такое время по их округе только легавые, да похоронные кибитки прокатывают, больше некому. И если первым на глаза попадаться не лучшая идея, то вторым плохая примета, что в принципе для юноши оно и тоже.
— Тпру-у-у. — В ответ на окрик кучера тихое лошадиное ржание.
Юноша высунулся из своего убежища. Пара неприметных коней гнедой масти нетерпеливо потряхивали головами. Они нервно постукивали копытами и нетерпеливо ржали. Кобыла несколько раз тряхнула гривой и фыркнула.
«Даже животное не выносит местный смрад». — Скривился юноша. Он замер, изучая того, кто выйдет из кареты. — «Хм. Кто бы это мог быть? Карета, в трущобах. Подозрительно».
Дверца скрипнула и хохоча, из кареты выпрыгнул полураздетый мужчина. Его сорочка выпущена, местами небрежно заправлена в штаны, сюртук был выброшен из кареты, прямо в лужу. Следом за верхней одеждой был выброшен небольшой предмет. Мужчина облокотился о дверцу кареты, округляя спину и весело щебеча. Дверца небрежно хлопнула. Щёлкнул крекер и фол пришёлся на круп кобылы. Та болезненно заржала и под мирный цокот, карета, покачиваясь, покатилась улицами Ист-Энда. Мужчина поднял с земли куртку и подкинул в ладони небольшой предмет.
— Эд? Эд, что это у тебя? — Лаввел, тихонько приблизился. Эдвард Смит, снимал не одну промозглую комнату, в которой принято было ютиться многочисленной семье, а целую квартиру, состоящую из спальни и небольшой гостиной. При этом мужчина нигде не работал, не посещал работный дом. Но по утрам он частенько плёлся пьяной походкой к колонке принести воды. Ещё поговаривали соседи, что Эдвард позволяет себе вольность — мылся каждый день.
— «Что», спрашиваешь? — Эдвард развязал кошель и высыпал на ладонь несколько монет. Потрясая ладонью, монетки позвякивали, прежде чем были спрятаны в кулак, а из него уже высыпаны назад в кошель. — Ну как? Что скажешь?
— Откуда? Эд, помоги, мне. Мне срочно нужны деньги. — Юноша поддался вперёд, в кулаке у мужчины было несколько шиллингов.
— Ха ха ха ха. Неужели хочешь взять в долг? Ну уж нет, твой отец долгов не отдаёт. Только сегодня видел его в игровом доме. — Рассмеялся в лицо Лаввла мужчина.
— Нет, не взаём. Я… Я хочу заработать. Нора, она больна, ей нужен лекарь. — Лаввл, едва не хватал за рукав соседа.
— Заработать? Хочешь работать? — Эд, подошёл едва ли не вплотную, его тело пахло. У юноши едва не закружилась голова, привычный к смраду нос никак не мог воспринять аромат парфюма. — Иди со мной, здесь темно ничего не вижу.
Лаввл, плёлся следом за Эдвардом. Скрипучие ступени прогибались под каждым шагом. Дряхлые периллы пошатывались, мстя мужчинам вонзая в ладони острые скалки. Комната Эдварда располагалась на третьем этаже, под самой крышей. Мужчина достал связку ключей. Замочная скважина жалобно скрипела, прежде чем поддалась. Дверь бесшумно отворилась. За первой, покосившейся дверью, перед мужчинами была ещё одна, добротная из цельного полотна. Отворив её Эд, подтолкнул юношу, даже не предлагая войти.
Хозяин зажигает стоящие в канделябре свечи. Длинная спичка порхала над чёрным фитилём прогорелой свечи. Буркнув: «Пошли» — Эд подхватил канделябр, освещая проход. Мужчина поставил свечи на невысокий столик. Вновь длинная спичка, со звуком «Пшшш», загорается. Крохотный огонёк порхает словно болотная мушка. С каждым таким огоньком помещение всё сильнее заполняется светом. Хозяин дома задувает спичку, крохотная искорка неохотно тухнет, отдавая лёгкой алой пульсацией, на сгоревшем древке.
— Ты пьёшь? — Скрипнула неприметная дверца секретера и Эд, достаёт бутылку, закупоренную скомканной бумагой. Лаввл отрицательно качает головой, мужчина прикладывая горлышко к губам и делает большой глоток, брезгливо сплёвывая на пол слюну. — Словно уксус. Вот тварь, таки подсунул порченое. Подойди ближе, мне нужно тебя рассмотреть.
Лаввл испытывал тяжесть во всём теле, каждый его члены словно наливался ртутью, сырость просачивалась сквозь одежду, отчего та казалась влажной, каждое движение было стеснено и скованно. Под тяжестью этого взгляда юноша едва шаркал ногами. Страх липкой паутиной сковал и укутал, но он продолжал сокращать расстояние между ними.
«Эд, не работает, но убранство комнаты слишком шикарное, как для Ист-Энда». — юноша закусил губы. Он остановился в нескольких шагах от хозяина дома. То цыкнул и приблизился сам, хватая мальчонку за подбородок.
— Весь в грязи. Тело воняет потом, грязью и испражнениями. — Эд, вертел его лицом из стороны в сторону, до боли сжимая щёки соседского мальчишки. Лаввл стонет, пальцы хозяина дома едва не сходиться, сдавливая щёки. — Рот открой, всё за тебя, что ли, делать? Хм, неплохо, зубы вроде целые. Сними это уродство с головы, лица совсем невидно.
Головной убор был сброшен, косматые волосы, не знавшие гребня, были сальными и спутанными. Эд пригладил их назад и вновь цыкнул. Он достал платок, проводя надушенной тканью по лицу. Голова вновь кружилась. Хмык и подбородок отпустили, отчего он тотчас прилип к груди.
— Голову подними, хочу разглядеть тебя получше. — Эд потянулся к канделябру, поднося его, едва ли не вплотную к лицу юноши.
Русо-золотистые сальные волосы после того, как их убрали назад, выглядели довольно опрятно, они, конечно, слишком длинные как для мальчика, но это придавало его лицу некого очарования. Как для оборванца из трущоб кожа лицо довольно светлая, жаль, её портили желтоватые следы от синяков и мелкие шелушения. Особенно выделялись глубокие глаза.
— Словно карбункулы в золотом обрамлении. — Придирчиво произнёс Эд
Выгоревшие после очередной подработки брови и ресницы, и правда были похожи на золотые украшения, в центре которых, был инкрустирован драгоценный камень. Юноша немного приболел, и от лихорадки его глаза влажно блестели. Нос казался большим и выступал на фоне впалых от недоедания щёк. Тонкие ровные губы с выраженными луками, покрытые множеством трещин и шелушений. Острый подбородок придавал лицу вытянутого и немного девичьего выражения.
— Хорошенький, мадам понравишься. — Эдвард вновь пригубил вина кривляясь, в этот раз он его проглотил. — Лаввл, ты девственник?
Ответа не требовалось, краска залила лицо, до самой шеи. Юноша только открывал и закрывал рот.
«При чём здесь это? К чему такие вопросы?» — Вопросы нравственности даже для простолюдинов были как не странно важны. До того, что произошло с Норой, Лаввл, и понятия не имел, что мужской орган нужен не только для того, чтобы справлять нужду.
— Значит, да. Я слышал, что сделали с Норой, но Лаввл, такова жизнь. Ты уверен, что ради сестры готов на любую работу? Ты должен понимать, лекарь стоит дорого, да и в трущобы он не пойдёт ради девочки оборванки. — Слова Эда безжалостно хлестали юношу по лицу. — Если согласен на всё, то есть хороший способ быстро заработать. Если кое-что выгодно продать, то можно заработать несколько фунтов. Этого хватит и на лекаря, и на лекарства.
— Фунтов? — Лаввл, схватил соседа за руку, отчего тот дёрнулся, проливая вино на сорочку. — я готов. Что нужно?
— Как страстно, неплохо, но не спеши соглашаться. — Эд, вырвал руку, отряхивая с рубашки капли прокисшего напитка. — да есть способ быстро получить большие деньги, не прикладывая излишних усилий. Всё, что нужно — кое-что продать. Заметь, очень выгодно продать.
— Продать? Но у меня ничего нет. — Юноша растерялся. То, что говорил Эд, было бессмыслицей.
— Ничего нет. — Он рассмеялся мальчонке прямо в глаза. — У тебя есть кое-что очень и очень ценное. А ещё ты в довольно выгодном положении, так как ты можешь немного сжульничать и продать это нечто несколько раз хоть это и рискованно, но всё же. Это же ради Норы.
— «Очень ценное»? «Продать несколько раз»? — Юноша словно в бреду повторял слова соседа. Но чем таки ценным он обладал и понятия об этом не имел.
— Ты можешь продать свою девственность Лаввл. — И вновь слова соседа хлещут по лицу. После каждого такого «удара» появляются багровые пятна. — Есть одно «но», дамы в бордель не ходят.
— Но, тогда. — Чёрный зрачок словно зияющая дыра, заполонил синюю радужку. Лаввл, открыл в испуге рот, но так и не проронил ни слова.
— Да Лаввл. Ты всё правильно понял. Ты можешь продать свою девственность мужчине, и, к твоему счастью, не одному. В заведение мадам Леор частенько заходит один господин, он довольно щедр. А за такого, как ты уж точно отстегнёт не один фунт. — Юноша сам схватился за бутылку, но сосед лишь выдернул руку. — Не так быстро, ты мне ещё за сорочку должен. Ещё не согласился, а уже одни затраты с тобой.
— Но, как? Как можно продать девственность мужчине? — Юноша ничего не знал о похоти и страсти, что считались в их обществе пороком. Эд, похлопал его по бёдрам.
— Эта дырочка, очень ценится у некоторых клиентов. Настолько ценится, что они готовы, хорошо потрясти собственными кошелём. Ты юн, Лаввл. Кроток. У тебя светлая кожа и невероятно-красивые глаза. Тебе стоит хорошенько подумать, но едва ты войдёшь во вкус, сможешь позволить себе не только отдельную квартиру в Ист-Энде. Если хорошо поработаешь попкой, то кто знает, может кто тебя и на содержание возьмёт? А это совсем другой уровень. — Эд не особо жаждал приводить в салон конкурента, но он не первый год занимается подобным, у него свои клиенты и свои уловки.
Юноша покинул квартиру соседа, так и не дав однозначного ответа. Его голова пылала словно в бреду. Оказывается, некоторые джентльмены готовы платить больше за то, чтобы их в постели ублажал мужчина. Тело трясло, ещё одно место служащее для естественных испражнений, может быть использовано для оказания такого рода услуг. По словам Эда — это может быть даже приятно. Приятно не только для клиента, но и для самого Лаввла.
Юноша замер возле двери в квартиру. На месте медной ручки зияющая дыра. Даже забитый, изогнутый гвоздь, который, по мнению домоправителя, должен был выполнять роль дверного замка, никогда не использовался жильцами. Дверь не принято было запирать. Не от кого. В их скудном жилье нечем было поживиться. В вот в квартире Эдварда были аж две двери. Да и убранство нельзя было назвать скромным. По словам соседа, у него есть покровитель, который не желает портить репутацию, приходя в бордель. Навещает Эдварда он довольно редко, но платит щедро. Из этих же денег мужчина и платит ренту за отдельную квартиру. На деньги покровителя была обустроена спальня, а ещё тот желал, чтобы мужчина прилично выглядел и сносно пахнул. Приходит он днём, когда большая часть жильцов отправляется на работу. Всё остальное Эдвард не пожелал рассказывать, ссылаясь на усталость, выпроводил гостя.
Лаввл тихонько прошмыгнул в комнату. Денег у семьи не было, а потому Лили жгла только одну свечу, ею же освещала всю комнату. Лаввл стянул куртку и снял грязные ботинки. Пользуясь тем, что огарок освещал дальнюю стену, он хотел прокрасться незаметно и прилечь на своё тюфяк. Кроме Лили, у юноши было ещё три младших брата, но санитарные служащие отняли и их и отправили в приют для бедных, где братьям подлежало пройти обучение. Нору тоже должны были забрать, но девочка была больна, а потому к ней не проявили интереса.
Дверь распахнулась, впуская вместе с собой тяжёлый смрад перегара и дыма. Тяжело ступая по прогнившим половицам, глава семейства грязно ругался, подзывая супругу. Лили поправила под чепчик сбившийся локон и, склонив голову, приблизилась к супругу.
— Шлюха. — Смачная плюха и женщина не устояла на ногах. Мистер Томпсон пребывал в дурном распоряжении духа, и потому не пожалев сил, пнул супругу по рёбрам. Лили закашлялась, с её губ более не срывались стоны, к побоям и дурному настроению супруга пьяницы она привыкла. — Где Лаввл? Где ты прячешь этого отброса. Ты хоть знаешь, что он посмел сделать? Он посмел отнять у отца работу. Пришёл в работный дом. Деньги ему нужны. Чего молчишь шлюха? Что ты сегодня делала? Опять ноги разводила перед мужиками, вместо того, чтобы работать?
— Я работала. — Женщина едва сипела от боли.
Здесь и сейчас её оправдание не имели смысла. Супруг пьян. Опять. Он вновь спустил последние гроши, заливая своё гнев дешёвым пойлом. Видимо, он и сегодня проиграл то, чего у него нет. Векселя и расписки по долгам, вот чем богат глава семейства Томсон.
— Врёшь, я был у твоего работодателя. Ты не сдала норму. Опять сидела у постели этой шлюхи. — Ещё одна смачная пощёчина. Лицо Лили онемело уже после первого удара. В ушах звенело, но это было и неважно. Всё, в чём упрекает её супруг, женщина знала и так. — Так за что он тебе платит? Марджери всё мне рассказала. Рассказала, чем ты занимаешься, пока я вкалываю, чтобы прокормить твоего ублюдка. Я спрашиваю тебя где Лаввл? Ты тварь ещё смеешь мне лгать, что он мой? Посмотри на него: кожа да кости, хилый, да и волосы у него светлые. Совсем как у твоего ублюдка любовника. Ну что, вы, наверное, знатно повеселились, повесив на меня этого выродка. Отвечай тварь.
— Лаввл, твой первенец. Ему шестнадцать на мистера Рилла, я и трёх лет не работаю, откуда его ребёнку взяться? — Женщина едва лепетала.
Её слова вместо того, чтобы успокоить супруга разъярили его ещё сильнее. Он не слабо замахнулся и ударил женщину в живот. Пустой желудок тотчас скрутило и желудочный сок с алыми прожилками закапал с её губ. Но пьяному главе семейства этого было мало. Содрав с супруги чепчик, он потащил её за волосы к груде тряпья, повалив на грязный тюфяк.
— Шлюха, я тебе покажу из меня рогоносца делать. Я тебя научу уважать супруга. — Лили не вырывалась, и не сопротивлялась, её тело слишком слабо для этого.
«Только бы Лаввл, не вернулся. Только бы мой мальчик этого не видел». — Молила небеса женщина, в тот момент кода супруг задрал ей юбку.
Тяжёлая работа, частое пьянство, да и, наверное, ещё много чего влияло на мужчин и их силу, но мистер Томсон считал, что всё это не про него. Вот Марджери, иссохшая как сушёная слива быстро заставляет его отреагировать, так почему эта шлюха не желает ублажать супруга. А ведь перед иными она охотно разводит ноги. В этом мужчина был уверен. Так весь дом утверждал, а они врать не будут, с чего бы? Так почему с ним она такая холодная? Злясь на жену и собственное бессилие, мистер Томсон хватает первое, что попадает под руку.
— Шлюха… — Лили болезненно кричит, глубже утыкаясь лицом в прелые тряпки.
«Это не продлится долго. Нужно терпеть, вот сейчас, вот ещё пару раз, и он повалится сверху». — Её глаза сухие, у неё нет больше сил плакать. Сейчас он груб, а наутро всё повториться. Супруг будет молить прощения, признаваться в любви и рвать на себе волосы. А вечером напьётся и всё по новой. — «Только бы Лаввла не было дома. Только бы он этого не видел».
Но небо было так же холодно к слезам женщины, как и этим утром, когда солнечный диск прокатывался над свинцовыми тучами. Лаввл забился у самое стены, сжимая кулаки и закусывая до крови пальцы. Мрак комнаты и скудный свет свечи не позволило травмировать его ещё сильнее. Он не видел, того, что отец сделал с его матерью, но его воображение всё нарисовало за него. И это было ужасно.
«Мать терпит отца не один год, то же самое сделали с Норой». — Глубоко в груди всё рвалось на ошмётки, сердце громыхало, словно набат зовущих солдат в бой. Мать запрещала вмешиваться, если не злить отца, то он быстро успокоится, если выступить против — может убить. Юноша чувствовал, как его одолевало отчаяние. Он должен был, что-то сделать. Он должен был спасти мать. У него единый выход. Раз для этого нужно продать что-то ценное. Он это сделает.